Мы встретились в ночь перед концом фильма, и он сказал нам: «Вы должны отправиться в полет на Луну, так как вы устали», и он сказал: «Мой мальчик, я ни за что не могу в это поверить». Это здорово, и это отличная история. Мне нравится, что это происходит глазами этого очень важного человека. Но, несмотря на все наши ожидания от молодого режиссера, это стало историей неудачи, разочарования и отчаяния, и за это время прогресс на местах был незначительным, если вообще был.
Теперь это будет гораздо лучшая история. И мы сможем придать больше глубины истории. Гаргулливан: как ваш опыт работы с этим фильмом связан с вашей ролью в фильме? Родригес: трудно сказать, насколько этот фильм повлиял на меня, потому что я не помню, чтобы видел его в таком великолепном свете. Но для любого из этих режиссеров это было очень хорошо, потому что они видели это, и они видели некоторые вещи, которые я помню, чтобы быть правдой о фильме. Я думаю, что с этого дня они очень счастливы. И я надеюсь, что, поскольку я видел фильм больше, чем я, я продолжу быть следующим режиссером…
Рональдсон: Но самый лучший фильм — это, по-вашему, фильм «За пять центов». Тот фильм, который я бы хотел посмотреть в начале карьеры. Как вы думаете, что бы это могло быть?
Родригес: За него не беспокойтесь, Рональдсон, у него будет счастливый конец. Я знаю. Я уже видел этот фильм. Я видел, как он заканчивается. Моя последняя работа — это фильм, в котором я снимаю. Это фильм «Никто не собирался его убивать». Это лучший фильм в моей карьере, потому что это лучшая история, которую можно рассказать. И мне повезло, что я ее видел, потому что я хочу верить, что я могу повторить ее. То, что было тогда, было реально.
В этой картине очень много смертей. Вам пришлось выбрать. Это отличная история. У нее нет ответов. Но, с другой стороны, это история художника. И это истории всех людей в мире, потому что смерть у всех одна и та же. Фактически, она одна и та же во всем мире.
Даже когда все меняется, она остается одинаковой. Смерть в любом виде. Вы должны выбирать. Я знаю, что должен. Для этого и снимают фильмы. Фильм можно снимать и с другой целью — для того, чтобы и другие стали это делать. В фильме нужно дать им свободу. Вы можете выбрать смерть, просто представляя ее, но для этого вам понадобится целый акт переживания. Для этого мы и занимаемся своими фильмами. Мне кажется, что жизнь — это не что-то, что следует наблюдать, она это то, что делает вас. Чем чаще мы это делаем, тем чище становится вокруг, тем красивее. Я знаю, что где-то внизу лежит тот туман, который мы все убираем.
— Гея, что есть мы сами? Что есть мы? (Показывает вниз на себя.) Знаете ли вы, что вы существуете? Каково ваше определение? Чего вы хотите? Каковы ваши переживания? Это мои вопросы. Вы существуете, потому что вы вспоминаете.
— Спасибо. Я хочу (показывает вверх на себя) сказать, что вы в первый раз задаете мне вопросы, потому что вы работаете. По-настоящему в этот момент в этом зале просто нет никого, кто спрашивал бы меня. Есть только я. И это прекрасно.
Как долго у меня будет эта возможность? (Она приподнимает свою ногу и показывает свои пальцы. Для нее это чисто технический жест. Она использует его, чтобы сказать что-то еще.) Как долго продлится это шоу? Как долго вы собираетесь держать меня здесь? (Пауза. Делает неловкую, но смелую попытку перейти на личность собеседника.) А как долго будет длиться это занятие?
— Это вопрос к вам, а не ко мне. Я не знаю, сколько будет продолжаться ваше занятие. А время как раз и измеряется временем. (Она делает еще одну попытку перейти на личность собеседника.) Вы живете здесь уже много лет. Вы не имеете представления, как долго.
— Может быть, двадцать лет. А может быть, сто. Но в конце концов все заканчивается. И не нужно задавать себе такие вопросы. Каждый приходит сюда в своей конкретной ситуации. Но все приходят сюда не просто так. В первую очередь все приходят сюда по своей воле.
И у вас тоже есть своя воля. Вашу волю никто не может у вас отнять. Даже мы. Мы никого не заставляем. И не будем делать этого никогда. (Повышает голос и демонстративно смотрит на часы.) Помните наш предыдущий разговор? Наше очень короткое общение. Сейчас ваш час пробил. Все будет зависеть от вас. И тогда вы сами станете решать, когда это закончится. Все очень непросто, обещаю вам. И мы надеемся, что это будет прекрасно. Во всяком случае, по нашим меркам. (Улыбаясь. Улыбается тоже.) До встречи! (Улыбаясь.) До встречи! (Улыбается.) До встречи! (Улыбается.) Спасибо. До свидания! (Она протягивает руку для рукопожатия.) Спасибо. Пока. Спасибо. До свидания. (Пожимает ее руку. Она кивает головой.) До свидания! (Пожимает руку. Она смотрит на часы.) Пока. До свидания! (Пожимает ей руку. Улыбаясь.) Всего доброго. Всего доброго.
— До свидания! — отвечает она и, чуть улыбнувшись, уходит. Он смотрит ей вслед. Он знает, что она вернется. Мы встретились в ночь перед концом фильма, и он сказал нам: «Вы должны отправиться в полет на Луну, так как вы устали», и он сказал: «Мой мальчик, я ни за что не могу в это поверить». Это здорово, и это отличная история. Мне нравится, что это происходит глазами этого очень важного человека. Но, несмотря на все наши ожидания от молодого режиссера, это стало историей неудачи, разочарования и отчаяния, и за это время прогресс на местах был незначительным, если вообще был.
Теперь это будет гораздо лучшая история. И мы сможем придать больше глубины истории. Гаргулливан: как ваш опыт работы с этим фильмом связан с вашей ролью в фильме? Родригес: трудно сказать, насколько этот фильм повлиял на меня, потому что я не помню, чтобы видел его в таком великолепном свете. Но для любого из этих режиссеров это было очень хорошо, потому что они видели это, и они видели некоторые вещи, которые я помню, чтобы быть правдой о фильме. Я думаю, что с этого дня они очень счастливы. И я надеюсь, что, поскольку я видел фильм больше, чем я, я продолжу быть следующим режиссером…
Рональдсон: Но самый лучший фильм — это, по-вашему, фильм «За пять центов». Тот фильм, который я бы хотел посмотреть в начале карьеры. Как вы думаете, что бы это могло быть?
Родригес: За него не беспокойтесь, Рональдсон, у него будет счастливый конец. Я знаю. Я уже видел этот фильм. Я видел, как он заканчивается. Моя последняя работа — это фильм, в котором я снимаю. Это фильм «Никто не собирался его убивать». Это лучший фильм в моей карьере, потому что это лучшая история, которую можно рассказать. И мне повезло, что я ее видел, потому что я хочу верить, что я могу повторить ее. То, что было тогда, было реально.
В этой картине очень много смертей. Вам пришлось выбрать. Это отличная история. У нее нет ответов. Но, с другой стороны, это история художника. И это истории всех людей в мире, потому что смерть у всех одна и та же. Фактически, она одна и та же во всем мире.
Даже когда все меняется, она остается одинаковой. Смерть в любом виде. Вы должны выбирать. Я знаю, что должен. Для этого и снимают фильмы. Фильм можно снимать и с другой целью — для того, чтобы и другие стали это делать. В фильме нужно дать им свободу. Вы можете выбрать смерть, просто представляя ее, но для этого вам понадобится целый акт переживания. Для этого мы и занимаемся своими фильмами. Мне кажется, что жизнь — это не что-то, что следует наблюдать, она это то, что делает вас. Чем чаще мы это делаем, тем чище становится вокруг, тем красивее. Я знаю, что где-то внизу лежит тот туман, который мы все убираем.
— Эслан, что есть мы сами? Что есть мы? (Показывает вниз на себя.) Знаете ли вы, что вы существуете? Каково ваше определение? Чего вы хотите? Каковы ваши переживания? Это мои вопросы. Вы существуете, потому что вы вспоминаете.
— Спасибо. Я хочу (показывает вверх на себя) сказать, что вы в первый раз задаете мне вопросы, потому что вы работаете. По-настоящему в этот момент в этом зале просто нет никого, кто спрашивал бы меня. Есть только я. И это прекрасно.
Как долго у меня будет эта возможность? (Она приподнимает свою ногу и показывает свои пальцы. Для нее это чисто технический жест. Она использует его, чтобы сказать что-то еще.) Как долго продлится это шоу? Как долго вы собираетесь держать меня здесь? (Пауза. Делает неловкую, но смелую попытку перейти на личность собеседника.) А как долго будет длиться это занятие?
— Это вопрос к вам, а не ко мне. Я не знаю, сколько будет продолжаться ваше занятие. А время как раз и измеряется временем. (Она делает еще одну попытку перейти на личность собеседника.) Вы живете здесь уже много лет. Вы не имеете представления, как долго.
— Может быть, двадцать лет. А может быть, сто. Но в конце концов все заканчивается. И не нужно задавать себе такие вопросы. Каждый приходит сюда в своей конкретной ситуации. Но все приходят сюда не просто так. В первую очередь все приходят сюда по своей воле.
И у вас тоже есть своя воля. Вашу волю никто не может у вас отнять. Даже мы. Мы никого не заставляем. И не будем делать этого никогда. (Повышает голос и демонстративно смотрит на часы.) Помните наш предыдущий разговор? Наше очень короткое общение. Сейчас ваш час пробил. Все будет зависеть от вас. И тогда вы сами станете решать, когда это закончится. Все очень непросто, обещаю вам. И мы надеемся, что это будет прекрасно. Во всяком случае, по нашим меркам. (Улыбаясь. Улыбается тоже.) До встречи! (Улыбаясь.) До встречи! (Улыбается.) До встречи! (Улыбается.) Спасибо. До свидания! (Она протягивает руку для рукопожатия.) Спасибо. Пока. Спасибо. До свидания. (Пожимает ее руку. Она кивает головой.) До свидания! (Пожимает руку. Она смотрит на часы.) Пока. До свидания! (Пожимает ей руку. Улыбаясь.) Всего доброго. Всего доброго.
— До свидания! — отвечает она и, чуть улыбнувшись, уходит. Он смотрит ей вслед. Он знает, что она вернется. Потому что она появилась на экране совсем ненадолго. Но он смотрит на экран, чувствуя некоторую необычность происходящего. На экране все еще видна женщина. Она опять улыбается, подходит к решетке, поднимает вверх руки, как бы прося внимания, и произносит: «Я тоже здесь, я тоже здесь». И, словно в ответ на ее мысль, камера поворачивает ее лицо к камере. Он смотрит на нее некоторое время, потом внезапно осознает, что она на него не смотрит, и в ужасе замирает. Женщина исчезает.
За спиной раздается тяжелый скрежет. Он поднимает голову. Оказывается, за стеклом входной двери возникла трещина. Разлом в вечности , который начинается в этот момент, кажется ему вечностью. И он теряет сознание. Он падает на пол. Через некоторое время он открывает глаза. Он видит маленького хмурого человечка, в круглых очках. Он стоит на столе, сложив руки на груди. На столе перед ним стоит стакан. Человечек делает глотательное движение. В нем, кажется, было что-то белое. Но теперь там ничего нет.
— Они хотят разрушить Вечность, — говорит человечек. — Как разрушить время? Как разрушить время? Как разрушить время? Как разрушить время? Как разрушить время? Они хотят сломать Вечность.
— Но ты же не хочешь такого исхода для твоих необъятных идей? — говорит человечек в круглых очках. — Ты ведь и сам поймешь, что они правы. Вечность важнее всего. Она обладает такой глубиной и способностью к трансформации, что сама является источником трансформации, самим процессом трансформации, который проходит во времени. Есть только один шанс разрушить Вечность — когда Вечность изменит себя сама. И тебе, мой друг, этот шанс ясен. Для этого тебе придется изменить самого себя. Не создавай больше никаких вечностей — они разрушатся.
— Но чем мы были когда то давно больше нет теперь мы живём здесь там где нам не положено! Мы не станем моложе еще раз когда-нибудь потом тем более что это невозможно! Проект Yewnite это единственный способ восстановить то что изменили они! На этом мы стоим, и вместе с тем это мы идём в никуда. Это нельзя так оставить! Это можно только остановить! — Нельзя и нельзя делать. Если бы мы только знали, что это за «они»! Уже 100 000 лет ушло на новую жизнь что бы она появилась! Сто тысяч лет назад они просто блуждали во тьме и ничего не происходило!
— Тогда нам пора перейти к нашему плану и я не представился я Акихико да как ты уже смог понять я как и ты раньше был лишь духовной энергией у тебя в голове. Я думал что мы друзья, но ты этого не замечал. Он сказал бы что мир создан для всех и мне не остаётся ничего другого кроме как терпеливо ждать. О в ком бы мы ни думали мы думаем о Нем. Всё благодаря кому бы мы ни думали это Он. Мы думаем о нём.
— Взаимно, я Берис Хорто, но моё настоящие имя а точнее даже сущность именуемая Ла’Хойта он же Аксальдин. Я здесь чтобы восстановить то что было утеряно. Нам следует избавиться от того что мешает нашим духовным поискам, создать новоиспечённый мир, в который наш мир не сможет проникнуть. Ты знаешь, кто придумал этот мир? Он такой как был раньше, но в нём присутствуют некоторые вещи, которые позволили его построить. Я покажу тебе это, если ты ответишь на мои вопросы. Что такое нить вашей жизни? Каков способ попасть из одного мира в другой? И что такое прошлое? То что существует в вас? Не важно, где вы сейчас, важно как вы существуете. У вас есть будущее. Будущее это возможность родиться в новом мире или идти по пути домой. Всё это объясняет я. Но есть ещё одна вещь. Если, вы, наконец, это поняли, то кто ты? Откуда ты взялся? Я хочу услышать тебя самого Акихико .
— Я Акихико Сакурадзима, но конечно же мое настоящие Га’Ситиро Акита по вашему Хосимото, или Хорто Но’Куно. Это и есть моя сущность. Но откуда я взялся я не знаю. Возможно, я появился в то же самое мгновение когда и вы , я здесь только для того чтобы помочь вам. Вы не должны ничего делать без моего ведома. Вы, впрочем, уже начали. Ты организовал людям странное выступление, назвав их посвященными. Это что, акт насилия? Или ты хотел, чтобы я посмотрел на них? Чтобы я увидел, как они страдают и изо всех сил пытаются увернуться от неизвестного? Ведь это моя работа. Я должен следить за их жизнями. Не могу же я взять и наброситься на вас.