— Ты, Миша, прав! Прав! Надо мне иногда ироду старому мозги прочистить.

    — Да ладно, совсем нюни распустил.

    — Не могу я сам, слышишь. Не могу, и всё тут. Я пытался, а что толку. Дьявол во мне что-ли? Знаю, всё понимаю, а рука словно не моя предательски тянется к рюмке.

    — Тянется? Это мягко сказано. Ты ведь трезвым себя и не помнишь?

    — Да, Михайло, твоя правда. Вот когда я на Камазе зерно в райцентр на элеватор возил…

    — Да ну тебя вместе с Камазом, седая твоя голова, — произнёс я, разразившись смехом. — Тебя и до ночи не переслушаешь!

    Я поставил пустую чашку на стол, попрощался и направился домой на соседнюю улицу. Я шёл и думал о его непростой судьбе. Думал и осознавал, что мне жаль этого беспомощного старого человека. Меня страшила пропасть непонимания, которая разверзлась между нами. Мы словно говорили с ним на разных языках.

    Наконец, я добрался до своей кровати и ещё долго прокручивал наш разговор в голове, пока сон не завладел мной окончательно.