— Слушай, ну вот зачем ты пьёшь? — обратился я к дяде Вите. — Скажи мне, седая голова, для чего?
— Гм.. Эко ты завернул, — крякнув в кулак, а после примяв жёлтым пальцем тлеющий окурок, произнёс он. — Я ведь могу и не пить. Вот могу, и всё тут! Ты мне веришь, Мишка?
— Не-а! Слова это всё, дядя Витя, просто слова.
— А я не всегда так жил. У меня, между прочим, Камаз в совхозе лучший дизель имел, робил как часы, а завгар ко мне по имени–отчеству обращался. Это тебе не…
— Опять ты заладил про Камаз, старый хрен! — швыркнув чаем, сказал я с издёвкой в голосе. — И про молодость твою я слышал, и про дроблёнку, которую вы на брагу меняли, и про портвейн! Ты лучше про свою нужду расскажи.
Дядя Витя был в приподнятом настроении. Удача буквально соблаговолила ему. С утра он раздобыл немного деньжат и у Натальи Петровны взял бутылку дешёвой водки, которую обычно привозили из райцентра по понедельникам.
В избе у него было уютно. В русской печи гудел огонь, изредка потрескивая и лаская закопчёный дымоход жёлтыми языками пламени. На шестке ожидал свой черёд чугунок с молодой картошкой. Бревенчатый простенок между окнами был заполнен старыми чёрно-белыми фотографиями. В центре стола на поведавшей виды досочке лежали крупно нарезанное сало и лук.
Это был особый уют, который не дано понять людям купающимся в роскоши. Дядя Витя плеснул водки в помутневшую от времени рюмку, положил кусочек сала на краюшку бородинского и приготовился немедля употребить.
Два года назад родилась мысль, а смогу ли я, человек, далёкий от литературы, написать хороший рассказ или повесть. Не откладывая в долгий ящик, начал писать черновики. Я надеюсь, что найдутся люди, которые поддержат добрым словом, и дадут хороший совет.
