В утомленном ожидании напомнил о себе звонок медицинского университета. Из главного корпуса вышли два близких друга с лечебного факультета. Дорога домой у них была общая, и поэтому каждая вечерняя прогулка представляла собой обсуждение сплетен и нового материала преподавателей, промежуток между которыми занимало приятное для всех молчание.
Они были лучшими друзьями, но человек со стороны, видя их вместе, никогда бы об этом и не подумал. Первый, Лубин Никита, всегда в классическом строгом костюме, всегда с одной короткой стрижкой и всегда с черным блестящем портфелем в руках. Он не был многословен, но говорил басом и если бы надумал перебраться в оперу, в певцы, то однозначно был бы на виду у публики. Весь его образ источал серьезность и твердость. Второй, Разин Иван, никак не походил на него. Любил одеваться ярко, экспериментировать с внешностью и в общем его облик выражал какую-то творческую небрежность. В разговорах любил сострить, а если его мысль пересекалась со строчкой из песни, то мог и тихо пропеть ее своим высоким певчим голосом.
Солнечные лучи красиво просачивались сквозь темные облака, оставшиеся после осеннего полуденного дождя. Асфальт еще не высок из-за чего создавалась приятная вечерняя прохлада. Прошло уже несколько минут, как они покинули двери университета, а Никита не сказал ни слова, с раздражением опустив глаза.
— Что с тобой? Как-то ты сегодня не в духе. Что случилось? — обратился к нему Иван с недоумением.
— Видел сегодня Власова? Как же он меня раздражает всем своим видом
— Видел, но почему ты так грубо думаешь о нем?
— Остолоп этот Власов – сказал Никита едко, но спокойно. Кроме презрения он у меня ничего не вызывает; ведет праздный образ жизни, ленив, книги открывает редко, убери ложь из его слов и выйдет абсолютно немой человек. Как он дожил до третьего курса диву даюсь.
— Опять ты про свое. Он конечно не лучший, но и проходимцем его не назвать. Все-таки ума в нем больше, чем у любителей закидывать за воротник в ночном баре по четвертинке из граненого. – с улыбкой произнес Ваня. Никита очень ценил эту черту Разина с шуткой сглаживать чьи-то замечания, и на его лице блеснула добрая ухмылка.
— Тут соглашусь, но лучше он для меня не стал. Какой из него врач, когда он и сам себе то помочь не может? Берет денег в долг у своих знакомых на всякую несуразицу, а затем в седьмом поту работает где-попало, пропуская занятия, дабы отдать этот самый долг. Где ему взять это чувство ответственности за других? Глазки он преподавателям строит умело, услугу им окажет, но вот когда дело дойдет до помощи людям, он будет никчёмен. Лучше уж вернуться в каменный век, чем доверить себя таким врачам как он.
Разговор прервала внезапно начавшаяся мелодия саксофона. С пристрастием отвлекшись друг на друга они и не заметили, как дошли до угла Крупской и Лавровой улицы, где часто играли уличные музыканты. Бывают тут и гитаристы, и скрипачи, кто-то в одиночку поет, а кто-то в несколько человек играет простые песни популярных групп. Здесь Никита с Ваней всегда молча и с умилительным интересом вслушивались в мелодию улицы.
Пройдя еще десяток домов друзья шли через Радужный переулок, где большие дома сменялись небольшими по размеру дачами с уютными дворами, которые были наполнены цветами с очень богатой палитрой оттенков розового, красного и фиолетового цвета. Музыка утихла; ноты струн заменили звуки птиц и редкий лай собак. Первым молчание прервал Иван.
— Эх, зря ты так говоришь. Власов все-таки человек доброй души, чуткий, пунктуальный, обещания держит. А по поводу учебы он еще изменится, вот увидишь. Заметил их отношения с Мариной? Зуб даю, что она его дамой сердца будет. Как у него с ней отношения от кокетливых перейдут к более серьезным, так он сразу остепенится, возьмет волю в кулак, уйдет в учебу. Непременно.
— Ну если бы да ка бы. Я смотрю на это с позиции сегодняшнего дня. – Произнес Никита наотмашь. – Извини, но у меня сейчас мысль такова: поддерживая Власова, ты защищаешь его ложь и праздность?
— Дружище, ты слишком резок. Видишь все в черно-белом. Честности в нем немного, но порой и ложь необходима. Кто-то и вовсе в глубине своей хочет быть обманутым, ведь не каждый готов тащить на себе тяжелое бремя правды.
— А я за честность во всем и сам следую этому. Будь каждый чист, как свежевыпавший снег, то все было бы лучше. Стены и кабинеты нашего университета, жалованье наших родителей, пенсии наших стариков были лучше, если бы кто-то не занимался казнокрадством. Люди бы не давали обещаний, которые не могут исполнить. Преступники бы сидели в тюрьме, а не ходили среди нас под предлогом «недостаточно доказательств для обвинения».
— Здесь я с тобой полностью согласен, но как же мелкая ложь? безвредная? Когда чтобы не обидеть подыгрываешь собеседнику. Когда забыл о невыполненном деле и говоришь, что сделал, а в это время быстро нагоняешь все обещанное? Когда специально умалчиваешь о плохом, когда кому-то надо услышать лишь хорошее, чтобы воспрянуть духом?
Замедлив шаг, Никита задумался о Ваниных словах. Разумеется, он размышлял об этом и раньше, но, услышав это именно от Никиты, задумался в двойне. Он всегда доверял ему и ценил, поэтому мнение Вани никогда не было словами пустыми, лишенного смысла.
После Радужного переулка шла развилка, на которой они всегда прощались друг с другом и шли домой порознь, по-мужски обнявшись, похлопав по спине.
— Может ты и прав на счет Власова. Потенциал в нем есть. Авось и вправду остепенится если с Машей будет. Посмотрим что выйдет из всего это дальше. Ну, до завтра. – Сказал Никита, развернувшись полубоком в сторону своего дома.
— Вот увидишь, он изменится. – произнес Ваня с улыбкой вслед Никите и пошел к себе.
