Зарисовки Хулиган

Из маршрутки готовится выходить очень опрятный старик. Одет с иголочки: дорогие ботинки спортивного типа, куртка, шапка — всё чистое и новое. В белых рабочих перчатках «с пупырышками», в руках тонкая бело-красная трость. «Слабовидящий», — думаю я, но он начинает ощупывать пальцами и кончиком трости дверь и порог, и понимаю, что совсем слепой. Выхожу за ним следом.

Я очень спешу в больницу, но на остановке мы с ним оказываемся вдвоём. Справа трамвайные пути, слева оживлённая трасса. Бросить его там я, конечно же, не могу, узнаю куда ему нужно, подставляю локоть для опоры и начинаю осторожно переводить по грязной снежной каше через рельсы.

— Мне на АТС, восьмёрку включить. Я им позвонил, чтобы включили, а они говорят, что лично нужно заявление писать. Пришлось ехать. АТС-то я помню где! Вот сейчас надо назад пройти немного, через дорогу перейдём и налево. Почему мы направо-то идём? — говорит старик.

Ему под восемьдесят, но мыслит и говорит он очень ясно. Объясняю, что остановка в том месте, путь от которого он рассказывает, была лет десять назад. Всё изменилось, и ему придётся мне довериться.

— А вы сами-то тоже на АТС идёте? — сомневается старик.

— Нет, но «АТС» у нас с вами одна, я знаю где это и отведу вас, — уверяю я.

Он подробно расспрашивает, где я живу, убеждается, что АТС и правда та же, и после этого позволяет себя вести. Идёт, как и все слепые, очень медленно, высоко поднимая ногу и ставя её каждый раз сверху вниз, как бы щупая поверхность ступнёй, прежде чем наступить. Мне не впервой помогать слепому — рядом с моим домом раньше располагалось предприятие для слабовидящих, с детства привыкла обращать внимание на людей с белой тростью и слышать характерный стук об бордюр. Подстраиваюсь под его темп, поэтому идти рядом нам комфортно. Дорогой он рассказывает мне свою жизнь, как работал на сталелитейном, выучился на инженера, терял зрение постепенно, прощался с миром. Потом ослеп окончательно, получил квартиру и работал на «заводе слепых» в Лосе. Я слушаю, заранее сообщаю ему о преградах, которые нас ждут впереди, периодически отчитываюсь о своей жизни.

— Знаете, Машенька, ведь я счастливый человек! Я видел всё, у меня было зрение! Вот сейчас иду, и помню даже как здание АТС выглядит, из рыжего кирпича. Я долго продержался на стадии, когда было 20% зрения! Мне бы сейчас такое — о-го-го! Я бы всё мог! 20% зрения, это очень много, совсем зрячий, даже инвалидность с таким не дают! А другие слепыми рождаются — вот это горе! Представляете, как им сложно?

Я отвожу счастливого человека в здание, которое называется теперь МГТС и отделано синими панелями. Там передаю в добрые руки менеджера, и убегаю в больницу. Быстро справляюсь со своими процедурами, а пока думаю: «Как же так? Почему старик, у которого трое взрослых детей и внуки, за которым явно ухаживают, оказался один, на улице?», и на обратном пути получаю возможность узнать ответы на свои вопросы: старик как раз выходит из здания, когда я прохожу мимо. Он снова один. Да, у меня в плане ещё много дел, но, теперь уже не раздумывая, я направляюсь к нему. Как он мне рад!

— Машенька! Сам Бог мне вас послал! Вот ведь как бывает!

— У вас всё получилось, написали заявление?

— Ой, да! Такие там хорошие девочки! Наташенька, менеджер, всё мне сделала!

Мы как раз переходим небольшую дорогу, и я руками показываю водителю, чтобы ждал и не рыпался, пока мы медленно семеним «походкой слепых». Водитель делает «недовольное лицо», но ждёт. Впереди у нас трамвайная линия, разбитая брусчатка, сложный пешеходный переход со множеством выходов, посадка в маршрутку. Это для нас обычное дело, но как слепой собирался с этим справляться один? Набираюсь смелости спросить:

— Андрей Константинович, сейчас будем ждать, пока трамвай проедет, потом переходим через рельсы. Скажите мне, почему вы один поехали, соцработника не вызвали? Вам ведь положено!

— Положено, конечно. Мне вообще много чего положено — и пенсия у меня аж тридцать тысяч, я даже детям помогаю, и соцзащита у меня есть, и собака мне положена. Но так неудобно… Что я у всех на шее? Ноги-руки есть, могу ведь сам-то! У меня ведь две собаки уже было, и обеих я пережил. Вот недавно последняя умерла. Первая, представляете, моя собака была. Доберман с ушами резанными. Такие, вроде как, не подходят для сопровождения, а я попросил инструктора, чтобы они мне мою собаку научили. Попробовали и получилось! Двенадцать лет она меня водила, и потом уже лабрадор ещё десять лет водила, и тоже умерла. Очень тяжело их терять… Жду вот, к лету обещали новую собаку дать, стану посвободнее.

Я понимаю, что старик аккуратно ушёл от вопроса, но со мной такие штуки не проходят — был в моей жизни один упрямый «себе на уме» старик, учёная.

— Так пока собаки нет, надо соцслужбу просить о помощи! Трамваи носятся, за рулём машин полно водителей, которые права купили, под ногами гололёд — опасно без сопровождения! — настаиваю я.

— Машенька, деточка, я знаю, что вы как лучше хотите и всё правильно говорите. Но вот представьте себе, что всё у меня есть: и телефон специальный, и компьютер говорящий с Брайлем, и все заботятся обо мне. У меня дети — золото, и внуки тоже, а жена, так вообще — цены ей нет! Всё есть, а свободы нет. Так хочется хоть иногда почувствовать, что могу что-то сам!

Методом аккуратных расспросов выясняю, что старик сбежал. Сказал, что ушёл гулять, а сам «прыгнул» в маршрутку, и поехал «дела делать» на телефонную станцию. Звонит жена, он отвечает, что ходит по аллее слепых, вдоль железной дороги и придёт попозже, мне при этом показывает «тихо», прикладывая палец к губам.

Остановка большая. В ряд выстраиваются автобусы и маршрутки, я подбегаю к нужной, прошу подождать, пока приведу слепого. Возвращаюсь, начинаю вести своего старика на посадку, маршрутка закрывает двери и уезжает. Я чуть не плачу от досады! Старик смеётся беззлобно:

— Да ну! Не переживайте! Дождусь другую. Хороших людей на свете больше чем плохих. Уж кто-кто, а я это точно знаю! Мне без людей никак не прожить. У меня однажды повеселее случай был. Сидели мы на лавке у дома. Все с тросточками. Подъезжает машина, говорят, что они полицейские и спрашивают, не видели ли мы, в какую сторону уехал красный авто с таким-то знаком? Вроде как, погоня у них. Я обиделся немного, и отвечаю: «Как же! Видели, конечно, но вам не скажем!». Думаю, допрёт до них, но шутки не поняли. Затолкали меня в машину, отвели в отделение. Посадили в «обезьянник», сказали, что я пособник преступников или хулиган, и ввожу их в заблуждение, раз так говорю. Сидел, а что ж? Пока жена не приехала и не объяснила им, бестолковым, и их начальникам, что так делать не надо. Вот это было дело!

Андрей Константинович вспоминает о своих похождениях с удовольствием, без обиды, без упрёков. Когда я посадила его в маршрутку, убедилась в адекватности водителя и стала выходить, он остановил меня, поцеловал руку на прощание и сказал:

— Помните, Машенька! Хороших людей на свете больше, чем плохих! Я это точно знаю!

Махоша. Февраль 2023. Москва.