Когда Ли пригласил Рыжего к себе домой, тот испытал настоящий восторг и предвкушение. За тринадцать лет своей жизни он никогда не был в гостях, только у родственников, и то по праздникам. А тут его друг, а теперь еще и одноклассник, пригласил его к себе.
Но сейчас, стоя у железных кованых ворот, он почувствовал, как что-то неприятное заскребло у него внутри. Он знал, что Шэ Ли из обеспеченной семьи, но Мо и вообразить себе не мог, что настолько.
За воротами, которые словно демонстративно отделяли улицу от частной собственности, возвышался самый настоящий дворец. Дом Ли был величественным белоснежным особняком с массивными колоннами и арками, создающими ощущение монументальной роскоши.
Само здание было трехэтажным, выполненным в элегантном классическом стиле. Окна с черными рамами до самого пола, окруженные витиеватыми декоративными элементами, пропускали мягкий желтый свет изнутри. Балконы с изящными коваными перилами украшали второй этаж, придавая дому изысканный и одновременно строгий вид.
Гуань Шань не мог оторвать взгляд, в голове просто не укладывалось, что такие места вообще существуют в реальной жизни, а не в фильмах, которые часто смотрела его мама по телевизору. Даже лужайка у дома с аккуратно подстриженным газоном, идеально чистой брусчаткой и небольшим фонтаном словно насмехалась над парнем, подмечая его бедность и ничтожность.
Рыжий невольно сжал лямку рюкзака, чувствуя себя словно мусорный бак посреди выставки произведений искусства в своем растянутом худи, спортивных штанах и уже достаточно потрепанных кедах. Внезапно с тихим скрежетом ворота сами собой отворились, а механический голос — Рыжий так и не понял, откуда он шел — строго проговорил:
— Проходите. Господин вас ожидает.
Гуань неуверенно сделал шаг, потом еще, и еще, пока не пересек ворота, опасаясь, что включится сигнализация. Но ничего такого не произошло.
«Как мне к нему обращаться?» — промелькнуло у него в голове, пока он шёл к дверям, чувствуя себя маленьким и чужим в этом бесконечно далеком мире. Голос проговорил «господин», вряд ли Рыжему позволят сказать просто «Привет, Ли». А если Рыжий столкнется с его родителями? Что ему тогда делать? Он же просто сгорит со стыда и страха.
Глаза Рыжего зацепились за массивные резные двери, и он поймал себя на мысли, что боится даже прикоснуться к этой роскоши. Но, к счастью, двери сами распахнулись перед ним. На пороге стояла взрослая женщина в строгом деловом костюме и с идеально уложенным пучком. Рыжий резко поклонился, раньше, чем она успела что-то сказать.
Повисла неловкая пауза — Рыжий все так и стоял склонившись, боясь, что если он выпрямится, женщина сочтет его невоспитанным и будет дурно думать о его матери. Но тишину прервал голос:
— Ты че там встал? Заходи.
Рыжий неуверенно выпрямился и увидел за спиной женщины Ли, одетого не в какой-то дорогущий смокинг, а в обычную футболку и домашние штаны. Он перевел взгляд на женщину, но та не выражала никаких эмоций, а просто отошла, пропуская его вперед. Мо вошел в дом и замер у порога, чувствуя дикую неловкость, наклонился, стягивая кеды с ног.
— Да господи, проходи так. Ты че ломаешься? В гостях никогда не был, что ли?
— Был конечно! — Рыжий нахмурился, не хотел признаваться и тут же постарался собраться. Шэ Ли, схватив его за руку, потащил наверх по массивной огромной лестнице.
Комната Ли оказывается просто гигантской, в сравнении с масштабом комнаты Рыжего. Тут стоит огромная двуспальная кровать, длинный вытянутый стол прямо у окна, на котором большой и тонкий монитор, прямо как у игровых стримеров, огромный плазменный телевизор и консоль с приставкой. В комнате есть еще две двери, но Рыжий понятия не имеет, куда они ведут.
Эта комната, как и весь дом, была эпицентром роскоши и красоты. В глаза сразу бросалось, что все детали подбирали со вкусом и изяществом. Единственное, что портило весь вид, — мусор и беспорядок. Серьезно, вся комната была захламлена чем только можно. На полу валялась скомканная одежда, носки и даже нижнее белье. Повсюду, куда не глянь, лежали коробки от пиццы, коробочки от лапши, банки от энергетиков, пустые и грязные тарелки и кружки с остатками пищи, которым на вид было уже несколько дней.
Рыжий удивленно осмотрелся. У него просто в голове не укладывалось сочетание роскоши и богатства с мусором и беспорядком.
— Ты кушать хочешь? Там пицца вроде осталась. Могу попросить повара что-то приготовить, но честно — еда дерьмовая. Не могу уже это есть.
— У тебя есть повар?
— Ну разумеется. И не только он. А кто, по-твоему, готовит, убирает, делает покупки, следит за всем домом и занимается все этой скукотищей? Мать моя, что ли? Или я?
— Да нет, — неуверенно говорит Рыжий и опускает свой рюкзак на небольшой чистый участок пола, — наверное. Я не голоден, ничего не нужно, спасибо.
— Как хочешь. Ну что? Чем займемся? Можем в игры порубиться или посмотреть что-то.
— Ну, можем и поиграть. А во что?
— Да выбора дохрена. Ты скажи, что нравится, я подберу, — Ли достает пачку с сигаретами. Взяв одну, хватает ее губами и затягивается, поджигая зажигалкой.
— Ты куришь? Еще и дома?
— Ну да, и че? Мой дом — че хочу, то и делаю.
— А родители ругаться не будут?
— Родители? — Ли усмехается, выдыхая. — Мать в какой-то командировке, улетела на месяц. Точнее, это официальная версия. На самом деле она отдыхает со своим хахалем, думает, я не в курсе. А отец не мог не воспользоваться этим, ушел к своей шлюхе. Будет не скоро.
— Извини, я не знал, — Рыжий отводит глаза, чувствуя укол совести.
— Да забей, мне как-то похуй. — Ли опускается в кресло-мешок и протягивает сигарету Рыжему. — Хочешь?
— Я же не курю.
— Че зассал? — Ли ухмыляется, от чего Рыжий тут же хмурится и злится.
— Не зассал я! Дай сюда.
Размашистым шагом идет к Ли и тянет руку к сигарете, пытаясь взять ее из рук. Но Ли тут же становится серьезным, хватает его за предплечье, пресекая попытку.
— Успокойся. Я пошутил. Это та еще дрянь, не хватало, чтобы и ты в курильщики затесался.
Рыжий рвано выдыхает и кивает на сигарету.
— Сам-то чего начал? — едко бросает он. — Знаешь, что дерьмо, так брось.
Ли хмурится и, отпуская руку Рыжего, отворачивается.
— Были причины, — коротко отвечает он. — Тебе-то что? Не твое здоровье.
— Расскажи, — Рыжий пристально смотрит, явно не собираясь отступать.
Ли поднимает бровь, чуть ухмыляется, оценивающе глядя на него, словно проверяет, можно ли ему доверить такую информацию. Походу, Рыжий проверку не проходит.
— Забей. Долгая история. Не твое дело.
Рыжий, не отводя взгляда, притягивает игровое кресло поближе, садится напротив Ли и продолжает спокойно:
— Может, и не мое, но мне не все равно.
Ли резко выдыхает, будто собирается с духом, и наконец говорит, отворачиваясь.
— Да ничего там серьезного. Попробовал когда-то, нервы шалили. В семье… в общем, дерьмо всякое творилось. А потом втянулся. Привычка.
Он замолкает, упирается взглядом в пол, будто разговора больше нет. И Рыжий молчит, но вглядывается в него, словно ожидает, что Ли продолжит.
— Чего? — бросает Ли, заметив пристальный взгляд. — Серьезно, чего тебе надо?
— У тебя что, с родителями проблемы? — не отступает Рыжий.
— Да нет, — спокойно бросает Ли, но глаза чуть темнеют. — Им на меня плевать, ну и мне тоже.
— Давно?
— Ага, — Ли отворачивается, замыкается на пару мгновений, но продолжает. — Они оба. Работа, интрижки на стороне, свои какие-то вечные терки — всегда что-то важнее. Ребенком-то меня не особо считали, вот няни были — и ладно. Матери было не до меня, занималась только собой, а отец, если я к нему случайно заходил, тут же звал кого-то, чтобы меня увели.
Ли делает глубокую затяжку, дым окутывает его лицо, а взгляд становится еще жестче. Рыжий смотрит на него не отводя взгляда, чувствует смесь жалости и боли к нему. Но, конечно же, не жалеет. Ли не из тех, кого нужно гладить по головке и прижимать к себе со стандартной фразой «все будет хорошо».
У Рыжего самого было не лучшее детство, зато рядом всегда была мама. А у Шэ Ли хоть фактически были оба родителя, на деле не было ни одного. И Гуань понимает, чувствует насколько Ли одиноко в таком огрохуенном доме одному. Одиноко настолько, что в глазах сквозит пустота.
— Поэтому мне теперь на них… — Ли ухмыляется, но без тени веселья, — все равно, в общем. Живу как хочу.
— Не особо-то всё равно, — шепчет Рыжий, не отводя взгляда.
— Говорю же, — Ли оглядывается на Рыжего, утомленно качая головой, — я привык. Один — значит один. С этим проще смириться.
Рыжий не знает, как поддерживать, как спасать людей, не умеет подбирать правильные слова. Рыжий не умеет, зато умеет Ли, ведь именно он спас его год назад — от боли, от насмешек, от одиночества. И Гуань Шань чувствует, что теперь настала его очередь. Он осторожно кладет ладонь ему на колено и слегка сжимает, чувствуя напряжение в теле, и заглядывает в удивленные глаза.
— Это… не должно было быть так, — он говорит тихо, но твёрдо. — Да и не один ты. Тебе ведь есть к кому прийти, так?
Ли чуть хмурится, но в его взгляде что-то смягчается, словно он только сейчас это осознал. Спустя секунду он кивает и уходит в глубокое молчание, затем тушит сигарету в самодельной пепельнице — банке из-под энергетика — и хлопает Рыжего по руке.
— Ладно, — он шумно выдыхает, — пошли лучше в игры рубиться.
Рыжий слегка улыбается в ответ и кивает:
— Только я никогда не играл в такое. Научишь?
— Охуеть блядь, ты еще такой зеленый. Но это и хорошо, познаешь все прелести. — Ли встает и включает телевизор и приставку. — Научу конечно, не оставлять же мне тебя девственником.
Они оба смеются и, включив какую-то новую крутую стрелялку, играют вместе до поздней ночи.
Время пролетает незаметно, и за окном уже стоит октябрь. Сильно холодно не стало, максимум слегка прохладно. Это были последние дни осени, которые радовали солнцем и теплом перед ноябрьским промозглым дождем и холодными ветрами.
Мо, как обычно, сидит за партой, пока солнце падает прямо на его точеный профиль — острые скулы, ровную линию челюсти, прямой и слегка заостренный книзу нос. Его светлые ресницы и волосы на солнце будто светятся, становясь огненно-красными.
Несмотря на ясную и солнечную погоду, на душе Мо тотальная меланхолия. Настроения нет совсем, и Ли, похоже, это совсем не заботит. Потеряв к нему всякий интерес из-за его апатичности, он переключился на более интересных одноклассников.
С Хэ Тянем Рыжий больше не пересекается. Ну как, они видятся, в одном классе все-таки, но все ограничивается игрой в гляделки — пока Хэ Тянь отвечает у доски, пока они сидят в столовой за обедом, пока Рыжий курит в ожидании Ли на школьном дворе или у ворот.
Так правильно, так даже лучше. Нет этого назойливого присутствия, ебучих шуток, блядской ухмылки и мажорского запаха его духов. Все ровно так же, как было до появления новенького. У Мо своя жизнь, свое дерьмо, свои проблемы, к которым он уже давно привык.
Они не друзья и не приятели.
В кабинет заходит учитель, и класс сразу замолкает, усаживаясь по своим местам. Он выкладывает на стол стопку документов и внимательно осматривает всех.
— Доброе утро. Проведем сначала перекличку, потом приступим к проверке домашнего задания.
Ли, уже успевший вернуться на место, пихает Мо локтем, привлекая его внимание, и тихо произносит:
— Что с тобой творится?
— Ничего.
— С самого утра какой-то хмурый. Что не так?
— Со мной все нормально, окей?
— Тогда ебало сделай попроще, мне не нравится твоя такая физиономия.
Рыжий оборачивается лицом к Ли, смотрит долго прямо в глаза и пытается понять, что у него сейчас в голове. А у Ли никаких эмоций, тотальное безразличие и щепотка раздражения. Это понятно только тому, кто с ним бок о бок пять лет, кто уже выучил его наизусть — по взгляду, по жестам, по вздоху, по движениям. Мо чувствует раздражение, даже обиду, но что он ожидал? Это же, блядь, Шэ Ли. Забота и человеческая эмпатия так же чужды для него, как знойная жара для Антарктиды.
Отворачивает от него голову и врезается взглядом в серые глаза новенького, который слишком прямо и пронзительно смотрит на него, сидя сейчас в полоборота. Он подслушивал? Нахуя так смотреть?
Гуань вопросительно изгибает бровь, мол, чего тебе? На что уставился? Хэ Тянь спокойно кивает головой в сторону учителя, и Рыжий наконец понимает что к чему. Занятой мыслями о Ли, он не заметил, как по списку дошли до него, и теперь, не услышав подтверждения присутствия, учитель укоризненно смотрел на Гуаня.
— Спасибо. Наконец-то вы обратили на меня внимание. Гуань, я назвал твое имя три раза. О чем ты так увлеченно общаешься, что совсем ничего не слышишь?
— Извините, — Рыжий насупился, злобно буркнув.
— Будь внимательнее и прекращайте свои разговоры, пожалуйста.
Он снова вернулся к перекличке, а Рыжий раздраженно стал рисовать замысловатые каракули на последней странице тетради.
— Гуань, останься на пару минут.
Рыжий, складывая учебники в рюкзак, замер, услышав учителя. Урок уже закончился, ученики покидали класс, спеша поскорее в столовую, а Ли ждал его, сидя прямо на парте.
Закинув рюкзак на плечо, Рыжий обратился к нему:
— Подожди меня в столовой.
— А здесь че? Нельзя?
— Ли, просто иди в столовую. Я скоро подойду, — затем помолчав, добавил: — Пожалуйста.
Ли демонстративно недовольно выдохнул, но все же вышел из класса, и Рыжий приблизился к столу учителя. Тот снял очки с переносицы, отложил в сторону и, скрестив руки в замок, спокойно проговорил:
— Как твоя мама?
— Нормально.
— Как ее здоровье?
— Нормально, — Рыжий искренне не понимал, к чему сейчас этот разговор, и злился, что вообще затрагивается эта тема.
— Гуань, я понимаю, что тебе нелегко. Ты единственный мужчина в семье, да еще и мама в таком состоянии.
— В нормальном она состоянии, — он едва сдерживался, чтобы не развернуться и уйти, чтобы не слышать этот пустой треп.
Заметив это, классный руководитель поднял руки вверх в примирительном жесте:
— Хорошо, хорошо. Давай закроем тему. Я вот о чем хотел с тобой поговорить. Ты ведь знаешь, что совсем скоро начнутся осенние экзамены?
— Да.
— Как ты думаешь, ты готов к ним?
— Не знаю. Ну, наверное.
— Ты знаешь свой рейтинг в классе?
— Нет.
Учитель шумно выдохнул и достав какие-то бумаги, пробежался по ним взглядом.
— На данный момент ты на предпоследнем месте. Перед Шэ Ли. И я боюсь, Гуань, что до проходного балла ты не дотянешь.
— Ободряюще, учитель.
— Я не в том смысле. Я понимаю, что у тебя есть трудности с учебой — это нормально, мы все разные. Кому-то она дается легко и свободно, а кому-то с титаническими усилиями. Но если ты хочешь окончить школу хотя бы с удовлетворительными оценками, то тебе нужно очень сильно постараться. Но освоить всю упущенную информацию в одиночку крайне сложно. Поэтому попроси одноклассников тебе помочь.
— Супер, и кого я попрошу? Я ни с кем из класса не общаюсь толком.
— Попроси Хэ Тяня.
— Че?
— Новенького. За месяц он показал потрясающие результаты, выбился в тройку лучших учеников и отлично справляется почти со всеми предметами.
— Мне пох… мне все равно, чего он добился. Я не стану у него просить помощи!
— Гуань Шань, пойми, в том чтобы попросить о помощи нет ничего зазорного. Если ты так плохо ладишь с одноклассниками, попробуй с тем, кто тебя еще не знает. Ты волен сам строить отношение с человеком и позволить узнать тебя настоящего, а не делать выводы по слухам.
Рыжий нервно дергает коленкой, играя желваками на скулах, пока слушает учителя. Прийти к этому самодовольному ублюдскому мажору с просьбой помочь? Да лучше он себе язык нахуй вырвет, в окно выйдет, останется последним в этом ебучем рейтинге. Никогда. Ни за что. Рыжий так низко не опустится, не падет в глазах новенького.
— Я не стану просить у него помощи. Ни в этой жизни, ни в следующей, — Рыжий чеканил каждое слово, так и источая ауру ненависти.
— Ох, Гуань Шань, — учитель устало потер переносицу, видимо, борясь с головной болью от такой упертости своего ученика, — я бы очень хотел, чтобы ты окончил школу достойно. Как хотела твоя мать, как хотел ты сам.
— Я окончу и справлюсь без чьей-либо помощи.
— Ты в этом уверен?
— Абсолютно.
— У тебя еще есть две недели, все в твоих руках. Но придется осваивать большой материал.
— Справлюсь. Могу идти?
— Конечно, больше не держу тебя.
Рыжий слишком резко поправляет сползающую лямку от рюкзака на плече и хочет скорее свалить, но его вновь окликают:
— Погоди. Забыл кое-что.
Мо молча обернулся, уже сжимая ручку двери, словно она была его последним шансом на выживание.
— Ты бы пересмотрел свой круг общения. Парень ты хороший, но связался явно не с той компанией. Он тебя на дно тянет, и пока не стало слишком поздно, лучше прекращай с ним дружбу. Лучше он тебе не сделает.
— Теперь могу идти?
И после короткого кивка Гуань наконец вышел из класса.
Как только Гуань Шань оказался в коридоре, его буквально накрыло раздражение. Нет, не просто накрыло, а придавило, расплющило, размазало. Мысли кружились в голове, но главным было одно: он не собирается слушать учителя и просить помощи у Хэ Тяня. Потому что просить помощь — проявить слабость. Он усек это золотое правило еще будучи маленьким. Всегда полагайся на себя, всегда рассчитывай на себя. Тогда ты в выигрыше. Попросив помощи однажды, он до сих пор ходит в должниках. Второго такого проеба он не допустит.
Ли уже ждал его недалеко от столовой, лениво опершись о стену, кидая насмешливые взгляды на пробегающих мимо учеников, которые старались не пересекаться с ним взглядом и проходили быстро, смотря в пол.
— Че так долго? — проговорил Ли, оттолкнувшись от стены. — Этот препод опять мозги ебал?
Мо, стиснув зубы, промолчал и двинулся дальше по коридору, пытаясь игнорировать комментарий Ли.
— Эй, Рыжий, я с тобой разговариваю, — Ли закинул руку на плечо Мо, пытаясь притормозить его. — Че за хрень там обсуждали?
Мо резко сбросил его руку и остановился. Он хотел что-то сказать, но внутри клокотала смесь гнева и беспомощности. Ли всегда казался незаметной, но неотступной тенью, которая всегда была за ним, следовала по пятам, душила и не давала нормально жить. Он прекрасно это понимал, чувствовал, но боялся себе в этом признаться. Куда легче было все отрицать, верить в то, что у него просто такой характер, его просто недолюбили, он таким родился, поменять ничего нельзя. Но уже двое заметили это, ткнули пальцем в еще не зажившую рану Мо, расковыряли, вспарывая и отрывая тонкую, едва затянувшуюся корочку. Теперь она кровоточила вновь, напоминая обо всем дерьме, который он пережил.
— Все нормально, Ли, — сухо ответил Мо, пытаясь обуздать свой голос и придать ему безразличие.
— Ой, да брось, Гуань, — Ли усмехнулся. — Тебя что, опять к директору зовут за низкие оценки? Нашел из-за чего страдать. Забей хуй и дело с концом. Зачем вообще рыпаться и пытаться, ты же все равно дальше учиться не пойдешь. Для этого мозги нужны.
Мо напрягся, чувствуя, как кровь начинает стучать в висках.
— Забудь об этом, — выдохнул Мо, продолжив идти прямо, мимо столовой. Аппетита не было совсем.
Когда тишина квартиры давила на уши, Рыжий сидел за своим письменным столом, заваленным тетрадями и учебниками. Настольная лампа на краю стола тускло освещала страницы учебника, но слова на них словно плыли перед глазами. Он уже в третий раз перечитывал одну и ту же задачу по геометрии, но смысл ускользал.
Вот уже несколько дней подряд он пытался, реально пытался изо всех сил. После вечерних подработок сидел за уроками до самого утра, пока, обессиленный, не засыпал прямо на столе. У него появился хронический недосып, темные круги под глазами и постоянное раздражение. Ли только добивал его своими нахуй не всравшимися комментариями: «ебать, ты как зомби выглядишь», «ну что, стал умнее?», «морду попроще сделай, смотреть тошно», «да ты заебал все время засыпать».
Гуань нервно барабанили пальцами по столу. Он чувствовал, как внутри все больше нарастает раздражение. Каждая строчка в учебнике выглядела как издевка, как напоминание о том, что он не сможет с этим справиться.
Мо снова и снова смотрел на формулы, пытаясь решить, высчитывать эти ужасающие буквы и цифры, но каждый раз что-то сбивало его, ответ не сходился. Мозг не слушался, будто намеренно блокировал любые попытки. Время текло, а он так и не продвинулся дальше первой страницы.
— Дерьмо! — резко бросил он и оттолкнул от себя тетрадь.
Откинувшись на спинку стула, свесил голову, тяжело дыша, и закрыл глаза. Голова гудела от усталости, а гнев бурлил внутри. Он знал, что ему нужно учиться, что от этого зависит всё, но с каждой новой попыткой ему казалось, что он лишь дальше погружается в беспомощность, в бескрайнее болото, которое, чем больше он старался, тем сильнее его засасывало. Закрадывалась мысль, что Ли, может быть, и прав. Рыжий никчемен, ничего не получается, никаких шансов. Но в голове тут же возник образ мамы, которая боролась за его образование больше него самого. Тряхнув головой, он отогнал навязчивые мысли.
«Это не так сложно», — думал он, пытаясь уже в тысячный раз уговорить себя вернуться к учебникам. Но когда снова притянул к себе тетрадь, у него просто не хватило сил. Слова учителя снова и снова звучали в голове:
«Попроси Хэ Тяня о помощи. За месяц он показал потрясающие результаты, выбился в тройку лучших учеников и отлично справляется почти со всеми предметами».
«В том чтобы попросить о помощи нет ничего зазорного. Если ты так плохо ладишь с одноклассниками, попробуй с тем, кто тебя еще не знает. Ты волен сам строить отношение с человеком и позволить узнать тебя настоящего, а не делать выводы по слухам».
Мо сжал зубы сильно, до боли, до скрипа.
— Какого черта, — прошипел он, ударив по столу кулаком.
А затем, вскочив на ноги, он остервенело смел все со стола, в агонии разбрасывая тетради и учебники прямо на пол.
— Ненавижу! — прогремел он, беспомощно падая на кровать и зарываясь в подушку лицом. — Все душой ненавижу тебя, Хэ Тянь.
Усталость все же взяла вверх и Рыжий ненадолго задремал, пока его телефон не завибрировал на прикроватной тумбе. Нехотя открыв глаза, он лениво протянул руку к телефону и, даже не посмотрев на экран, ответил:
— Алло?
— О, ты ответил. Я думал ты спишь, — это Ли, голос которого сдавленный, тихий, словно говорит издалека.
— Нет, не сплю. Я занимался. Чего тебе? — Рыжий перекатывается на спину, устало потерев глаза.
— Да так… я это… забей, ладно?
— Говори уже, раз позвонил.
— Я просто… ты просто… ты единственный, кому я могу позвонить. Ну не важно. Разбудил, да?
В голосе Ли сквозит что-то странное, непривычное. Мо никогда не слышал его таким — обычно наглого и уверенного в себе, иногда слишком громкого. Сейчас в его голосе не было ни намека на это. Только боль, хорошо спрятанная за хриплым смехом.
— Че? Ты где? Нормально можешь объяснить?
Тревога неприятным комом начала скручиваться где-то в районе живота. Рыжий сел на кровати и взглянул на часы — два ночи. Он хмурится, не понимая, что происходит, но чуйка подсказывает — что-то здесь не так.
— Тут чертовски холодно.
— Ты где? — Рыжий неосознанно встает, на автомате потянувшись к куртке. На том конце молчат, и только тихий шум воды дает понять, что абонент не отключился. Приходится несколько раз его позвать, прежде чем послышался шумный выдох:
— Слушай, да забудь. Я… не стоило тебе звонить, это тупо.
Мо крепче сжимает телефон, чувствуя, как растет беспокойство.
— Ты пьян?
В ответ раздается короткий смех, лишенный всякой радости.
— А тебе не все равно? — Ли вновь молчит пару секунд, потом вдруг выдыхает, почти шепотом, словно не хочет, чтобы его услышали: — Знаешь… иногда кажется, что все проще было бы просто… если бы меня вдруг не стало. Ну типа… не знаю даже. Чтобы все это… просто исчезло.
Мо ощущает, как внутри что-то обрывается. Он знает, что Ли не из тех, кто делится таким, даже с ним, не из тех, кто просит о помощи.
— Ли… — он говорит уже мягче, сдерживая дрожь в голосе, попутно натягивая кеды. — Слушай, хватит нести хрень. Ты в порядке? Ты вообще понимаешь, что говоришь?
Легкий выдох на другом конце, словно Ли пытается держаться, но голос выдает все:
— Рыжий… ты бы пришел ко мне, если я скажу, что… я просто не знаю, как быть дальше? Можешь… прийти, окей? Просто побудь рядом, а?
Этого было достаточно. Заперев за собой дверь, Мо уже на улице и почему-то точно знает, где его искать.
— Уже иду, — и перед тем как сбросить, добавляет: — Ли… держись там, понял? Не делай ничего… глупого. Я иду к тебе.
Рыжий мчится по ночной улице, чувствуя, как его сердце бешено колотится, но не в груди, а где-то в глотке. Тревога разливается по телу ледяными волнами. Город вокруг кажется странно пустым и глухим, как будто бы ночь нарочно вытянула из него все звуки, оставив только тяжелое эхо его шагов. С каждым шагом мысли становятся все тяжелее, нарастая как гроза. «Все проще было бы просто… если бы меня вдруг не стало…» Ли звучал так, будто стоял на краю, и это жгло в груди.
В голове прокручиваются мрачные мысли, и каждый миг, когда Мо представляет, что не успеет, разжигает этот страх до почти физической боли. Это был Ли — упрямый, дерзкий, взрывной, всегда говорящий слишком громко, держащий себя так, будто его ничего не может сломать.
Но что, если он ошибается?
Рыжий добегает до той самой заброшки, где они с Ли впервые встретились. Как оказалось позже, там находилось старое и богом забытое помещение, служившее раньше складом. Но Ли прибрал его к своим рукам и часто тусил здесь после школы, в основном со своими дружками, среди которых почти всегда оказывался и Рыжий против своей воли.
Рядом со складом был старый порт, который иногда использовали местные рыбаки. Но в остальном здесь почти всегда было пусто. Идеально, чтобы уединиться.
Ли сидит на краю деревянного старого и скрипучего причала, свесив ноги и смотря на водную гладь, которая иногда колыхалась от дуновения ветра. Заметив его, Рыжий облегченно выдыхает, чувствуя, как что-то сжимающее его все это время постепенно отпускает.
Он медленно идет к нему и садится рядом. В нос тут же ударяет запах перегара, и Рыжий ловит взглядом пустую прозрачную бутылку, валяющуюся рядом. Здесь темно, только лунный свет слегка освещает профиль Шэ Ли. И теперь, будучи на одном уровне, Ли наконец поворачивает лицо к нему, и Рыжий видит всю картину целиком.
Перед Рыжим разворачивается сцена, совсем непривычная, совсем не в духе Ли. Обычно, именно он доводит людей до такого состояния, но чтобы он сам — с разбитым лицом и заплывающим синяком под глазом — это впервые. Поэтому Рыжий как-то слишком откровенно пялится, просто не может осознать, для него такой вид Шэ — дикость.
Ли улыбается разбитыми губами, и улыбка получается какой-то агрессивной, вымученной, багряной. Взгляд Ли, прямо направленный на Мо, заставляет того замереть. Под этим взглядом он ощущает себя так, словно случайно нарвался на раненого хищника и теперь не знает, что с ним делать. Как будто наткнулся на уязвимость, с которой не рассчитывал столкнуться.
На нем изорванная футболка, локти в грязи и темные пятна на брюках, словно его волокли по земле. Ли сидит на причале, криво усмехаясь, зрачки еще не отпускают адреналиновый угар. Он медленно наклоняется, выплевывая темную слюну, которая оставляет кровавый след на его подбородке, но взгляд продолжает оставаться стальным. Словно он всем своим видом пытается сказать «побит, но не сломлен».
— Есть сигаретка? — голос низкий, с хрипотцой, сквозящий той же болью, что и по телефону.
Рыжий шарит по карманам и достает помятую пачку, где осталось всего ничего — три сигареты. Зажигалка лежит там же. Молча протягивает ее и не может отвести взгляд от сбитой до мяса костяшки на руке, которой Ли тянется за сигаретами. За своим спасением.
Поджигает, слишком порывисто затягивается и с блаженством выдыхает в ночной, слегка солоноватый от моря воздух. Рыжий понимает, что должен что-то сказать, что-то спросить. Почему? За что? Кто? Но вместо этого он выдает глупое и банальное:
— Ты как?
В ответ кривой, глухой и хриплый смешок:
— Живой.
Обычно Ли себя в обиду не дает. За семнадцать лет жизни врагов он себе нажил достаточно. Причем каждый второй, кто хочет начистить ему морду. Но он не из робкого десятка — он держит удар, улыбается хищно, щерится и дерется так, словно танцует. Словно всю жизнь только этим и занимается. Он никогда не дает себя бить, максимум пропускает первый удар. Но это, знаете, забавы ради, чтобы разогнать кровь, запустить адреналин, получить кайф. Чтобы в башке было точное и однозначное «ударил я не первый». У Ли первый удар всегда мимо, зато остальные всегда в цель.
Кулак Ли тяжелый, Рыжий знает это не понаслышке. После него еще долго гудят ребра, тяжело сходят гематомы и штормит еще пару дней. Рыжий знает это на собственном опыте. Поэтому видеть его таким — нахуй избитым, будто кто-то бил не с целью защититься, а с четким, каким-то садистским желанием его грохнуть, бледным, от чего ссадины и засохшая кровь в углу рта кажутся черными, — настоящая дикость. Может, у него вообще отбиты почки или, того хуже, разрыв какого-нибудь органа, поэтому он молчит, не двигается даже. Просто втыкает перед собой.
Рыжий достаточно сообразительный. Не в учебе, конечно, там у него все плохо. Но в жизни у него уже опытный и наметанный глаз. Он наблюдательный, подмечает детали, делает выводы, выдвигает гипотезы. Но с Ли всегда сложно. На нем чуйка Рыжего не работает. Высчитав его настроение, он может сильно проебаться, не заметить маленькую деталь, не понять мотивы. И сейчас у него не вяжется в голове их разговор по телефону и его состояние, мало похожее на живого человека. Поэтому Мо молчит, просто смотрит на водную гладь, слышит хриплое дыхание Ли рядом и ждет, пока тот курит взатяг. Знает потому что — чтобы Ли захотел поговорить, он должен покурить.
— Расскажешь, что стряслось? — Рыжий неуверенно и осторожно начинает, прощупывая почву. Ли сейчас напоминает пороховую бочку — одно неверное слово или действие — и взрыва не избежать.
— Да хрен бы с ним, Рыжий. Это… это просто хуйня.
— Это вовсе не хуйня. Это, блядь, важно. Нельзя же так сидеть, нужно…
— Что? Пойти и избить в ответ, так? Типа око за око? А духа хватит избить моего папашу?
Рыжий выпадает. Он думал, что знает о его семье все, знает об их отношениях с родителями, но это же Ли — с ним Рыжий часто проебывается.
— Твой отец?
— Ага, прикинь. Этот мудила тот еще любитель садизма и доминирования.
— Но как? Он ведь живет отдельно, ты говорил, что они в разводе. За что?
— Да за всё и ни за что. Ему надоело, что я, — пытается с насмешкой передразнить отца, — «всё делаю не так и не тем тоном разговариваю». — Коротко усмехается, но глаза выдают боль. — Сказал, что я охуевший безмозглый кусок дерьма. Приперся на ночь глядя, в хламину пьяный, решил, что это охуенное время для «воспитания». И что он жалеет, что я вообще родился. Хотел избавиться от меня еще в детстве, но мать настояла, что хочет родить.
Рыжий хмурится, смотря на профиль Ли. Ему больно за него, он ведь сам знает, что это такое. Не раз терпел эту хуйню. Он чувствует жалость к нему и… вину, чувствует ответственность, словно обязан защитить его.
— Ублюдок. Он просто псих конченный, если так тебя… — голос обрывается, Рыжий не может произнести это слово.
— Думаешь, я этого не знаю? Этот придурок уверен, что я «должен уважать его правила и не перечить», раз живу в его доме и пользуюсь его деньгами. Типа, если он сказал — я обязан слушать. Вот только ему не нравится, когда я… — он замолкает, опускает взгляд, сжав кулаки и смотря на свои кровавые руки. — Когда я высказал ему все, он устроил это. Думал, с его уходом все наладится, но этот мудила, даже живя отдельно, умудряется все еще «душить» меня и мать.
— Ты не должен это терпеть.
Ли отводит взгляд, криво усмехнувшись.
— Думаешь, я не в курсе? Думаешь, я не пытался что-то делать? Не пробовал сбегать из дома? Он везде меня разыщет. Даже из-под земли достанет, сука. Я просто думаю… нахуя мне это все? Может, просто лучше… если я… если бы меня…
Его голос дрожит и внезапно надламывается. Он шумно тянет носом воздух и вскидывает голову к небу, сильно сжав глаза. Видно, держится из последних сил, но слеза мокрой дорожкой пробегает по его щеке, оставляя влажный след и блестя в лунном свете.
— Ли, — Рыжий кладет руку ему на плечо, притягивая к себе, но максимально аккуратно, чтобы не сделать ему больнее, — ты можешь пожить у меня. Я тебя не оставлю, понял?
Ли не отвечает. Рыжий знает, как ему сейчас сложно сдерживаться. За столько лет он ни разу не плакал, не проронил ни единой слезинки, просто не позволял себе. Маска холодного и тотального безразличия и похуизма так плотно приросла к нему, что он сжился с ней, сросся, стал единым целым. И от этого хуже всего. Это значит, что Ли надломился, маска треснула, не выдержав такого натиска.
Ли сидит неподвижно какое-то время, а потом оборачивается лицом к Рыжему. И они смотрят друг в другу глаза. Тихо, молча, долго, неотрывно. Его глаза влажные от слез и слегка покрасневшие. Он медленно наклоняется вперед и сталкивается разбитым ртом с губами Рыжего.
В груди сжимается, холодеет — стремительно падает вниз, как удар под колени или под дых. Все органы Рыжего словно стягиваются в крошечный узел и замирают, и это чувство вползает холодной змеей под лопатки. Ледяная корка протягивается вдоль позвоночника, словно замораживая его, взрываясь где-то на загривке, пуская сотни маленьких осколков по телу мурашками. Даже кончики пальцев холодеют. И Рыжий знает это чувство. Это лютый животный страх.
Теперь солоноватый от слез вкус крови не только на губах у Ли. Он целует жадно, остервенело, словно забирая то, что принадлежит ему, словно этого поцелуя он жаждал больше всего на свете. Рука Ли ложится на затылок Рыжего, впечатывая его к себе еще сильнее, еще ближе.
Рубильник в башке Рыжего переключают с запозданием, так, что, когда врубается сирена с красным маячком, Ли чуть ли не заваливается на него. Секунда — и Рыжий отпихивает его тело от себя, моргает непонимающим взглядом и рычит, злится.
Так нельзя.
Тыльный стороной ладони злобно вытирает губы, словно хочет кожу содрать сразу. Ведь во рту все тот же привкус — крови, слез, алкоголя и сигарет.
— Я не пидор, — почти выплевывает он и вскакивает с места, намереваясь съебаться отсюда к чертовой матери.
Размашистыми шагами идет по причалу, слыша скрип старых досок и в моменте замирает, остановившись как вкопанный. Ли не идет следом, Ли ничего не говорит, Ли даже не двигается с места. Просто сидит так же, понуро опустив голову.
Рыжий чертыхается.
И не уходит.
Стягивает с себя куртку, молча идет обратно и накидывает ее на плечи Ли, который удивленно оборачивается.
— Здесь реально холодно, — а потом, протягивает ему руку. — Домой пошли.
Ли берет за руку и поднимается. Он морщится, его шатает. Больно ведь, с избитыми ребрами, еще и пьян в придачу.
А Рыжий молчит всю дорогу. Но его до самого дома не покидает чувство вины и огромная ответственность. А еще какое-то необъяснимое, почти животное желание спасти Шэ Ли.
Еще почитать:
Судьба такая
Истинная Любовь Карлайла — Пролог
После смерти
Я знаю
«
»
