Едва Криндж успел опомниться от свалившихся на него нравоучений, он заметил Нейзильберга, который прокручивал вентиль в поисках нужной ему услуги. Он так был поглощён процессом, что Криндж подумал покинуть магистрат незамеченным, но, как только к нему обратился старый знакомый, всё было испорчено:

— Если у вас будут ещё вопросы, обращайтесь в любой момент.

— Я даже не смог отблагодарить вас…

— Не стоит благодарности, это вы простите меня, что улизнул от вас. Дела-с.

— Криндж! – загромыхал Нейзильберг. — О, багги!

Криндж попрощался с мастером и приблизился к своему другу, который изрыгал проклятия над автоматом по отправлению услуг. — Ты здесь? Ты не знаешь, как пользоваться этой дрянной чугуниной?

При входе стоял вендинговый аппарат, раздающий услуги. Нужно было собрать ту самую, которая требовалась в определенный момент времени.

— Если сложить слово неверно, то можно получить не ту, – начал изучать аппарат Криндж.

— Ну ведь ты как-то сюда просочился.

— У меня было назначено.

Нейзильберг хотел было пнуть государственное имущество, но вовремя спохватился:

— Если сложить неверно слово, то можно получить не ту услугу? Ах-ха-ха, ты хочешь, чтобы я случайно женился?

Нейзильберг стоял и громыхал диким хохотом на всю ратушу. Криндж осмотрелся и, чтобы как-то угомонить громогласного приятеля, спросил:

— Какая же услуга тебе необходима?

Нейзильберг вернулся сосредоточенно рассматривать аппарат:

— Мне нужно сгладить одиночество, – произнёс он.

— Тебе нужен стеклодув? – удивленно спросил его Криндж.

— Да брось ты со своей любовью, которая по твоим представлениям сильнее геморроя. Я пришел сюда не затем, за чем ты думаешь, а за этим.

Криндж вопросительно посмотрел на него.

— Где тут буква «Х»? – раздраженно замахал руками Нейзильберг. Казалось, он вот-вот начнёт нажимать не на те клавиши и к нему поедут все эскалаторы. — Мне нужно набрать вот это, – Нейзильберг протянул визитную карточку, на которой была надпись: «Xontro». Криндж помог ему это сделать: из автомата выскочил фрагмент перфорированной ленты, больше похожей на жестяной лист в три пальца шириной; лист звонко брякнулся об пол и отскочил к ногам Нейзильберга.

— Ксонтро?

Нейзильберг тяжело потянулся за упавшим номерком, затем встал и, оправившись, выдохнул:

— Да.

Когда вы решили, что проблема позади, она обязательно напомнит о себе через отчаянную попытку обхода. Бальзам своей синильной кислотой убивает нуждающихся в нём. Не разрубив пут, приходится умилосердить, усластить, угасить непредсказуемый пыл страсти. Мера, однако, невыгодная, не приемлемая для холодного разума, чтобы утром следующего дня, проснувшись в одинокой постели, направить рассудок в новую госпожу очевидность. Бурлящий котел, задуваемый ветром, река с пересохшим руслом, торф под грудой песка – без этого нет минут наслаждения. Что же следует из того, что в сущности самообман необходим? Милость свыше, горсть упоения, суть упования? Начни Криндж с самого себя – он бы забрёл в лес ещё большей непроходимости. Легче подвязать свою неуправляемость к громоотводу общего дела, за которым случаются жизненные потрясения, испытания на прочность и верность, обоюдность и согласие, и даже смерть по неосторожности. Но Кринджу выгоднее находиться сейчас в состоянии очевидности, чем неопределённости, ведь за этим гораздо удобнее ступать на почву и не утопать в зыбучих песках тоскливого безумства, и не молить о помощи, оказавшись в глубоком заблуждении, выказывая негодование за ущемление чувств. Нет, можно, конечно, при иных обстоятельствах сосуществовать с кем-то и ощущать радость от их переизбытка, но быть при этом – испепелённым, что на твою личность покусилась славная, но  упрямая женщина, мир которой тебе знаком, а все вечные муки теперь кажутся лишь напрасно проведёнными часами.

Чтобы не утратить благочестие через развод, Криндж взял трехдневную отсрочку от нападок женщины, которой он остался верен, решив немного половить рыбу сачком, и вернуться к ощущению вечного странника. Теперь он мог бродить по аллеям и паркам, наслаждаться приезжим цирком, устремлять свои взоры на окружающий мир, и на него снисходило прежнее богатое равновесие.

В терминале вольнодумцев на Ватерлоо проносились механизмы, оставляя после себя сладкий дым отработанных паров. На первый путь уже давно прибыл Балканский Экспресс, из-под днища которого на платформу выбегало белое шипение, всюду шумели тележки привода колес; доносились объявления, что до отбытия поезда оставалось двадцать минут. Криндж сидел на кованной скамеечке в размышлениях, когда на него накатил телектроскоп с объявлением о погоде: «По сути, британские острова не нуждаются в назидании и защите от сплошной облачности; беззаботный период закончится в среду, так что пользуйтесь солнечным светом мечтателя. Ветер перемен продлится все праздничные дни, за которыми наступит циклон, несущий неразбериху и сплошные осадки. Берегите себя и уровень своего масла. Спонсор прогноза погоды – вездесущий Ксонтро, который поможет выйти из любой ситуации, стоит вам воспользоваться этим поездом». Криндж поднял голову и посмотрел перед собой на экран: как специально для него – пока он её не заметит – на нём мерцала надпись «Xontro». Он вскочил и понёсся без оглядки к кассам напрямик через площадь, перепрыгивая, и, пытаясь не задавить перед собой заводных птичек, перемахивая через которые, он шлёпал по вязким лужицам. Наверняка еще остались билеты, купив который…но было уже поздно: массивный экспресс зашипел и всем своим весом, единым телом – составом из вагонов с черными крышами приподнялся над землёй на уровень человеческого роста. «От винта, барышни!» – с поручней свисал платформенный соглядатай, который замахал флажком, и провожающие отступили; поезд, – едва заметно покачиваясь из стороны в сторону, громыхая вагонами и выпуская из-под колес грубый пар, приподнялся еще несколько выше и сдёрнулся с места, громыхнув составом, лениво выкатываясь по воздуху из тупиковой артерии терминала, оставляя после себя розоватое свечение, которое медленно угасало и превращалось в остывшую серую золу…

Является ли неповиновение грехом, если начать крутить заряженный револьвер перед носом распаляющегося и возгордившегося? Окажется ли под ударом тот, кто крутит его в пользу праведности? Или усмирить горемыку положено небожителям?

Любой грешник уже привлекает к себе внимание: молния высвечивает его лицо нечестивца, а судьба предвещает беду. Новые разряды, и – новые испытания, и вот вам нравственный выбор, за который страждущий несёт новое покаяние. Нравственность, общественное порицание, либо очищение – гора, с которой сближают благие намерения. Очевидность приводит к непредсказуемым последствиям, а ощущение молитвенной безоблачности – к неизбежному унынию и неотвратимой ярости.

После того, как у входа в здание магистрата Нейзильберг поднял с пола номерок и собрался сгладить своё одиночество, он поднялся на последний уровень на красном лифте, найдя себя – в молитвенной тиши.

Еще почитать:

Бойся желаний чужих. Часть 3

Пифагореец — Глава 11. О рыбаках и рыбках

Грязь — Человек

There is a spark in us