Ждать Насте пришлось полчаса.
  Молодой человек вышел из кабинета декана довольно бодрым шагом. Когда девушка выскочила к нему навстречу, он лучезарно улыбнулся и сказал лишь:
  — Вот и все, эпопея завершена.
  — Как это было? – с нетерпением спросила студентка.
  — Я представился и показал удостоверение «Ленфильма». Это сразу настроило его на нужный лад, есть все-таки скрытая магия в названиях некоторых профессий. Сразу предложил чай и кофе, потом поговорили немного. Моя версия была принята «на ура». Более того, ему из школы даже ничего не сообщали. Ты в деканате на хорошем счету, и это тоже сработало. А моя побитая рожа недвусмысленно говорила о том, что и я был участником инцидента, так это только придало мне убедительности. Естественно, тебе придется продолжить прохождение практики уже в другой школе. Вот, собственно, и все.
  — Степа, я просто не знаю, как я смогу тебя отблагодарить, — с волнением произнесла Настя, радости которой не было предела.
  — Сможешь очень просто. Покажи, где у вас тут столовая. Я проголодался, как моряк на необитаемом острове. Кстати, можешь больше не конспирироваться и от проходящих не прятаться.
  — Пошли в столовую. Я сама проголодалась и с удовольствием составлю тебе компанию.
  Они прошли несколько коридоров, потом по лестнице и вскоре оказались в столовой.
  Но уже на входе энтузиазм Степана мгновенно иссяк:
  — Судя по запаху, который чувствуется на пороге, здешние котлеты еще недавно мяукали или гавкали. Давай лучше в «Сайгоне» перекусим. Пройти пешком по Невскому – одно удовольствие.
  «Сайгоном» в народе называли кафетерий ресторана «Москва», располагавшийся на углу Невского и Владимирского. Это место использовалось для неформальных собраний («тусовок») так называемого «андеграунда» — той части творческой интеллигенции (и тех, кто себя к ней причислял), которая считала, что современное искусство должно быть основано на критическом настрое к советской действительности, а еще выходить за пределы традиционных и стандартных представлений. Остальной народ, знавший про «Сайгон», не пытаясь запомнить и выговорить непростое слово «андеграунд», называл этих неформальных особей «эстетами», и этот термин прижился, несмотря на его вопиющую некорректность. «Эстеты» же между собой остальной народ тихонько называли «быдлом» и «потребителями ширпотреба». Под «ширпотребом» они разумели не только социалистический реализм, но и реализм любой. Альтернативой ему они считали «искусство для избранных», которое воспринимать способны только эти самые «избранные» (имея в виду себя). Это касалось всего: прозы, стихов, живописи, музыки. А кино – особенно. 
  Степан, закончивший театральный вуз и работающий в режиссуре, изначально имел все шансы стать эстетом и войти в круг избранных, но в силу воспитания и взглядов остался приверженцем реализма, за что среди завсегдатаев «Сайгона» прослыл «совком». Он не фанател от Феллини, Антониони, Тарковского и Сокурова, а еще совершил смертный грех: прочитав (в самиздате) набоковскую «Лолиту», не пришел в трепетный восторг, а назвал ее «поганенькой книжицей», после чего отношение к нему представителей андеграунда заметно охладело.    
  Все это он рассказывал Насте, пока они шли вдоль Казанского, Гостиного и Дворца пионеров. Еще немного – и они перейдут мост через Фонтанку.
  Но тут…