Офицер Эстен Ривс довольствовался сиянием восковой свечечки, передав поставленные ему Академиями магические лампы своим подчинённым. Внутри его скромного шатра было небольшое пространство, отгороженное вышитыми портьерами и устланное шкурами. Там сотник сидел сгорбившись над бумагами: он заполнял гроссбухи, писал рапорты и попутно размышлял, куда же могла запропаститься Сивая.
Ривс знал о множестве банд на побережье между Полуостровом и Заландскими землями. И почти все они находились в понимающих с офицером отношениях — за символическую цену разбойники терялись из виду, когда это было необходимо. Свора южан же в свою очередь обладала настолько непредсказуемым лидером, что Эстен был готов поверить сальным солдатским анекдотам о женщинах.
Наконец, офицер отложил перо и выдохнул: «Работу своего адъютанта я закончил, осталась лишь моя». Покрутив глобус, калебец убедился, что материки не изменили своей формы, но также он вспомнил о пропущенном обеде, полднике и ужине.
Эстен накинул мундир. Раздвинув пола шатра, он зашагал по ночному лагерю меж факелов, пламя которых, бледное в лунном свете, трепетало на ветру.
— Десятник Колин! — крикнул он в сгустившиеся тени на краю лагеря.
Ривс встал навытяжку. Из мрака показалась фигура с забитыми от добра руками.
— Аркана мио, Колин, покажись!
Фигура подалась ещё ближе.
— Гм, — поежился десятник под жестким, испытывающим взглядом офицера, — здравия, амиго.