Если «Жан-Закусь» с его необычным меню и владельцем, который не оправился от большого городского пожара с великим потопом, исправно вёл свою хозяйственную деятельность, а Криндж прострелил себе ногу, и семейная жизнь его не заладилась, то впечатлительная Ксия по прозвищу Императрица-Пуля всецело была продуктом системы «почеши мне спину, и я почешу твою». Кубарем вертевшаяся между стремлением сохранить мелкотравчатый мещанский уют и верность своему середняцкому положению, она нет-нет, да и выстреливала пружиной – к блеску, роскоши и богатству.
Унаследовавшая чрезвычайно страстный темперамент Пинчбеков, славившихся при жизни распутством, она собиралась разогнать тоску и замахнуться на в некотором роде беллетристическую декларацию интересов разоряющейся мелкой буржуазии, погоняя её кнутом психологических зарисовок несчастных горожан. Своему делу она была целиком верна, а от успеха её предприятия зависела статистика переклинивших механизмов.
— А что, если я напишу про отравляющее действие рашааг?
— Разве у них есть такое действие?
— Пусть их символом станет мусорная куча, – лаконичная манера Ксии изъясняться напоминала скоропись пейджеристки, а замах на общественные отношения и бессмысленность тщеславных устремлений – лишь подчеркивало беспорядочность её творческой натуры.
Посреди комнаты «парижская зелень» она сидела на зашарпанном троне, не слишком плоская и не слишком пышная в корсете из кринолина и в белье из машинного трикотажа и беспощадно боролась – с прыщом. На голове у девушки была бумажная корона, а узкий лиф с глубоким вырезом обнажал её плечи. Рядом с ней лежал заряженный Кольт «Нэви-1851».
— Что с тобой, Лаборжи?
— Уточните вопрос, Императрица.
— Я говорю, что лимонный сок не помогает.
— Попробуйте карболовой кислотой.
Под потолком, с одутловатым лицом в форме мяча для регби, с человеческими руками, но без ножек, работал гомункул – ассистент Ксии. Он висел в воздухе прямо над ней и встраивался в её забросы.
— Почему ты молчишь? Ты искусственный рабочий и должен мне помогать.
Гомункул парил как воздушный шарик, чередуя улыбку с выражением ужаса:
— Уточните вопрос.
— Как эксперт красоты, что ты обо мне можешь сказать?
— Я могу сказать, что вы создаёте впечатление естественной прелести, практически недостижимого идеала и природного очарования.
— Ладно, не вгоняй меня в краску, а то меня люди спутают с представительницей известной профессии. Что у нас там по моей книге?
— Вы остановились на описании Принцессы Ниппель.
— Прочитай мне, в чём там смысл.
— Вы написали, что «большинство женщин несутся в наш век, рассекая пространство, как корабль в шторм».
— Хм, и что это значит?
— Это значит, что при ходьбе перенапрягаются мышцы и нужно следить за осанкой.
— Ой, ну, когда уже дадут спокойно жить? За тем следи, за этим не следи, прямо зла не хватает!
Содержание истерии в естественной Ксии было обратно пропорционально массе существующей хандры, – гомункул об этом смекнул ещё тогда, когда она достала его первый раз из коробки. — Надевай то, надевай сё, – продолжала причитать Ксия, – вот и хожу как дура в корсете.
— Вам телепортирует Криндж.
— Посмотри, что у него, но не отвечай.
— Он ждёт, что вы пребываете в хорошем настроении, готовы его выслушать; не готовы спорить и упрекать его.
— А больше он ничего не хочет?
— Ему интересно, выпарили ли вы червя таблеткой. Он также считает самым серьезным грехом – вашу ворчливость.
— Что бы шёл он на Панч-роуд! – Ксия вдруг начала нервно ходить по комнате, обращая гром и молнии против Кринджа. — Ну, подожди…, ты не знаешь…, я тебя…, да я тебе всю жизнь… – она внезапно схватила револьвер, прокрутила барабан и наставила Кольт на гомункула – тот заметался под потолком, – … ах ты циничный ублюдок! – держала она его на мушке. — Ты мне всю жизнь испоганил!
Не получив желаемого, и, не поймав ассистента, своим величественным каблуком Ксия начала долбить в припадке слетевшую на пол бумажную корону:
— Вот тебе, вот тебе, вот тебе, вот тебе! – не то смех, не то слёзы, а может быть судороги овладели ею. К ней подлетел гомункул:
— Вы мне нравитесь, остановитесь, вы неотразимы!
Всё стихло и вновь заполнилось меланхолией и безысходностью. Императрица-Пуля вернулась на трон и несчастливо зарыдала. На полу были разбросаны револьвер и истоптанная бутафория. Рядом с ней присел гомункул:
— Всё дело в том, что вы требуете славы, но не знаете, в чём её снискать.
— Я тебе нравлюсь, Лаборжи?
— Вы же знаете, что мне всегда импонировали ваши умственные притязания.
— Прости, что назвала тебя чванливым сперматозоидом.
— Всё для вас, Императрица, и я помогу вам написать вашу замечательную книгу.
— Я собираюсь… написать целую историю, – всхлипывая, поменяла подлокотник Ксия, – просто каждое слово, прежде чем перейти на бумагу, должно быть услышано, а персонажи должны постоянно находиться рядом и общаться со мной, – она посмотрела опухшими глазами на гомункула, у которого на лице остались вопросы.
По первоначальному замыслу Ксия смекнула написать свою историю, которая должна была кончиться счастливо, по крайней мере для неё, поэтому дабы не расстраивать особо впечатлительных читателей, катастрофических развязок она предпринимать не спешила. Плачевным же, однако, всё вырисовывалось, когда в голову ей приходили мысли о Криндже – о её муже: у неё сразу лопалось терпение, а большие надежды главного героя сводились к закономерности совершенно от противного.
— Думаю, это будет интересно всем, – посвежела дамочка и коснулась носа ассистента, который уже успел включиться в конструктивный диалог, перелетев на соседний подлокотник. — К тому же, это принесёт мне достаточно славы, – окончательно успокоилась Ксия и ещё раз посмотрела на растоптанную корону, которая так быстро потеряла презентабельный вид, что больше не дотягивала до респектабельного головного убора. Ксия подняла с пола револьвер и добавила:
— Как трудно быть женщиной! Ах! Пусть Иринарх Введенский теперь переводит мои ненаписанные труды на десять языков мира.
Изнемождённая и беззащитная, свернувшаяся калачиком, на своём троне лежала прекрасная Ксия. Ей снились сны про демоверсии своих будущих историй, на которых прямо на публике она зарабатывает немыслимые гонорары… Много ещё своих собственных метаний и тоски предстоит ей вложить в то, что почтут с приятным восхищением. Чем бы дитя не тешилось…
5 Комментариев