Отрицание и Гнев (фанфик по фэндому 19 дней однажды) Глава 2

Рыжий стоит на мосту.

Город живет своей обычной жизнью. Люди возвращаются с работы в свои теплые дома к семьям. Родители гуляют с детьми, звонкий смех которых слышен где-то внизу. Все идет своим чередом, все идет как надо. Вот только Гуань Шаню кажется, что он самый одинокий человек в мире.

У него нет друзей. У него нет отца. А мать с утра до ночи пропадает на двух работах, чтобы прокормить сына и рассчитаться с долгами. Ему некуда возвращаться, дома его никто не ждет. Ему всего лишь двенадцать, но он уже чувствует себя таким потерянным и никому не нужным.

Точнее, ему только исполнилось двенадцать. Сегодня. 12 ноября.

Мать обещала, что обязательно вернется сегодня пораньше с работы, но не смогла, потому что появились срочные дела. Идти куда-то отмечать — непозволительная роскошь для Гуань Шаня, потому что денег едва хватает на продукты. Да и кто из его одноклассников захочет проводить с ним время, даже в его праздник?

Слухи о том, что у Шаня нет отца, расползлись с невероятной скоростью. А как это бывает у детей — если ты хоть чем-то отличаешься от них, тебя сторонятся, избегают, высмеивают или унижают. Они могут быть крайне жестокими.

Ветер треплет короткие рыжие волосы, колючим холодом проходясь по покрасневшим ушам. Небо ясное, с россыпью звезд и большой полной луной, такой же одинокой в этом бескрайнем черном небе, как и Рыжик в своем мире. И он разворачивается, бесцельно бредет куда-то, засунув руки в карманы джинс. Пинает ногой одинокий камушек и чувствует разрывающую его изнутри пустоту.

Проходит мимо баскетбольной площадки и видит толпу ребят, играющих в баскетбол и болеющих друг за друга с веселыми криками. На секунду он замирает. Воспоминания о недавнем дне вспарывают его сознание как хирургический скальпель.

Он стоял так же на баскетбольной площадке, когда один из его одноклассников окликнул его. Они играли с ребятами в баскетбол, но какому-то противному мальчишке захотелось прервать игру, чтобы на всю площадку крикнуть, что Гуань Шань — сирота, что у него нет отца, что он бросил его, потому что сын из него так себе. Что такого, как он, никто не полюбит, и мать с ним осталась только из-за жалости.

И Гуань полез в драку. Он бил его, пока крепкие руки учителя по физкультуре не оттянули его. В школу вызвали маму, и ему было так стыдно смотреть ей в глаза, потому что взгляд ее был грустный и разочарованный. А потом его полночи душили слезы, и он ревел, заткнув рот кулаком, кусая костяшки, чтобы мама не услышала.

Жизнь заставила его слишком рано повзрослеть. Сломала и вылепила абсолютно нового человека. Упрямого, озлобленного на весь мир, колючего, скрывающего себя настоящего под маской.

Почувствовав, как глаза предательски начинает щипать, он резко отворачивается и идет дальше, чтобы не разреветься полностью. Идет быстро. Быстрее, быстрее, быстрее, пока не срывается на бег. Обзор застилают слезы, а легкие вскоре начинают гореть от нехватки воздуха. Но он бежит так, словно от этого зависит вся его жизнь. Будто стоит ему остановиться — и наступит конец.

Останавливается он только тогда, когда оказывается на незнакомой улице. Потерянно оглядываясь по сторонам, не узнает этот район. А выглядит он достаточно пугающе. Обшарпанный, грязный, воняющий сточной канавой и отходами. В страхе замирает, увидев небольшую группу пацанов, сидящих прямо рядом со свалкой.

— Слышь, малец, ты что тут забыл? — его окликает какой-то бугай, и Мо замирает на месте.

— Да он, походу, заблудился, смотри, как трясется, — другой парень смеется, выходя вперед, где на него падает тусклый свет от старого уличного фонаря.

— Заблудился? А тебя мамочка не учила, что по ночам гулять опасно? Тем более в незнакомых местах?

На свет выходят уже трое. Посредине тот самый бугай, высокий и толстый, с неприятным оскалом и с щербинкой посередине. За ним стоят еще двое, такие же высокие, но намного худее.

— Я…я… — мямлит Рыжий, отступая назад, и чувствует подступающую к горлу панику.

— Слышь, бабло гони, пока мы ножичком тебя не почикали, — бугай достает нож-бабочку из кармана и, легко его раскладывая, идет на Рыжего. Тот пятится, пока не упирается в сетчатую решетку.

— У меня их нет… — почти шепчет, вжимаясь спиной в забор, мечтая сейчас пройти насквозь.

— Ну тогда мы возьмем что-то другое. Выбирай, руку или ногу? — мерзкий гогот проносится по округе, пока они медленно обступают его полукругом.

Мысли в голове Рыжего мельтешат с космической скоростью, он ищет пути отступления, прикидывая в голове наилучший вариант. Выждав время, он резко бьет коленом в пах стоящего посередине и срывается на бег. Бежит чисто на рефлексах, ноги сами неистово несут его вперед. Сзади раздается громкий рык:

— Ублюдок! Держите его!

А потом он инстинктивно понимает, что за ним бегут. Оборачиваться он не осмеливается, чтобы не потерять траекторию и скорость, лишь ускоряется, двигая ногами на пределе. Но рост не его преимущество, и вскоре его сшибают с ног, налетев со спины.

Рыжий больно падает на асфальт, по инерции проехав по поверхности, раздирая кожу на носу, на руках, на коленях. И не дав опомниться, его переворачивают, и резкий удар в живот выбивает из него весь воздух.

Череда ударов кулаком прилетают Рыжему по лицу, и он лишь сжимается весь, прикрывая голову руками. Тело обжигает болью от каждого удара и пинка. Он корчится на грязной земле, пытаясь хоть как-то защититься. Чувствует во рту вкус крови и понимает, что не может вдохнуть носом. Живот и поясница разрываются от боли, потому что ни чем не защищены и большая часть ударов приходятся на эти зоны. Он не плачет, стискивает зубы до скрипа и напрягается всем телом, ожидая скорой отключки, потому что голова ватная и все словно идет кругом.

Внезапно раздается звон стекла и все прекращается. Рыжий слышит звуки ударов, возню, мужские крики и стоны, но не решается посмотреть, все также лежит, зажмурив глаза и закрываясь руками.

— Эй, ты!

Рыжий, весь напряженный, в ожидании очередного удара, медленно поднимает руку и пару раз моргает, пока картинка перед глазами не становится четкой. Однако вместо ожидаемого амбала перед ним на кортах сидит мальчик, возможно, даже его ровесник.

У него светлые, почти серебристого цвета, растрепанные волосы. Он худой, с длинными руками, которые закинул на колени. А глаза пронзительные и опасные, узкие и ярко-желтые, будто у змеи.

— Ты там живой?

Рыжий молчит, не понимает, откуда тот взялся и куда делись те трое. Осторожно приподнимается на руках и видит за спиной незнакомого три мужских тела. В ужасе пятится назад, со страхом смотря на них.

— Да не бойся ты так, они живы, просто в отключке. Не советовал бы я тебе здесь гулять.

Рыжий хочет что-то сказать, но сипит, прокашливается и испуганно шепчет:

— Я заблудился.

— Я так и понял. Никогда тебя здесь не видел.

Незнакомец выпрямляется и протягивает Рыжему руку. Тот мнется пару секунд, а потом хватается за руку и поднимается на ноги, морщась от боли во всем теле.

— Да уж, здорово они тебя. Хорошо, что ты хоть в живых остался. Обычно эти мудилы избивают до смерти.

Рыжий снова косится на лежащих мужчин, надеясь, что они на самом деле просто в отключке.

— Я Шэ Ли, а тебя как звать?

Он протягивает руку, и Рыжий, осторожно взяв ее, слегка пожимает.

— Мо Гуань Шань.

— Гуань Шань, значит, — Ли отпускает его руку и идет вперед. Рыжий разворачивается и идет следом, хромая и морщась при каждом шаге. Шэ Ли, закинув руку ему на плечо, притягивает ближе и улыбается, широко и спокойно. — Ну, значит будем друзьями.

…

Рыжий чувствует щекотное ощущение на щеке. Жмурится, дергает головой, но это не помогает. Снова его что-то щекочет, и он медленно открывает заспанные глаза.

Перед ним Шэ Ли, пальцы которого поглаживают его по скуле. Он лежит так же, как и Мо, на парте, согнув руку в локте и уронив на нее голову. Рыжий моргает несколько раз и выпрямляется, чувствуя, как затекла шея и ноги, а рука онемела от плохого притока крови.

— Проснулся, спящая красавица.

Рыжий дергает плечом, хмурится и осматривается. Они в классе одни, кабинет давно опустел.

— Я давно сплю?

— Ну уже час где-то. Я решил тебя не трогать.

Рыжий трет глаза и потягивается, оборачиваясь к Ли.

— И ты все это время сидел тут?

— Типа того. Ты сладко спал, грех было тебя будить. Вот и дал тебе выспаться, — и Шэ Ли расплывается чеширским котом, довольный, будто сожрал самый вкусный кусок мяса в своей жизни, откидывается на стул и сладко тянется.

— Ладно, мне на подработку пора.

Рыжий поднимается на ноги, берет рюкзак и проходит за Шэ, но тот хватает его за край олимпийки и слегка тянет.

— Я тебя провожу.

— Не нужно, я дойду, тут же недалеко.

Ли поднимается следом, обхватывает Рыжего за талию и так резко притягивает к себе, что тот неожиданно врезается в него.

— Гуань, это был не вопрос.

— Блядь, да понял я, понял! — Рыжий выставляет руки вперед, упираясь ладонями в грудь. — Не прижимайся ты так.

Шэ Ли лукаво ухмыляется и, потеревшись щекой о его щеку, выпускает из своей хватки, задорно наблюдая, как Рыжий, озлобленно одергивая, поправляет олимпийку.

До заведения они доходят спокойно. Всю дорогу Ли шутит, рассказывает какие-то «смешные» истории о своих передрягах и откровенно веселится. Такие моменты бывают крайне редко, всего лишь один процент из ста. Такие дни нужно помечать кружочком в календаре, объявлять всенародные гуляния и молиться, чтобы этот день не заканчивался. И Рыжий позволяет себе немного расслабиться, отпускает себя, иногда вместе с ним смеясь и даже не раздражаясь руке на своем плече.

— Я зайду к тебе после подработки. — Стоя перед рестораном, они курили, пользуясь последними десятью минутами.

— Зачем? Я сегодня допоздна.

— И хорошо, в это время ты мне и нужен. Есть дело.

— Ты опять за свое?

— Да не ссы, ничего криминального. Просто один типок задолжал мне, поговорим по-хорошему. Я только предупрежу его, и все.

— А дружков чего не позовешь?

— Этих долбоебов? Я же говорю, нужно все по-тихому. А эти ебланоиды так не умеют, шуму наделают, что пиздец.

— Да твою ж…

— Мы быстро. Пойдем, поговорим и съебем. Ничего такого.

— Да хорошо, только если реально без чернухи, а не как обычно.

— Да я же сказал, все норм будет. Я приду к закрытию, окей?

— Хорошо. Встретимся сзади тогда.

Рыжего не покидала смутная тревога, которая подсказывала, что авантюра — хуйня. Но когда Ли о чем-то просил, у Рыжего было два выбора: согласиться добровольно или согласиться насильно. Другого не дано.

Гуань Шань подрабатывал официантом в кафе «Рис и палочки». Заведение неплохое, для среднего класса. Частыми гостями здесь в основном были студенты и молодые работающие люди, которые любили посидеть вечером с коллегами или друзьями. Платили тут не ебать как хорошо, но на жизнь хватало. Больше, чем когда он работал грузчиком. Если Рыжий делал все хорошо, то в очень редких случаях кто-то мог расщедриться на чаевые и он получал чуть больше оговоренного оклада. Самое главное, нужно было улыбаться, делать все быстро и держать себя в руках, даже если попадались крайне раздражающие клиенты.

Сегодня был будний день, а значит, и людей было не так много. Лучше, чем в выходные, когда в конце дня Рыжий реально не мог разогнуться от боли в пояснице и ногах.

Время близилось к десяти, и в заведении клиентов было немного. Пожилая пара, несколько студентов, небольшая компания то ли коллег, то ли друзей и одинокий пацан, который только вошел.

Дождавшись, пока тот сядет, Мо взял меню и направился к нему.

— Добрый вечер. Готовы сделать заказ или дать вам время подумать?

— Вот так встреча.

Рыжий резко поднял глаза, только сейчас узнав в посетителе новенького. Он выглядел иначе. Его растрепанные волосы были аккуратно зачесаны назад и уложены, а одет он был в черный деловой костюм. Прикид придавал ему пару лет сверху, и сейчас он походил не на школьника, а на какого-нибудь крайне серьезного офисного клерка или выпендрежного бизнесмена. Костюм шел ему больше, нежели школьная форма. Не то чтобы Рыжий прям всматривался, сравнивал его образы и анализировал, просто это сразу бросалось в глаза против твоей воли.

— Да блядь, — Рыжий прошипел и с шумом втянул воздух, стараясь сохранить самообладание. Только этого ему сейчас не хватало.

— Интересный вечер намечается, — Тянь расплылся в ухмылке, с важным видом листая меню. — Я здесь впервые, поэтому порекомендуйте мне что-нибудь.

— Меню большое. Есть сэндвичи, салаты, супы, мясо, горячее, холодные закуски, морепродукты, десерты.

— Ну вот ты мне и подскажи, что мне взять.

— Да я, блядь, ебу, что ты любишь, — почти со скрежетом произнес Рыжий. — Лапшу возьми.

— Как-то не сильно тянет. Не хочу.

— Тогда бери утку по-пекински и рис.

— Хм, интересно звучит, но тоже мимо.

— Сука, просто выбери что-то из меню, и все.

— А вы так со всеми клиентами разговариваете? Где ваш менеджер?

— Вот ублюдок, — Рыжий испепелял взглядом. Вот честно, если бы он умел поджигать силой мысли, то Хэ Тянь давно полыхал бы адским пламенем. — Что тебе нужно?

— А что людям нужно в таких заведениях? Я пришел поесть.

— Так выбирай живее, а не изводи меня. Курица, свинина, говядина. Что тебе?

— Какое у вас самое дорогое блюдо в ресторане?

— Ты больной?

— У тебя со слухом проблемы?

Рыжий шумно выдохнул, сжав переносицу. Сосчитав про себя до десяти, он постарался успокоиться. Честно, получилось херово.

— ГобаожоуСвинина в крахмале и кисло-сладком соусе..

— Отлично, тогда одну порцию. И какой-нибудь алкогольный коктейль, на ваше усмотрение. Не слишком сладкий и в меру насыщенный.

— Ваш заказ принят, ожидайте в течении двадцати минут.

Рыжий рывком вырывает из рук новенького меню и, развернувшись, быстро идет на кухню. А ведь все так хорошо шло, и ведь нужно было ему припереться именно сюда. Еще и вырядился по-ебланоидски. Костюм, причесон, как щегол какой-то.

Ровно через двадцать минут Мо поставил на стол порцию гобаожоу и коктейль Негрони.

— Приятного, псина, аппетита.

— Простите, что? — новенький специально повысил голос, высокомерно вздернув голову.

— Приятно аппетита, говорю. Еще что-нибудь желаете?

— Нет, благодарю… — Тянь опустил глаза на бейджик, — …Гуань Шань. Я позову, если что-то понадобится.

Заебись. Пусть жрет и валит ко всем чертям. Иначе присутствия с ним в одном помещении Рыжий не выдержит. Он ходячая радиоактивность, и нахождение рядом с ним грозит Гуаню лучевой болезнью.

Рыжий раздраженно направляется к кассовому аппарату и вбивает заказ. Самое дорогое блюдо, блядь. Хули он выебывается? Если денег дохуя, что ж не поперся в мажорский рестик с мишленовской звездой, где его вылизывали бы с ног до головы? И вроде бы Рыжему похуй, кто и что обычно заказывает, но почему-то именно он его сейчас жутко выбешивал своей показушностью.

Встав у барной стойки, Гуань Шань исподтишка сверлит взглядом новенького. Тот без присутствия зрителей свернул свой цирковой шатер и не выебывался больше. Все его утонченные манеры, с которыми он демонстративно листал меню, испарились, теперь же он лениво ковырял приборами блюдо. Блядская ухмылка тоже съебалась с его рожи, видимо перевыполнила свой лимит на сегодняшний день. Теперь Хэ Тянь выглядел понуро, даже цвет лица казался каким-то серым. Только сейчас Рыжий заметил его впалые щеки, сильно выступающие скулы и темные круги под глазами. Даже его спина, которую он всегда горделиво держал ровно, теперь походила на вопросительный знак от его сутулости. Прям бедолага какой-то, ей-богу, без слез и не взглянешь. Чисто бездомная псина, которая ютится в холод у двери заведения. Псина. Сутулая.

— Молодой человек, можно вас?

Рыжий резко вздрогнул, не заметив, в какой момент перестал чувствовать реальность и забылся в своих мыслях. И теперь оказался позорно пойманным с поличным, пока откровенно пялился на одноклассника. Оттолкнувшись от стойки, он размашистым шагом направился к нему.

Можно. Можно разбежаться и въебаться в стену, можно затолкать свое «самое дорогое блюдо» в глотку и завалиться, можно сразу не церемонясь пойти на хуй. Рыжий не против, осуждать не будет. Но он, сжав зубы до скрипа, до крошева, останавливается прямо перед ним.

— Слушаю.

— У вас в блюде волос.

— Ты ебанутый?

— Я твой клиент, в блюде которого волос.

— Так это твои патлы. У нас повара в головном уборе готовят, умник.

— А может, это ты мне его подсунул?

— Бля, чувак, ты реально конченный какой-то. Просто съеби отсюда на хуй, а?

— Сервис у вас — дерьмо, конечно, — Хэ Тянь медленно поднимается со стола. Вылитый черт с пляшущим огоньками в глазах. Он неспешно застегивает пуговицы на пиджаке, поправляет рукава, будто специально тянет время. — В еде волос, официант грубит и огрызается, а отвратительнее коктейля я в жизни не пил. Мало того, что ужин испорчен, так еще и всякий аппетит пропал. Вам бы над сервисом поработать, особенно, над официантами. Перевоспитывать их надо.

— Слышь, ты, — Рыжий понизил голос почти до хрипа, выплевывая слова, — пошел бы-ка ты на хуй, потому что, псина ты ебливая, я уверен, что никакого волоса нет и ты просто хочешь мне на нервах поиграть. Поэтому захлопни свой ебучий рот, иди на кассу, плати за свой сранный выпендрежный ужин и уебывай отсюда.

— А ты заставь меня, — Тянь наклонился, встав почти вплотную, опасно нависая сверху.

— Блядь, как же ты меня заебал, — Рыжий схватил за ворот его вычурного и выпендрежного пиджака, скалясь прямо ему в рожу. Как же хотелось ему въебать, Мо чувствовал это желание зудом на коже, на руках, во всем теле.

— Если хочешь кулаками помахать, то, может, на улицу выйдем? Не думаю, что твой менеджер одобрит твое поведение, учитывая, что он уже направляется сюда, — Хэ Тянь низко наклонившись, прошептал, обдавая ухо Рыжего горячим дыханием.

Гуань Шань ломался всего секунду. Он взвешивал в голове, что для него сейчас важнее: вмазать по самодовольной и бесячей роже и удовлетворить свое дикое желание или же прислушаться к голосу разума и забить на него хер, чтобы не лишиться работы? Выбор был крайне сложным, сложнее математических уравнений. Но все же он решил, что жертвовать своей работой ради новенького — полнейший ебанизм.

Резко разжав ткань в руках, он почти рывком развернулся, готовясь объясниться, но за ним никого не было.

— Я считаю, ты сделал правильный выбор, Гуань Шань, — в голосе Тяня слышалась надменная усмешка. И теперь перед Рыжим вновь развернулся цирковой шатер. С акробатами, танцами с бубном и ебучими клоунами.

— Ебало завал…

— Ты потерял платежеспособного клиента. И поверь, если не научишься коммуницировать с людьми, клиенты так и будут шарахаться от тебя. Так и до увольнения недалеко.

Пройдя мимо, Хэ Тянь не оборачиваясь направился к выходу и только у двери на прощание крикнул:

— Увидимся в школе!

Внутри Рыжего бушевала настоящая буря, ебучий шторм, апокалипсис, который не сулит и шанса на выживание. Сердце клокотало, лицо пекло жаром от ярости, а руки непроизвольно сжимались в кулаки.

— Псина сутулая, — почти беззвучно выдохнув, он развернулся обратно к столу, заметив на нем деньги. Мысленно осыпая его всеми возможными матами, он направился обратно к кассовому аппарату, чтобы закрыть счет. И только сейчас, пересчитывая деньги, он понял, что мажорский новенький оставил сумму в пять раз больше своего счета.

…

Наконец-то смена подошла к концу. Работа закончилась, а вот отвратительное настроение никуда не делось. Рыжий выкинул мусорный пакет в бак и с силой его пнул, распугав всех бездомных кошек в округе.

— Плохой день на работе?

Рыжий вздрогнул, обернувшись и заметил силуэт стоящего неподалеку Шэ Ли. Точнее, узнал его по голосу.

— Да забей. Ничего такого.

— У тебя от меня секреты появились? — Ли медленно приблизился, выходя из тени на свет.

— Нет. Просто ебанутый клиент попался.

— Вот как. Ты его запомнил? Можем найти его, если хочешь, — Ли притягивает Мо за талию, утыкаясь носом в его макушку.

— Не хочу. Нахуя? Я видел его в первый и последний раз, — Рыжий напрягается, терпит эти прикосновения.

— Я просто не люблю, когда ты такой раздраженный. Хочу преподать ему урок.

— Просто забей, ладно? Со мной все в порядке. Лучше идем на твое дело. Быстрее начнем, быстрее закончим.

— Как скажешь.

Ли легко целует его в макушку, отстраняется, и Рыжий выдыхает.

Он ведь знал, кто это был. Мог просто взять и рассказать, что это тот самый новенький, который уже один раз осмелился доебаться до него. Но Рыжий хорошо знает Шэ, слишком хорошо. Знает, что второй проступок он не прощает. Что во второй раз на волю выпускается дикий зверь, который охотится до тех пор, пока его жертва не сдохнет окончательно.

А Рыжий такой участи не желал. Никому не желал.

Даже этому самовлюбленному мажору Хэ Тяню.