— Потому что бобриха беременна ёб твою мать, сам то не догадался бы? – Громко и гнусаво прошипела Маргелин.

— То есть, имён у них нет? Могла бы углубиться в вопрос и понять, что меня заинтересовало то, что ты к ним отзываешься не по именам.

В ответ тишина, потом скрежет. Вдалеке показался свет, чьи лучи сжигали пузыри под ногами, давая траве выпрямиться. 

— Наконец-то, — с глубоким выдохом сказал я.

Папа бобёр побежал вперед меня, схватил свою жену за лапку и они вместе с Маргелин, взявшись за руки, побежали к свету. А я стоял и думал – «какая же очаровательная картина — будто карлики усыновили среднестатистического человека и они счастливо бегут вместе к свету фонарей театра, или одинокая мать, пересилившая стресс от двойни младенцев, через несколько лет счастливо бежит с ними по летней лесной трапе».

 Бегут. Вместе. К свету. Сука. Я скрутился носом до земли и, оттолкнувшись носком правой ноги, помчался за ними. От их силуэтов ещё простирались лучи, которые я жадно хватал руками, я пытался успеть к ещё качающейся от их ног траве, пытался увидишь источник лучей а не сами лучи, то задирая голову и выпрямляя спину, то ухода головой в стороны.

 Они словно забегали на гору, становились выше меня не только из-а пространства, они менялись, — их руки становились длиннее, ноги шире, руки и пальцы на них походили на каменные заборы с острыми кольями. От страха кружилась голова, они оставили меня здесь. Я сделал то до чего я думал никогда не опущусь. Я заблудился в бездне, будучи сотрудником технической поддержки парка Щучипала.