На срочной службе, призванный служить в благословенной долине Аракса, хапуга также трепетно относился к оружию и снаряжению. Ни одного следа ржавчины, ни одного повреждения на закрепленных за ним автомате, пулемете и снайперской винтовке хапуга не допускал, более того, осторожно настраивал наблюдательные призменные бинокли, частенько двоящие изображение, из-за неловкости роняющих их срочников. Патроны на зачетных стрельбах он тоже экономил, стараясь поразить мишени с плавного нажатия спускового крючка, и на команду: «Расстрелять патроны», вставал с пулеметом в полный рост и поливал мишени очередями с рук, иногда разнося их в клочья. Но все что имелось на сопредельной стороне, включая спрятавшись под обрывом от своих, но видных как на ладони, купающихся в водах Аракса женщин и девушек, иногда при полном отсутствии одежды, воспринималось хапугой как досадное и бесхозное недоразумение. Даже приезд молодого неженатого лейтенанта поглазеть в мощный бинокль с вышки на белокожих, огненно-рыжих красоток, некоторые из которых, бесстыдно задирая свои прелести, махали через реку красным аскерам, не отвлекал хапугу от мысли повторить опыт 1941 года и сплавать на ту сторону в поисках хабара. Особисты приходили в ужас от таких подвигов, но доказать ничего не могли, слишком твердые люди решались на подобное. Пограничная жандармерия на той стороне тоже не предпринимала решительных действий, слишком сильны были традиции порубежного казачества, развалившиеся остатки постов которого еще виднелись на поросших камышом полуостровах. Хапуга потом долго еще вспоминал донельзя свирепое течение Аракса, казалось и камни плыли, перекатываемые силой воды, и как вернулся он все-таки с хабаром.