Он просил простить его, просил забыть то, что я видел. Он сказал, что уступил в минуту слабости. Сказал, что я тоже мужчина, и должен его понять. Я кивал головой только потому, что не понимал ни одного его слова. Я не понимал, как можно предать такую прекрасную женщину, как наша мама, и оправдать это минутой слабости. Как можно было что-то испытывать к соседке, которая является мамой этого противного Евгения. И в эту минуту я их обоих возненавидел. При мысли о них, кровь приливала к моей голове и бешено стучала в висках.

  Я поклялся, что маме не скажу ни слова. Я действительно ничего не хотел говорить, ведь ей станет так больно, и улыбка исчезнет с её лица. Я боялся, что тёплый свет в её прекрасных глазах остынет, и она больше никогда не улыбнётся. Я просто не мог её так ранить. Я видел, что папа тоже сильно сожалеет о том, что сделал, и был уверен, что он больше так не сделает.

  Мама заметила, что я изменился, и пыталась выяснить, в чём дело. Я не мог ей сказать истинную причину грусти и назвал ту, что тоже меня огорчала, хоть и не так сильно. Я казал, что не могу завести друзей, потому что соседский мальчик невзлюбил меня. Он всем рассказывает обо мне гадости, поэтому никто со мной дружит. Мама меня поняла. Она крепко обняла меня и сказала, что нужно просто время, и другие мальчики увидят, что Женя врёт, и захотят дружить со мной. Это вряд ли. Я видел в их глаза презрение. Это презрение, которое я очень хочу стереть с их лиц. И после поступка папы, я возненавидел их намного сильней. Я вообще злился на всё! Не знаю, как я могу такое забыть?! Может нам лучше уехать?