От автора
Попытка написать нечто из ряда вон жуткое и кровавое. Этакое адское творение рук моих ангельских. Насыщенное кровавым развратом, сексом и мистикой.
Первая часть трилогии из целой данной серии зарубежных авторов и киношников. Мастеров маньяков хоррора и ужасов.
Что получиться еще пока не знаю, но попробовать стоит, раз соблазнился этой тематикой и взялся за довольно интересную, хоть и трудную тему. Одно могу обещать. Развратная эротика, садизм, ужасы и прочие в совокупности неприятности будут запредельные. Что тут в данной теме необходимо и требуется.
Думаю, получиться. Нужно только время для работы, которого часто не хватает.
Вот вам на просмотр одно из произведений. Не хуже уже известных одноименных работ. Посоревнуемся, у кого будет лучше. Из того, что уже есть и то, что сейчас вы видите.
Да, из известных уже порождение идей, но свое, и, причем не в одном варианте. Намечена целая трилогия. «ВОССТАВШИЙ ИЗ АДА».
Анафема, часть I.
Куб Левиафана, часть II.
Границы Ада, часть III.
Своя трилогия и свои ужасы. Эти работы займут свою отведенную полку классической антологии мистики и хоррора.
Строго до 18 лет.
К самому искушенному и развращенному в подобном чтиве
с уважением автор Киселев А.А.
Вступление
Здесь у каждого Сенобита был свой положенный угол. В этом огромном многоэтажном адском каменном лабиринте их властителя демона и дракона Левиафана.
У Джудит был свой. В низкой каменной нише. Под арочным полусводом, как у стоящей каменной замершей статуэтки. Изувеченной и ужасной. Как все здесь в этом мире кошмара и ада. Боли и немыслимых непереносимых страданий и самых отъявленных и ярких сексуальных ощущений и наслаждений.
Тело Сенобита по имени Джудит было искалечено до неузнаваемости. С минимальным количеством на теле кожи. Все насквозь пронизанное металлической проволокой, истыканное иглами и массой прочих жутких пыточных приспособлений на шее и голове. И Сенобиту полагалось все это терпеть и наслаждаться своей собственной постоянной и никогда не прекращающейся болью. При этом при всем жаждать получения другого наслаждения от тех, кто попадет сюда в этот запредельный жуткий мир страданий и боли. Эти все опыты и исследования всех предельных возможностей самих немыслимых страданий, приводили Сенобитов в неописуемый адский кровожадный восторг и запредельное наслаждение.
Кроме нее тут было еще пять собратьев по страданиям и даже сестер. Таких же искалеченных демоном драконом Левиафаном с полученными модификациями и врощенными в изуродованные до неузнаваемости тела работающими невероятными устройствами для продления страданий и мучений механизмами.
Джудит была как бы в такой длительной сейчас спячке. Мир Левиафана был закрыт и никто не проник еще пока сюда. Никто. И Сенобиты просто спали, почти ничего не созерцая в своем таком же изувеченном болью и страданиями разуме.
Вдруг, точно окаменевшее статуей тело Джудит дернулось и ее сознание внезапно пробудилось.
Это было противоестественно для раба этой шкатулки адский чудес Сенобита. Но такое вдруг внезапно произошло. И Джудит увидела другой мир. Тот, откуда она попала сюда и стала пленницей и прислужницей самого дракона и демона Левиафана.
Этот мир за пределами этого мира и сейчас запертого в пределах границ некоего куба или некой загадочной головоломки старинной шкатулки под названием КОНФИГУРАЦИЯ ПЛАЧА, как бы стал для Джудит прозрачным и размытым. Стерлись все границы и грани, позволяя ей увидеть все вокруг и за пределами этой самой адской кошмарной обители.
Она увидела высокие городские дома, парки и скверы. Улицы и проспекты, наполненные движением скоростных автомобилей и пешеходов на боковых тротуарах. Она как бы пока, парила, над всем этим и летела куда-то.
Сенобиты пленники и рабы Левиафана были, когда-то в прошлом людьми. Их ошибочно называли демонами. Это не так. Они просто утрачивали свои воспоминания из человеческой жизни, но время от времени их практически стертая память давала о себе знать. Возможно, пробужденная специально самой волшебной демонической силой шкатулки средневекового французского умельца мастера Филиппа Лемаршана.
Вот и с Джудит, что-то случилось. Ее сознание ускорилось и все кругом просто замелькало в бешеном темпе и с невероятной скоростью.
Она летела по своему родному Нью-Йорку. Она узнала его. Она вернулась туда, откуда много лет назад бесследно исчезла.
Вынырнув из ледяной черной пустоты и иного мира, ее Я летело по проспектам и улицам. Пересекая стремительно в скоростном молниеносном полете район за районом, квартал за кварталом. Автостраду за автострадой. С севера города на самый его юг. Свернув на восток к Атлантическому побережью. Долетев до портовых прибрежных городков, верфей и пристаней South Street Seaport, идущей вдоль самого берега широкой скоростной автомагистрали HIGHWEY, между сливающимися с ним Burling Slip и Beekman Street. И вдруг ее внимание привлекли яркие мигающие огни яркой вывески. Это был ночной уличный придорожный стрипресторан в одном из темных переулков и среди невысоких городских приморских строений с названием «THE SNAKE KINGDOM» — «ЗМЕИНОЕ ЦАРСТВО». Небольшой, но как видно с самого входа, здесь в этом окраинном припортовом районе огромного города, самый проходной и популярный. Так как на улицах толпились в большом количестве люди. Мужчины и женщины. Сюда подруливали и подъезжали легковые автомашины.
Он привлек ее внимание. И ей захотелось туда. Сама не зная еще почему, но этот ресторан оказался сейчас ей знаком, как и все тут вокруг. Особенно в ночное время.
Джудит, вдруг влетела в какое-то, все увешанное горящими ночными мигающими яркими огнями помещение. Прямо в главный вход и пронеслась через большой вестибюль и гардеробную. Несколько внутри пивных ларьков и игральных автоматов. Через небольшой широкий достаточно коридор, она влетела в огромный с колоннами зал, заставленный круглыми и квадратными столами с выпивкой. Бутылками и стаканами. Различной едой и сидящими за теми столами веселящимися людьми. Разного вида и расы. Цвета кожи и возраста. Здесь было просто очень много людей. И это было какое-то до боли ей знакомое увеселительное заведение. Ночной стриптиз ресторан. Причем не совсем простой обычный, а с восточным видимо направлением. Ибо тут сейчас играла громко и звучно восточная музыка. Тут между всех этих столов и людей под гремящую эту восточную музыку и барабаны, раскачивая по сторонам бедрами, мелькая ляжками и крутя красивым с пупком голым животом. Виляя из стороны в сторону широкой женской задницей. Тряся своими в блестящем лифчике грудями, танцевала полуголая танцовщица живота. Довольно уже взрослая. Лет сорока. Но, достаточно собой привлекательная. Чернобровая и кареглазая. С вьющимися черными локонами волос, что спадали танцовщице на плечи грудь и голую спину. А ей в лямочки лифчика и набедренного увешанного всякими сверкающими побрекушками пояса с голубой легкой порхающей по сторонам в кружении юбкой вуалью, втыкали длинные стобаксовые доллары уже порядком пьяные посетители этого ночного разгульного ресторана.
Джудит покинула тот зал и пролетела, куда-то за высокий концертный подиум и саму высокую сцену в закулисье и там где были раздевалки и гримерки. Ее спящее сознание влетело в одну из них и вдруг оказалось в широком перед большим зеркалом кресле.
Она никогда не помнила себя такой. Она была другая до того, как угодила в куб Левиафана и стала Сенобитом. Она была обычной уличной проституткой. Да еще и не такой уж убийственной красоты с карими девичьими гипнотического притяжения глазами, что нельзя было сейчас даже оторвать свой взгляд. Но ей она сама себе понравилась. Этот ее новый облик, как и то, кем она сейчас оказалась. Танцовщицей живота. Плясуньей восточных танцев и беллидэнса.
Она в зеркале увидела себя. Совсем еще молодую не старше двадцатидевяти лет женщину. Черноволосую смуглую с темной в кофейном отливе кожей брюнетку. Она увидела себя, снова живым настоящим человеком. С очень привлекательной внешностью и красивым чернобровым личиком и алыми полненькими губками. С густыми локонами вьющихся черных как смоль волос, что спадали ей на женские плечи, шикарную размера третьего грудь и женскую невероятно гибкую спину.
Он, Левиафан, отпустив ее из своего ада, как видно даже угадал с профессией. Еще бы. Ведь Джудит была его самой изысканной в мучениях и страданиях любимицей. Он забрал все ее адские кошмарные воспоминания. Оставляя ей ее, новый женский очаровательный облик и лишь одно имя.
Он ей позволил сейчас, влюбить саму в себя. Даруя одно и забирая другое.
Джудит встала с кресла перед зеркалом у гримерочного столика и осмотрела себя с ног до головы. Она была, как все здесь же находящиеся такие же молодые, как и Джудит женщины, лет от двадцатипяти и до сорока. Тоже с изящными стройными фигурами и, готовящиеся к своему выступлению поочередно.
У каждой был свой отрепетированный танцевальный номер. И каждая готовилась к выступлению. К выходу в тот огромный ресторанный бурлящий ночной праздничной жизнью зал. Примеряя свои танцевальные костюмы и украшения.
Она была танцовщицей этого ночного припортового ресторана. Танцовщицей живота, как та, что сейчас там перед гостями и завсегдатаями этого шумного развеселого заведения извивалась в танце любви и страстного безумия, совращая посетителей своей полунаготой и вызывая восторг и восхищение.
Она, как и они все тут работали вечерами и ночами напролет, развлекая гостей этого заведения, где собирались все время самые маргинальные личности. Пьяницы, преступники. Испорченые и развращенные люди города Нью-Йорка.
— Знаете, девочки — вдруг Джудит услышала женский до боли знакомый ей голос – Этот Джеки Чарри просто урод!
Произнесла одна из танцовщицы совсем еще молодая рыжеволосая девица, лет не старше двадцатипяти. Только, что отработавшая свой танцевальный номер.
— Что, он лапал тебя там, в зале? – произнесла вторая и тоже знакомая ей Джудит своим голосом по танцевальному цеху подружке по сцене. Тоже молодая, лет двадцатисеми девица, тоже брюнетка, похожая даже, чем-то на напарницу по работе двадцатидевятилетнюю Джудит Флоэрти, но светлее своей кожей и пониже ростом. Она была с голым своим девичьим небольшим совсем бюстом, на который примеряла как раз и сейчас блестящий и украшенный всякими болтающимися висюльками лифчик. Девица была в узких бикини плавках. Туго натянутых на ее волосатый лобок, изящные овалами бедра, ляжки и широкую женскую задницу. Поверх надетым блестящим танцевальным костюмированным поясом. К которому, крепилась полупрозрачная темного цвета легкая юбка вуаль. Сквозь которую просвечивали ее полностью в золоченых на высоких каблуках шпильках танцевальных туфлях ноги.
— Лапал, гад. А тот жуткий Оливер Макафферти, что тут постоянно трется, пугает меня все время своим пожирающим взглядом своих жутких синих глаз — произнесла, ей в ответ та, самая молодая из всех, рыжеволосая танцовщица живота.
Джудит Флоэрти не отрываясь все рассматривала себя в своем большом перед собой и гримерного столика зеркале. Молча, и восторгаясь увиденным.
У Джудит был точно такой же танцевальный костюм до максимума открытый по своему эротизму и сексуальности танцовщицы живота. Она осмотрела себя всю с ног до головы и была сама от себя в ошеломительном восторге.
Идеальная гибкая в узкой талии смуглая с темной кожей в кофейном отливе фигура, уже смазанная вся каким-то блестящим маслом с ног до головы. С красивым женским в неровном сексуальном дыхании животом. На котором красовался обалденный глубокий кругленький пупок. Живот красиво ложился на опоясывающий ее широкие овалами бедра ног сверкающий в украшениях и звенящих безделушках пояс. А вниз спадала со стороны широкой задницы, и спереди, тоже широкая с разрезами по бокам почти прозрачная и белая юбка вуаль из легкого шелка. Джудит была вся в золотых украшениях, как и ее все здесь подруги по работе. В браслетах на изящных рук запястьях и золотыми кольцеобразными большими сережками в ушах. На голове и на ее черных как смоль густых вьющихся длинных волосах был надет золотой коронообразный венец. А женская смуглая трепетная размера не менее третьего с черными сосками грудь была плотно упакована в красивый тоже во всех сверкающих украшениях из золоченой ткани, как и пояс лифчик. Под поясом врезавшись тонкими лямочками и вырезами в широкую Джудит полуоголенную женскую смуглую ягодицами задницу. В полненькие бедра и ляжки. И, подтягивая Джудит волосатый с промежностью лобок, были надеты сверкающие золотым цветом плавки. Мало того Джудит была в золоченых с тонкими каблуками шпильками туфлях, от которых вверх под самую вуаль юбку уходили красивые смуглые, женские полненькие стройные красивые ноги. Их было отчетливо видно. Так как ткань вуали была практически прозрачной.
Джудит была мастер танца живота и любила свою работу восточной танцовщицы. Кроме того, хорошо тут зарабатывала да и сшибала с гостей деньги, принося сюда обратно в гримерку под крик и свист со сцены из зала под лямками лифчика и в поясе за плавками бикини просто целые веера из зеленых долларов.
Она в этой ночной большой забегаловке была лучшей и самой желанной танцовщицей. На которую, сюда съезжались поглазеть половина города и тот треклятый и наглый Оливер Макафферти. От которого сейчас опять так негодовала Кетрин Дэвидсон, ее самая молодая танцовщица подружка.
— Этот его взгляд такой жуткий и наглый! Того и жди, чего-нибудь похлеще этого Джеки Чарри! — негодовала Кетрин Дэвидсон – Куда смотрит наша в ресторане охрана и за что ей этот наш директор Клайв Мак-Харми платит деньги. Я слышала, что он еще тот садист и насильник, по которому давно уже плачет тюрьма. Еще завязан на подпольный городской наркосиндикат.
— Вот, именно, поэтому наш директор и терпит его здесь, как многих тут идиотов и кретинов – произнесла итальянка танцовщица Габриэль Салонне.
Но, Джудит знала, что эта Габи Салонне, влюблена в этого темнокожего гангстера мулата и городского бандита наркоторговца и мафиози. Это она только так говорила, чтобы поддержать разговор среди танцоышиц девчонок.
А Кетрин Девидсон продолжала — Эти клиенты каждую, буквально ночь, несут сюда свои баксы. Которые им, видимо девать некуда уже. А мы, отрабатываем эти деньги Клайву Мак-Харми.
— Тише, подружка – произнесла ей Джудит Флоэрти – Может, он сейчас, там стоит за дверями и слышит все наши разговоры. К чему неприятности.
Джудит Флоэрти взяла свои блестящие чашечки сагаты и застучала ими, оглушая их звоном сидящих своих подруг. Она стала, рисуя потрясающие и чарующие глаза крутить круги своим голым в кофейном отливе смуглым смазанным скользкой блестящей смазкой с круглым пупком животом пред большим зеркалом.
— Говоришь, Оливер Макафферти. Ну и что, кем он не был. Зато у этого поддонка много денег — произнесла ей Джудит Флоэрти – И самая дорогая в этом городе машина.
— Да, и он, сюда ходит ради тебя, дорогуша Джудит — произнесла ей с ироничным издевательским сарказмом сидящая на стульчике перед своим гримерным столиком и зеркалом молодая, лет двадцати девяти итальянка Габриэль Салонне – Может, избавишь нас всех девчонок от его тут присутствия? Сделай доброе дело.
— Он не только ради меня сюда ходит, Габи – отпарировала своей сопернице по сцене Джудит Флоэрти – Хотя, он неплох в сравнении с другими тут мужчинами. Весьма, неплох. Такому можно, вскружить голову.
— Вот и прекрасно– нервно и с раздражением в своем ревнивом голосе произнесла Габриэль Салонне.
Эти слова ревнивицу просто сейчас взбесили.
— Благодарю, Мэти – произнесла, открывающей дверь в раздевалку белокожему блондину и раскачанному здоровяку охраннику Мэту Кешнеру, входящая в голубой вуали юбке и танцевальном полуоткрытом костюме еврейка по происхождению еще одна ее подруга по этому танцевальному ремеслу, сорокалетняя и тоже смуглая. С темной в кофейном отливе и блестящей смазке кожей, с черными вьющимися длинными волосами. Чистокровная еврейка Гамаль Шаадим. Она только, что оттанцевала свой положенный музыкальный номер и теперь публика требовала еще кого-нибудь. Ее то и видела, там пролетая мимо между столов и этого пьяного развеселого мужичья Джудит Флоэрти.
— Слышишь, как публика сейчас шумит? Она требует тебя — произнесла Гамаль Шаадим, подходя к Джудит Флоэрти. И прижимается к своей лучшей подруге своим лицом и всем сзади телом, положив той свои в золотых украшениях женские руки на плечи — Проклятый город. Как я его ненавижу, подруга. Как и всех в нем — произнесла Гамаль Шаадим – Я так от всего этого уже устала, Джудит. Хоть бы зацепить путнего богатого мужика и свалить к черту отсюда куда-нибудь подальше. Нарожать детей и заиметь семью.
Вдруг, открылась снова входная дверь и в гримерную, почти бегом вбежала чернокожая танцовщица Опра Карере. На плече с дамской блестящей сумочкой и на высоких каблуках в блестящих сапогах.
— О, Опра, как всегда опаздывает, и как всегда, с одного бала на другой –произнесла самая занозистая здесь среди всех итальянка Габриэль Салонне.
— А тебе, что завидно – та отпарировала Габи Салонне – Иди сама поработай на городских улицах. А то все жалуешься, денег мало платят тут за виляние жопой и животом.
— Девочки. Не надо сразу вот так с порога ссориться – произнесла, им двоим, еврейка Гамаль Шаадим — Каждый живет, так как умеет и может. По своим потребностям и возможностям.
— Именно — произнесла, сверкнув, практически черными, карими глазами негритянка танцовщица и уличная путана Опра Карере.
В прошлом Опра перепробовала все на свете. Балет, бальные танцы, даже многое из современности. Но, остановилась именно на ресторанном беллидэнсе. Причем еще и с элементами сексуального совратительного полунагого женского стриптиза. Тут просто платили больше, и было ей все это интересно самой как молодой чернокожей лет не старше тридцати женщине своим нагим телом мозолить глаза пьяным в стельку тут буйным развращенным мужикам. В принципе все это нравилось тут всем подружкам Джудит Флоэрти как и ей самой. Иначе бы, все было по -другому.
Опра, пронеслась мимо сидящих подружек девчонок, бросая на свое место у столика и зеркала рядом с Джудит и Гамаль свою дамскую с помадой пудрой и прочими дамскими принадлежностями сумочку. Скинув пуховое уличной проститутки манто и снимая свои в блестках на высоком каблуке сапоги.
Она, подбежала к шкафу с одеждой, и стала раздеваться. Быстро и молча, не оглядываясь на своих по танцам подружек.
Джудит Флоэрти в то время уже собралась и готова была выйти в ресторанный наполненный сплошь и практически одними мужчинами пропахший куревом, вином и коньяками заставленный столиками зал.
Теперь был ее черед работать на этого своего директора и начальника Клайва МакХарми.
Гамаль Шаадим отошла от Джудит Флоэрти и произнесла ей сзади и в голую смуглую танцовщицы ночного стриптиз ресторана спину – Ладно, иди. И задай там всем этим ублюдкам жару, подруга. Пусть, они все там сойдут в этот вечер с ума от тебя, моя змея востока.
Джудит красиво ей улыбнулась своей белоснежной идеальной красавицы американки улыбкой, Виляя красиво голым животом и широкой женской задницей, своим овалами бедер из-под разрезов белой полупрозрачной юбки вуали, мелькая ляжками и бедрами ног и стуча шпильками танцевальных туфлей, опять, застучав чашечками сагатами, пошла к дверям на выход.
Она, прошла мимо подружек танцовщиц девчонок, задев одну из них толи случайно, толи специально своей широкой женской красивой как она сама полуголой смуглой в кофейном отливе задницей.
— Вот, тварь, какая, бессердечная. Хладнокровная, как действительно змея – произнесла, видимо не очень любящая Джудит Флоэрти полуголая и тоже еще пока не танцевавшая перед зрителями двадцатисемилетняя танцовщица живота итальянка по происхождению Габриэль Салонне. Не менее красивая, чем сама Джудит. И, видимо ее по сцене извечная тут соперница.
— Габи, не смей так отзываться о Джудит. Она коронка этого заведения и главный наш доход. Наша здесь зарплата – резко осекла Габриэль Салонне черноволосая еврейка, тоже брюнетка и подруга Джудит Флоэрти Гамаль Шаадим — Кроме того, ты ее всю не знаешь, как я. И не тебе судить о моей подруге.
— А что? – она произнесла, глядя в сторону сорокалетней танцовщицы еврейки Гамаль Шаадим — Я ничего. Пусть себе пляшет.
Магазин антикварных древностей
Джудит Флоэрти любила, как и все женщины магазины. Порой с подружками по работе зависая подолгу в, каком-либо, маркете одежды или украшений. Но в отличие от своих подружек не могла, просто так пройти мимо каких-либо особенных экзотических магазинчиков со всяким старьем и почти никому не нужным барахлом. Таких магазинчиков было полно по всему городу Нью-Йорку. Чуть ли не на каждой городской улице. Торговали всяким завалящим барахлом и по сути хламом вперемешку с другими магазинами весьма приличного вида и состояния с хорошими недорогими товарами. В принципе не было никакой конкуренции. Каждый торговал тем, чем хотел и не мешал никому.
Но многие городские жители избегали такие заведения. Лишь только, какие-либо наведывались престарелые жадные скряги или скупщики различного антиквара. Не желающие тратить приличные деньги на хорошие для себя вещи.
Но, Джудит такие места нравились. От них тянуло древностью и стариной. Ушедшими в реку времени целыми эпохами.
Особенно один. Салон магазин антиквариата «Beni Kunz Antique Shop» — «Антикварная лавка Бени Кунца» почти в центре Нью-Йорка, В слиянии двух улиц и перекрестков рядом с проспектом и автомагистралью TRINITY, на Cortland Strit и Fulton Strit. В районе еще двух коротеньких улиц Maiden и Liberty.
Джудит Флоэрти посещала частенько такие заведения. И этот был как раз на пути следования с ночной работы в центральную часть города в City Holl рядом с большим парком CITY HOLL PARK, где через улицу и дорогу, в жилом квартале, квартировалась и проживала на съемной квартире Джудит Флоэрти.
Это произошло как раз после очередного, по счету за ночь, пятого выхода к пьяной буйной публике своего сводящего с ума всех там мужчин, на зависть и ревность их подружек женщин, выступления в ресторане и уже под самое раннее утро.
Заработав как раз свои деньги. И теперь свободная от всех этих назойливых и очумевших от хмельного ресторанного пойла клиентов мужиков. Их глаза пьяных, чуть ли, не кидающихся ей Джудит Флоэрти под ее обалденной красоты женские, голые смуглые ноги. Сующие смятые зеленые доллары за лямки ее в золотой оторочке лифчика и за золоченый на бедрах и заднице юбочный пояс. Этот оголтелый рев и свист и удушающий от курева белесый застилающий ее карие Джудит глаза дым. И свой змеиный танец любви промеж стоящих, там заставленных бутылками и стаканами столиков. Хруст битого стекла под своими на высокой шпильке золочеными танцовщицы живота туфлями.
Джудит вспомнила эти сумасшедшие пожирающие ее, буквально целиком, глаза этого Оливера Макафферти. Холодные и синие, кажущиеся вообще не живыми. Наполненные дикой звериной сексуальной развращенной маниакальной страстью. Но красивые и безумно влюбленные в нее Джудит Флоэрти. И как ни странно, они нравились ей, как и сам Оливер Макафферти. Ее, почему-то сейчас тянуло к нему как магнитом. Она не знала толком его, но он ей нравился. Не смотря на то, кем он был.
Ее всю даже сейчас перетряхнуло.
Она вновь была в этом месте, где бывала нередко в слиянии двух улиц и перекрестков рядом с проспектом и автомагистралью TRINITY, на Cortland Strit и Fulton Strit. В районе еще двух коротеньких улиц Maiden и Liberty. В целом это было далековато от места ее ночной работы на South Street Seaport. Приходилось брать либо такси, либо тебя подвозили сюда эти телохранители и вышибалы с работы Джудит Флоэрти, здоровяки и качки Кирк Стамп и Мет Кешнер на своих личных машинах. Иногда с подружками по профессии. Иногда одну. Благо мальчишки были сговорчивыми и простыми в общении.
Джудит Флоэрти, в этот раз опять, просто не смогла пройти или проехать мимо небольшого забитого старинным антиквариатом магазинчика этого немного странного восьмидесятилетнего старика торговца.
И выпрыгнув из машины удивленного непонятной, вдруг тут внезапной остановкой Мета Кешнера, Джудит Флоэрти, распрощавшись с ним. Чмокнув того, точно своего ухажера в покрытую черной волосяной колючей трехдневной щетиной щеку, она, цокая громко по бетону улицы своими тонкими шпильками черных уличных туфлей на изящных смугленьких женских стройных ногах, буквально влетела в магазин, что был совершенно пустым. Ни единого покупателя. Да и не мудрено. Кому все это тут нужно то. Только старьевщикам и торгашам, таким же, как сам этот Бени Кунц.
Джудит, в принципе не удивилась, но вежливо поздоровалась с невысоким коренастым, лет восьмидесяти стариком с хитрым демоническим прищуром. И стала все осматривать в его небольшом, но забитом доверху всякими допотопными ценностями магазине.
Джудит Флоэрти сейчас интересовали украшения. Старинные. И золоченые безделушки. Кольца, браслеты и сережки. Экзотика, какая-нибудь редкостная. Хоть, что-то, за что она готова была неплохо даже заплатить, если придется за понравившуюся ей в этой лавке старинного барахла вещицу.
— Может, подвернется золотое старинное, какое-нибудь колье в стиле, а-ля Египет или Тунис. Может, старинное, желательно не очень дорогое ожерелье — она произнесла сама про себя, когда старик решил куда-то к себе от прилавка уйти.
Вообще, можно было, и спросить старика мистера Бени Кунца. И тот сам бы, чего-либо предложил из своих складских антикварных архивов. Но карие под тонкими черными бровями женские глаза Джудит Флоэрти внезапно остановились на совершенно ином. Это была маленькая загадочная древня, как видно шкатулка. Совсем небольшой этакий кубик. С интересными золочеными картинками на всех четырех его сторонах. Необычных узорах, выполненных золотой инкрустацией. И было видно, что этот предмет был не просто шкатулкой. Он был какой-то загадочный и особенный. Напоминал этакий кубик Рубика. Но с принципиально иной формой внутренней и внешней конструкции.
Джудит Флоэрти эта шкатулка просто понравилась. Она и сама не понимала почему, но захотела именно и только теперь ее. Просто, и даже так как домашнее украшение интерьера в ее съемной городской квартире.
Она подошла как можно ближе к стеклянной витрине и склонилась к маленькой загадочной красивой шкатулке.
Ей как будто, то ли почудилось, то ли показалось, сейчас даже, кто-то шепнул на ухо под черной завитушкой височных волос — Возьми меня — прозвучало очень тихо в ее голове. Практически шепотом, что та не разобрала, точно. Но, кто-то произнес ее женское имя в растяжку – Джу-у-удит.
Это даже усыпило Джудит Флоэрти или загипнотизировало, так что она не увидела даже подошедшего к ней и прилавку старика продавца мистера Бени Кунца.
Джудит вздрогнула от испуга, чуть не вскрикнув.
Джудит Флоэрти была сама по себе не трусиха, но такое резкое появление рядом этого с виду не очень приятного на свое старческое лицо старика ее напугало. Именно в момент резкого необъяснимого гипнотического пробуждения.
— Желаете, что- то приобрести, мисс? – произнес ей торговец мистер Бени Кунц.
— Н-н-да — она ответила ему, собираясь с мыслями и от своего испуга. И указывая указательным пальцем правой руки, на стоящий в стеклянной витрине маленький красивый в золоченой окраске странных узоров кубик – Эту, вот шкатулку.
Он, молча, открыл стеклянный витринный шкаф со своей стороны и поставил кубик на прилавок.
— А она, открывается?- спросила Джудит у продавца антиквариата.
— Мне не ведомо, мисс — произнес Бени Кунц — Но, по виду своему, думаю, да.
— Интересная вещица — произнесла Джудит Флоэрти, вспоминая, что возможно и, когда-то она видела нечто такое же.
— Откуда она у вас?- решила поинтересоваться Джудит у продавца.
— Принесли – произнес мистер Кунц.
— А кто? – она снова его спросила.
Тому такие расспросы не очень, как видно понравились, и он ответил ей – Давайте, не будем задавать лишних вопросов. Принесли и все. Скажем профессиональная тайна. Я поставщиков не выдаю.
Продавец хитро прищурил свои пронзительные сейчас старика лет восьмидесяти глаза.
Джудит Флоэрти уставилась тоже на него и настороженно.
Она пришла к выводу, что эта шкатулка ей решительно знакома. Только вот, как и каким образом, Она сейчас не помнила. В душе Джудит закралась некая осторожность. И даже подозрительность, раз даже продавец этот старьевщик собиратель старинных вещей, ничего ей не сказал вразумительного насчет ее вопроса. Но, вполне увереннно решила ее купить.
— Сколько, вы хотите за шкатулку? – Джудит Флоэрти спросила старика продавца Бени Кунца.
— Нисколько – он ей ответил, чем Джудит вообще огорошил.
— Как, нисколько?- она спросила его, уже думая о каком-то подвохе и обмане – Вы ее собираетесь мне вручить совершенно бесплатно?
— Абсолютно верно, мисс — произнес мистер Бени Кунц.
— Интересный номер – она произнесла ему – Никогда еще, вот так мне ничего подобного не отдавали в магазинах.
— Дело в том, мисс — произнес учтиво и вежливо Бени Кунц – Ее мне просто отдали, и сказали, чтобы если надумаю продать, то, чтобы отдал без денег. Я хотел поинтересоваться, почему? Но в это время отвлекся на какой-то сзади за спиной шум, а когда обернулся обратно, то того, кто мне ее отдал с той стороны, где вы сейчас стоите, мисс никого уже не было. Ну, я и решил быть честным и вот отдаю вам ее забесплатно. Я думаю, много не потеряю, если отдам товар вам без оплаты.
Джудит даже, как-то обрадовалась. А Бени Кунц завернул небольшой красивый кубик в цветную бумагу и завязал даже темной блестящей ленточкой.
Она забрала свою шкатулку даже не зная, зачем ее приобрела. Просто захотела и все. И положив, ту в дамскую свою довольно большую сумочку, покинула антикварный магазин.
Правда, в дверях, когда она выходила Бени Кунц, произнес ей вопросительно – Вы та известная своей женской безукоризненной красотой танцовщица ночного городского ресторана «THE SNAKE KINGDOM» на South Street Seaport, что обожают у нас в городе все буйные разгульные мужчины? Никогда еще там не был.
Джудит Флоэрти ему ничего не ответила, лишь сверкнула ему своими завлекательными жгучей брюнетки карими из-под черных тонких изогнутых бровей на смугленьком личике глазками и закрыла за собой дверь.
Она быстрым шагом устремилась к ближайшей автобусной остановке на Cortland Strit и Fulton Strit, ловить такси.
Джудит Флоэрти была несколько удивлена тем, что этот практически древний восьмидесятилетний старик, почему-то ее знает. И через кого?
Она, снова услышала, где-то рядом с собой негромкий, почти шопотом голос – Джу-у-дит.
Она, резко обернулась за спину и покрутилась кругом. Но, никого нигде не было. Но, этот мужского звучания голос был ей тоже знаком.
Было уже ясное утро. Она ехала в свой дом и в свою квартиру, чтобы вновь и наконец-то, отоспаться от ночных своих танцевальных выступлений.
Город Нью-Йорк
Такси летело по широкому шестиполосному 65 шоссе города Нью-Йорка по адресу 969 City Holl в сторону CITY HOLL PARK по многоуровневой скоростной автомобильной автостраде от самой восточной припортовой окраины города к застроенному небоскребами центру громадного огромного в мире мегаполиса.
Мимо пролетали большие зеркальные магазинов витрины и дорогие машины. От легковых до грузовиков и дальних автодорожных магистральных трейлеров, рефрижераторов и длинных цистерн. Иногда мимо окна такси, в котором ехала домой, Джудит Флоэрти проскакивали на скоростных байках мотоциклисты.
Одна улица сменялась другой, квартал за кварталом. Дом за домом. Городской широкий автобан под номером 65, перешел на разветвлении в двурядный. На одном из поворотов громадного города. Шоссе под номерами 4, 5, 6, врезающимися в другую дорогу PARK ROW, что от стоящих справа дух небоскребов, уходила влево в CITY HOLL PARK и к самому BROADWAY.
Таксист, лет двадцатипяти, все стрелял своими в зеркало заднего вида мужскими глазками. Она привлекла своей красотой его внимание. Но, странным образом молчал. Может, был несколько взволнован и смущен. Ибо она тоже посматривала в то зеркало на него. Поигрывая лукаво своими карими женскими знающими себе цену глазами.
Было видно, Джудит Флоэрти понравилась этому довольно молодому, как было ей отмечено с восточной внешностью водителю городской не дорогой раскрашенной в желтый цвет легковушки.
Время было уже начало двенадцатого. И Джудит после ночной своей работы хотелось быстрей домой. Принять душ или ванну. И обязательно выспаться. Так как вечером снова надо было на свою ночную работу.
Нельзя сказать, что ей поначалу нравилась ее такая вот работа. Но, выбирать не приходилось. Другого она и не умела. Ни образования. Ни профессии. За спиной и девичьими плечами лишь один колледж. Хоть, она закончила его полностью и весьма даже как сама помнит успешно. На радость своих родителей. А дальше, различные в личной судьбе несчастья, всякие коллизии в жизни, мужчины, попытки выйти замуж. И как итог и финал, улица. И Джудит Флоэрти хорошо сейчас помнит это. Потом вот встреча с сорокалетней еврейкой танцовщицей Гамаль Шаадим и этот ночной ресторан и восточный беллидэнс. Снова мужчины и успех. Появились деньги и работа.
Для кого-то это не работа, а черт знает что. Но, для таких женщин как она, это выход из самих жизненных трудностей. И может даже еще больше. Ведь это только начало.
И вот теперь, надо было использовать то, что пока было в избыточном достатке. Пока еще довольно молодая, красивая. И пока есть спрос. Кое-какие в женской сумочке заработанные деньги. Кроме того, Джудит Флоэрти полюбила свою такую вот работу. Как может показаться со стороны странным. В окружении этих пьяных орущих мужчин. Готовых, из-за нее на все. Даже из-за кивка женской черноволосой в танце головы, пары лишних вращений у какого-либо ресторанного столика голым животом. Подмигивания карего женского глаза, начистить друг другу рожу.
Она любила сводить мужчин с ума. Да и какая красивая женщина это не любит. А особенно своим обнаженным смугленьким невероятно гибким молодым двадцатидевятилетним телом, способным с успехом отработать свою ночную музыкальную программу. Убийственным взором карих под тонкими черными бровями глаз, стройными изящными ногами и другими прелестями, что принадлежит только исключительно женщине. К тому же Джудит была лучшей и самой кассовой. И директор, хозяин ресторана «THE SNAKE KINGDOM», платил ей достаточно хорошо, чтобы жить в этой достаточно не дешевой квартире, с душем сразу и ванной, что на пятом этаже высотного жилого дома новой застройки, по адресу City Holl на CITY HOLL PARK.
Такси подъехало к высотному жилому дому с внутренним широким двором и детской площадкой.
— С вас, мисс, сорок пять долларов — произнес Джудит Флоэрти двадцатипятилетний таксист, по-прежнему смущенно короткими урывками своих синих мужских глаз, рассматривая с ног на высоких каблуках шпильках туфлей до головы невероятно красивую, хоть и старше его, но молодую еще совсем женщину.
— «Интересно» — подумала, сейчас рассчитываясь с таксистом Джудит Флоэрти – «Что бы с тобой случилось, если бы ты увидел меня в том танце живота. Да еще, почти совершенно голой».
Она улыбнулась таксисту приветливой загадочной улыбкой, приводя того стеснительного и очарованного ее красотой от самого Бога молчуна в неистовое замешательство.
— Джудит – произнесла вслух, решив, все же познакомиться с этим водителем городского такси и уточнила – Джудит Флоэрти.
Она первая сделала в его сторону шаг, раз тот все не мог никак набраться смелости и решиться. Хотя было видно, что хотел познакомиться. Да и, кто его знает, знакомый и влюбленный в тебя по уши в таком огромном мегаполисе и городе таксист, это просто находка и удача. Так решила для себя Джудит Флоэрти. Всегда пригодится и всегда под рукой.
– А вас, как звать? — она произнесла ему и сама протянула свою женскую утонченную в нежной смуглой коже руку с тонкими в колечках и перстнях пальчиками и в золоченом красивом браслете на запястье.
— Карим – тот ей ответил и тоже протянув мужскую водителя таксиста руку, уточнил — Карим Моафи. Я Иранец.
— Я тоже, не чистая американка, Карим Моафи.
— Вот мой номер — он еще ей произнес и после дружеского рукопожатия, полез в свой нагрудный безрукавой кожаной черной жилетки правый карман. Достал оттуда визитку своего городского такси с номером личного телефона.
— Очень приятно, Карим – она произнесла ему, беря визитку в свои девичьи руки – Спасибо. Очень пригодится в следующий раз. Если что, то буду только ждать вас.
Двадцатипятилетний парень, явно заволновался и покраснел от такого внимания к себе такой молодой красавицы. Имеющей тоже восточные корни от своего отца американца и матери египтянки, от которой Джудит досталась сама женская красота.
— Ну, ладно — произнесла Джудит Флоэрти Кариму Моафи – Мне пора. Пока прощайте, Карим Моафи.
— Прощайте – он, садясь в свою машину, ей ответил со счастливым выражением своего сорокалетнего водителя городского такси лица. Вероятно, рассчитывая на дальнейшую дружбу и любовную даже взаимность.
Привет из самого сердца Ада
Был уже час дня, на ее висящих настенных в квартире часах, когда все, переделав домашние дела, Джудит Флоэрти решила упасть на свою постель.
Она порядком устала как всегда от всего за ночь пережитого и этой своей работы.
В голове и перед ее карими глазами стояли эти пьяные развеселые рожи мужиков посетителей и завсегдатаев ее ночного восточного ресторана «THE SNAKE KINGDOM». Со своими такими же пьяными развеселыми подружками. Либо девочками легкого поведения. Они порядком уже осточертели ей, как и ее подругам танцовщицам живота. Их матерки и крики. Порой даже драки, что было не редкостью этого заведения, если кто-то начинал лезть к извивающимся в восточном беллидэнсе полуголым танцовщицам. Тут еще в дело вступала ресторанная охрана во главе с Кирком Стампом. Здоровенным мускулистым вышибалой амбалом, метра два ростом, что неравнодушно к ней давно уже дышал и дарил даже цветы. Но, Джудит не очень хотела с ним заводить, какие-либо отношения. Пока. Кто его знает, возможно, позднее. И все же. Парень был на вид ничего и достаточно сильный, чтобы если, что защитить от всяких посягательств, связанных с насилием красавицу Джудит Флоэрти.
— Что, ты тянешь с этим – произнесла ей, как-то ее подруга еврейка и напарница по работе, лет сорока и самая старшая в их женской группе танцовщиц Гамаль Шаадим – Видишь, парень с ума сходит по тебе.
— Ага, как и все в этом нашем зале — произнесла ей тогда Джудит Флоэрти – Может, посоветуешь еще этого блондинчика, что ошивается, все время у дверей нашей женской гримерки и раздевалки Мэта Кешнера. А вообще, у меня есть обширный выбор, подружка моя. Даже сразу не определишься.
— Но, в твоем возрасте, пора бы поискать себе надежного мужика – произнесла Гамаль Шаадим.
Сейчас Джудит задумалась об этом, вспоминая здоровяка, вышибалу Кирка Стампа. И уже следом об этом только, что познакомившимся с ней двадцатипятилетним таксисте иранце Кариме Моафи. Что был хоть и гораздо младше Кирка, и выглядел моложе и привлекательней.
Еще вспомнился этот крайне неравнодушный к ней сорокалетний Оливер Макафферти. Криминальная шишка города Нью-Йорка. Наркодиллер и мафиози. Обладавший непреклонным приоритетом среди преступников и бандитов города. Практически неподсудный с хорошей защитой сверху среди главных бонзов Нью-Йорка и других городов Америки. Имел под собой много подпольных баров, казино и ресторанов и здесь и еще по городам Северных Штатов.
Она вспомнила его синие ледяные и жестокие глаза. Именно, взгляд был ей настолько неприятен, что завораживал саму Джудит Флоэрти именно этим. О любви с таким человеком и речи пока быть не могло, конечно. Но, кто его знает. Этот бандит города был сказочно богат и всесилен. И не спроста ее к нему ревновала подружка по ресторанному беллидэнсу эта итальянка Габриэль Салонне, мечтающая охмурить Оливера Макафферти. Хоть, и сама побаивалась с ним связываться. Если этот разгульный и буйный пьяный Джеки Чарри был просто хам и бабник в открытой форме, что позволял себе распускать свои руки и хватать танцовщиц в момент их выступлений. За что постоянно его вышвыривали из ресторана. То, этот был какой-то скрытный и жуткий тип. Не позволяющий себе такого, но как видно не прочь и такого при удобном случае. Да и вообще, кто его знает. Но, Джудит Флоэрти даже и не думала с ним тоже заводить, что либо. Что не советовала и ее подруга Гамаль Шаадим. Она тоже опасалась этого Оливера Макафферти. Но, этот Оливер ей все же нравился. Не смотря, ни на что. Именно Джудит нравились его синие ледяные, пугающие женщин жестокие и алчные, именно до женских прелестей гангстера глаза. Само темное до черноты его мулата бандита лицо с глубокой ямочкой на подбородке. Всегда идеально выбритое.
Она, пока не планировала с ним, что-либо заводить и даже боялась его, как и все ее подружки. Но, все же часто танцевала пред ним свой змеиный танец любви, вертя своим женским красивым в скользкой блестящей смазке животом.
Джудит отбросила все эти мысли. Надо было выспаться к следующей ночной своей работе.
И уже было хотела лежа в постели уснуть, как вдруг вспомнила о своей бесплатной покупке. Ей, словно, кто-то, или, что-то напомнило о той красивой в золоченом оформлении черной загадочной шкатулке с секретом. Ибо, она сразу поняла, что этот странный идеальный по своей красоте кубик был, не так прост, как казалось. Не мог он быть просто внешне тем, каким был. Это, она поняла, соскочив со своей постели и забыв про свою усталость и сон. Ступая мягко, в домашних пуховых тапочках по полу, почти бесшумно легкой поступью. И виляя, красиво по сторонам своими смуглыми в кофейном отливе нежной кожи молодыми двадцатидевятилетними изящными танцовщицы беллидэнса бедрами, ляжками, полуголой широкой задницей и лобком в узких нательных белых плавках под короткой белоснежной женской ночьнушкой. Вышла из своей спальни и подошла к стоящему небольшому перед плазменным телевизором в главной комнате кожаному дивану, на который бросила мимоходом свою дамскую сумочку.
Джудит, приехав домой, и как обычно, вся тут и разделась. Шатаясь по своей квартире из угла в угол, сбросила свою красную кожаную короткую куртку сюда же на этот диван. Тут же разулась из своих подчеркивающих идеальную красоту ее женских ног на высокой шпильке черных туфлей. Сняв, затем, идеально подогнанную к ее широким женским бедрам и заднице черноволосой брюнетки из черного сверкающего блестками серебристых нитей крепа миниюбку. Она, пока ехала на такси с Каримом Моафи совсем забыла про свою бесплатную покупку, отвлекшись на молодого двадцатипятилетнего таксиста Иранца и лишь думая о предстоящей очередной рабочей ночи.
И, вот сейчас, Джудит вспомнила о ней. И о том, что решительно была знакома ей эта странная маленькая коробочка с загадками. Но, она не понимает сейчас откуда у нее, вот такие непонятные подозрения и догадки.
Она, вернулась в спальню, держа в руках свою дамскую сумочку. Затем, задернула плотнее спаленные на окне темные шторы. И в спальне стало довольно темно. Джудит, открыла сумочку и достала загадочный тот свой подарок продавца старьевщика мистера Бени Кунца.
Развязала темню ленту и раскрыла упаковку.
Шкатулка в руках Джудит Флоэрти сверкнула своим золоченым богатым красивым оформлением в полутусклом не очень ярком свете горящего на спальной тумбочке ее постели ночника.
Джудит запрыгнула на свою расстеленную широкую просторную в белоснежных шелковых простынях постель. И усевшись на ней, и скрестив свои ноги, стала вертеть в руках маленькую загадочную шкатулку. И, чем больше, она ее крутила во все стороны и смотрела на нее, тем понимала, что эта вещица далеко не такая простая, как могло показаться любому. И было такое ощущение, что она даже знала уже как нужно ее вертеть и крутить. Что, когда-то она с ней имела уже дело. В голове Джудит будто, зудела одна мысль. Открыть…Открыть.
Сначала, она попробовала ее со всех сторон своими отточенными до маникюрного идеала заостренными накрашенными темным лаком ноготками, проверяя каждый угол, скос и плотно сомкнутую щель загадочного квадратного в геометрическом идеале предмета.
Пока, она ее крутила из головы все не выходили эти жуткие, но чем-то даже сейчас привлекательные для Джудит Флоэрти синие глаза этого Оливера Макафферти. Его, то очень темное смуглое с ямочкой на гладко выбритом подбородке лицо. Под широкополой гангстерской белой шляпой. Как, вероятно все завернутое в строгий деловой белоснежный костюм с черной рубашкой и белым галстуком сорокалетнее мужское нагое тело. В компании с еще тремя такими же лицами. Этого телохранителя и вышибалы ресторана здоровяка Кирка Стампа и таксиста иранца Карима Моафи. Одно сменяло другое на пример, выбери меня. Но, Джудит Флоэрти об этом больше не думала, а упорно вертела в своих утонченных женских длинных окольцованных кольцами и перстнями пальчиках этот маленький загадочный кажущийся целым и монолитным кубик, с каким-то своим внутренним не менее загадочным секретом.
После нескольких упорных вращений, поисков и попыток найти, хоть какую-то зацепку к разгадке тайны шкатулки, вдруг предмет, как-то сам точно намекая ей, поддался. Когда Джудит неожиданно своим остреньким ноготком указательного пальчика, зацепилась за небольшой выступ на кругленьком, похожем на золотое солнце древних индейцев Латинской Америки Майя и Инков диске. Что, по-видимому, было главной стороной кубика. И провела по кругу. Круг повернулся на половину своего оборота. И там, внутри шкатулки, что-то, видимо сработало. Раздался легкий еле слышимый щелчок. Это взбодрило Джудит. И она с новой силой завертела шкатулку в своих руках, рассматривая ее со всех сторон. И на обратной стороне ее нашла, как ей показалось некое подобие круглой черной кнопки среди золотых блестящих украшений и орнамента загадочного кубика.
— А, ты и не такая уж сложная — произнесла она в своих руках маленькому квадратному предмету. И надавила своим опять же указательным пальцем правой руки на скрытую кнопку. И как ни странно, но ее палец проследовал внутрь вместе с этой черной кнопкой и там внутри, что-то снова сработало уже более уверенным и более громким щелчком.
Ее, что-то сейчас насторожило. И Джудит, вдруг ощутила некий подувший откуда-то со всех сторон в слабом дуновении ветра странный холодок. Здесь и в ее достаточно согретой теплой спальне. Она ощутила присутствие чего-то, что было сейчас с ней совсем рядом. И это было далеко не доброе. Здесь в ее спальне. Белым днем и завешанной темными шторами на одном большом окне. Точно, кто-то сейчас стоял у ее постели и смотрел в упор на нее Джудит Флоэрти. Что-то знакомое ей, И в чем-то даже родное. Оно не пугало ее, а наоборот даже сейчас завлекало своим незримым присутствием. Точно, помогая Джудит Флоэрти и дергало ее за девичьи молодые смуглые кожей черноволосой жгучей красавицы брюнетки танцовщицы руки.
Кубик, точно ожил и задергался в ее руках во все стороны. Там внутри его, что-то происходило сейчас. Он резким рывком выскочил из женских рук и упал на постель перед скрещенными смугленькими красивыми голыми полностью ножками танцовщицы танца живота ночного ресторана «THE SNAKE KINGDOM».
Джудит Флоэрти отпрянула и отклонилась в испуге немного назад. А шкатулка вся зашевелилась и стала сама менять свои формы. Она, разделившись на три части и провернулась всеми своими частями то вправо, то влево. Затем, вытянувшись вверх на встроенном внутри, видимо, каком-то устройстве, снова сложилась в тот же самый кубик. Опять, кажущийся, сплошь единым целым и монолитным. Но зато в самом центре, где было в орнаменте то золотое круглое большое солнце, появилось черное глубокое отверстие. А в комнате стало невыносимо холодно, точно наступила внезапно зима. И, казалось, что пойдет уже сам снег. Вокруг кровати Джудит, внезапно сгустилась некая непроглядная темнота, что затмила собой даже горящий и стоящий на прикроватной тумбочке ночник. Темнота обволокла саму Джудит Флоэрти и прикоснулась к ней своими ледяными липкими руками.
В самой шкатулке заиграла, какая-то странная музыка, которую, когда-то Джудит казалось даже, где-то слышала. И это привлекло ее внимание, точно, гипнотизируя.
— Джудит – она, опять услышала, уже четко и без искажений свое имя, и голос до боли ей знакомый. Более громкий и четкий. И этот голос исходил из самой этой маленькой коробки. И еще — Смотри.
Джудит, услышав эти слова, взяла снова в свои руки странную и необычную шкатулку, секрет которой она, похоже, только что без особого даже труда раскрыла.
Она поднесла ее к себе и склонилась над черным большим отверстием, откуда лилась звонкая необычная музыка. Там еще был некий шорох и звон, чего-то очень похожего на звон металла. Она так увлеклась слушанием этой негромкой доносящейся оттуда красивой мелодии, что не услышал иного. Более близкий некий шорох в ночной пустоте комнаты.
— Джудит – прозвучало, громко и снова ее имя. И перед ее лицом промелькнула черная призрачная тень и Джудит вскрикнула, отвлекшись от коробки в руках, когда из нее вылетели несколько металлических гремящих, скованных звеньями длинных и гибких цепей. А острые, искривленные и загнутые своими концами, как рыболовецкие, крючья, впились в ее женское смуглое в кофейном отливе с нежной бархатистой кожей лицо. Они просадили, ту ее кожу вместе с плотью насквозь и вылезли наружу, поддевая Джудит как пойманную рыбаками рыбу. Боль, мгновенно пронзила ее и сам ледяной ужас. А цепи, натянувшись, потянули внутрь ее в саму шкатулку. Прямиком в черное кажущееся бездонным отверстие.
Джудит стала неистово в ужасе и панике сопротивляться. И, несмотря на жуткую боль, потянула назад свою попавшую в ловушку крючьев и цепей черноволосую двадцатидевятилетней брюнетки девичью голову, отклоняясь от этой квадратной, вращающейся в ее руках и меняющей свои формы и конфигурации коробки.
Цепи натянулись, и Джудит ощутила, как ее кожа лица просто стала рваться и распарываться точно по швам, как некая тягучая ткань и отрываться от ее черепа.
— Ты обещала нам, Джудит – внезапно пугая ее к тому, что уже было, раздался мужской громкий голос – Тело за тело. Жизнь за жизнь. Душа за душу.
Она закричала, и стала звать на помощь. Темнота в ее спальне стала еще темней. А непереносимая боль превратилась в сладостное дикое сексуальное непотребное развращенное садистическое наслаждение.
Джудит, стеная от жуткой непереносимой кайфовой боли, отключилась из своего сознания, так мало, что поняв.
Но, тут же, пришла в себя, проснувшись от леденящего кровь кошмарного ужаса. Уже был поздний вечер. На домашних настенных часах было 11:25.
Ресторан «THE SNAKE KINGDOM»
Джудит Флоэрти сейчас сидела в своей гримерке на своем стульчике перед зеркалом. Ее все еще трясло от пережитого ею недавнего ужаса и кошмара. Этот кошмар и ужас ей, были знакомы, но Джудит не могла вспомнить откуда. Такое было ощущение, что она уже такое проходила и переживала когда-то. Возможно, давно, но память ее возвращала к этому кошмарному пережитому.
Ей решительно казалось, что эта купленная за бесплатно антикварная музейная древняя маленькая шкатулка уже была, когда-то в ее женских руках. И вот опять, тоже, самое. Все повторялось. И именно так как и было раньше.
— Джудит, подружка — произнесла ей еврейка Гамаль Шаадим –Что произошло? Ты сама сейчас не своя.
— Ничего, Гамаль. Ничего. Все нормально. Просто, плохо спала – она произнесла своей подруге сорокалетней танцовщице живота Гамаль Шаадим.
Джудит глянула искоса, молча, ничего ей не ответив, и уставилась в свое в зеркале отражение. Ее миленькое смугленькое женское красивое чернобровое личико выражало беспокойство и нервозность. Она все еще не могла собраться сама с собой. И войти в нужный ритм, чтобы окончательно успокоиться. Сейчас что-то происходила. И Джудит Флоэрти это чувствовала и ощущала. Все это вертелось вокруг нее. И с этим со всем теперь надо было ей работать. Стараться не показывать даже вида.
Она уже и не все помнит, как доехала под вечер до своего ночного ресторана «THE SNAKE KINGDOM», перемахнув на городском такси с этим молодым таксистом иранцем по имени Карим Моафи, половину Нью-Йорка, до самого South Street Seaport.
Сколько было уже время. Она не знала точно. Но была сейчас вся на нервах и в каком-то странном еще состоянии, диком сексуальном возбуждении, что топоршились ее торчком девичьи полненькие третьего размера груди, и торчали возбужденные сексуально соски.
Пока ехала в такси хотела сама оттрахать этого молодого иранца таксиста Карима Моафи, хоть и была знакома с ним совсем недавно. Но, удержалась и вот сейчас, просто горела желанием, кого-нибудь развратить и совратить здесь в этом своем ресторане и этой ночью. Но, пока не знала кого. Но, желание было просто необузданное и почти неуправляемое. Ведь кругом там в том ресторанном укутанном и заполненным винными запахами и едким удушливым от сигарет дымом танцевальном зале полно было пьяных мужиков. И каждый хотел ее и ее подружек танцовщиц. Молодых женских гибких тел.
В голове стоял жаркий любовный туман, и горело все ее девичье молодое двадцатидевятилетнее тело под красной короткой кожаной курткой. Пылала промежность и ляжки. Сам любовный жар шел вверх от Джудит лобка к животу и к ее груди. Потом в черноволосую голову, затуманивая здравый девичий рассудок. А карие глаза горели и сверкали дикой любовной страстью.
— «Что такое со мной?:» — она произносила про себя – «Эта коробка. Это все она. Но, что она такое? Откуда я знаю ее? Эту музыку и эти крючья и цепи? Этот ужас и сон?».
В голове были одни только сейчас вопросы.
Она быстро проскочила мимо, отворяющего ей дверь охранника здоровяка Мета Кершнера, стараясь скрывать свой возбужденный жаждущий секса и любви взор карих девичьих глаз, что желали не только сейчас одного развращенного и самого отвязного секса, но еще чего-то жуткого и даже преступного. Даже не ответив, пожирающего ее с ног до головы, своим мужским взором синих глаз Мету, на приветствие, как обычно. Ибо была вне себя от дикого возбуждения и, стараясь это не показывать никому, Джудит Флоэрти, очень быстро, стуча шпильками своих дорожных туфлей, и мелькая полуголыми бедрами в лайкровых чулках, заскочила в гримерку, пролетев мимо своих танцовщиц подружек. И стала быстро переодеваться.
Джудит сбросила с себя повседневный свой уличный наряд на раскладной стульчик, за отгораживающий, разделяющий гримерку на две половины ширмочкой. Натянула узкие блестящие свои танцевальные бикини плавки на свою широкую женскую женщины самки смуглую нежной кожей задницу. И в кофейном отливе округлые полненькие девичьи ляжки и бедра. Тонкими узкими лямочками и вырезами под свой овальный с круглым пупком живот, подтянув волосатый лобок. Затем, поверх их нацепила золотой с вниз спадающей полупрозрачной из легкого, почти невесомого шелка юбкой вуалью пояс с застежкой посередине с блестящими шуршащими обвесками пояс.
Трясущимися возбужденными руками нацепила на пышные полненькие размера третьего девичьи груди с торчащими сосками золоченый такой же с обвесками лифчик. Быстро обмазавшись более даже, чем обычно делала специальной скользкой блестящей смазкой с ног до головы, выскочила из-за ширмы и, усевшись за свой гримерный столик и перед зеркалом, стала гримероваться. Надевать золотые старинные браслеты на запястья своих голых женских молодых рук и кольца на пальцы. В свои девичьи танцовщицы живота уши вдела большими кольцами серьги.
Ей показалось, никто не обратил на нее даже здесь никакого внимание. Все занимались тем же. Готовились к выступлениям и своей ночной работе. Все девчонки танцовщицы были заняты своими танцевальными костюмами и гримом.
Она смотрела на все эти старинные антикварные красивые украшения и все думала о том магазине Beni Kunz Antique Shop и старике старьевщике Бени Кунце. Об этой такой же старинной напугавшей Джудит Флоэрти шкатулке с жутким, как оказалось секретом, что вызвала странные и до боли знакомые жуткие во всех красках воспоминания. Они пришли ей, именно и только сейчас на ее недавние заданные вопросы. Но откуда, ей это пока далось. Но, именно это ее так сейчас дико заводит. Эта дрожь в руках и ногах, и во всем женском теле. Сладостная сексуальная смешанная с садистическим развратом страсть. Дикая и почти неуправляемая. И хочеться скорей на ресторанную ночную задымленную сигаретным белесым дымом сцену к этим пьяницам и маргиналам мужланам города Нью-Йорка. Хочеться там оторваться по-полной и задать там всем жара. Хочеться к этому гангстеру и бандиту города, преступнику наркоторговцу Оливеру Макафферти. Совратить его и погубить. Погубить и совратить на глазах у всех своих подружек танцовщиц девчонок и посетителей ресторана, директора заведения Клайва Мак-Харми.
Он нравиться ей, и она это сегодня сделает.
-«Оливер Макафферти»- вдруг прозвучало в Джудит Флоэрти женской черноволосой голове — «Ты мой этой ночью. Я сведу тебя с ума».
Она понимает, что все эта шкатулка, делает с Джудит немыслимые вещи. Что ей до боли знакома теперь она и имеет к ней какое-то отношение сейчас ко всему этому, что с ней происходит. Дикому и практически неуправляемому.
Эта коробка была сейчас у Джудит Флоэрти в ее дамской сумочке, среди помад, пудры и прочего всего женского барахла. Джкдит привезла ее с собой сюда, прямо на свою работу. Она, так напугала ее, что надо было, что-то с ней сейчас делать. Потому, как Джудит теперь боялась ее и не хотела больше иметь ее при себе.
Ее с этой старинной шкатулкой, что-то связывало. И нужно было от нее быстрей избавиться.
Она захотела вернуть ее прежнему опять владельцу. Этому Бени Кунцу. Ведь все равно она ее взяла бесплатно. Не взяв никаких денег. Думается, претензий никаких не будет.
Джудит решила после работы, утром срочным делом заехать в тот магазин и вернуть эту вещицу обратно продавцу старьевщику. Да и вообще, завязать навсегда с этим магазином того восьмидесятилетнего старика. Теперь кажущегося ей, Джудит Флоэрти таким же жутким как эта шкатулка.
В гримерку вошел через отворенную охранником здоровяком и качком вышибалой Метом Кешнером дверь сам ресторатор и директор ресторана «THE SNAKE KINGDOM» Клайв Мак-Харми.
— Поторопимся, мои девочки. Время близиться к самой ночи. Пора начинать работать. Гости все собрались и подразогрелись нашими дорогими хмельными напитками — произнес свою одну и ту же речь, сам ресторатор и хозяин ночного увеселительного шумного заведения Клайв Мак -Харми — Поторапливайтесь со своими нарядами, мои куколки, мои террариумные прекрасные змейки. Пока все они догоняются крепким ромом и виски. Пора работать и приносить мне и моему ресторану хорошие барыши.
— Тоже, тот еще скотина – шепотом произнесла ей сидящая рядом за таким же гримерным столиком подружка еврейка сорокалетняя Гамаль Шаадим. Она хитро ей и лукаво красиво улыбнулась.
— Тише, а то услышит — произнесла в ответ Джудит Флоэрти подружке, крася свои алой блестящей помадой свои полненькие женские красивые губки.
Гамаль поправляя свою шикарную размера четвертого женскую еврейки грудь в золоченом танцевальном лифчике с обвесками, как-то снисходительно покачала головой.
— Успокойся, подруга – она ей ответила – Этот даже ухом не поведет, скажи я ему даже это открыто и в лицо. Этот наш мздоимец и рабовладелец, только и знает, что деньги считает. Ему плевать на чьи-то личные и прочие о нем мнения. Совершенно. И, кто о нем, что вообще думает. Он только заботится о благополучии своего разгульного алкогольного заведения. И все, моя подружка Джудит.
– Во сколько, я сюда приехала? Я, похоже, здорово опоздала в этот раз — она решила уточнить у своей подруги еврейки.
— Только, что перед началом самой работы – Гамаль ей ответилам и еще произнесла – Все в порядке. Все нормально. Никто этого не заметил. Надо, просто быстро себя привести в порядок и все.
Гамаль Шаадим была действительно отличная подруга для Джудит Флоэрти. Такая, какую еще надо поискать. Она всегда окажется рядом и всегда поддержит, и если что поможет. И ни в чем не откажет. Это Джудит знала и доверяла ей всегда во всем. Она бы не доверилась никому, кроме Гамаль Шаадим. Особенно с личными проблемами, горестями и бедами. И она, Джудит Флоэрти, почему-то ощущала всем своим телом и разумом, что знала эту еврейку танцовщицу беллидэнса сорокалетнюю Гамаль Шаадим точно целую вечность. Будто были они уже давно с ней знакомы. Точно из какой-то иной жизни. Она для Джудит Флоэрти была точно родная старшая сестра. И уж кому, кому, а она бы ни к кому бы, не побежала за помощью, если что другому. Ни к этой уличной путанее негритянке танцовщице лет тридцати Опре Карере. Ни этой еще совсем соплюхе, лет двадцати семи коллеге по ночной работе Кети Дэвидсон. И уж тем более к этой вечно задевающей всех здесь в их танцевальном коллективе вечно ревнующей Джудит ко всему и, к пьяным мужчинам, считающей ее соперницей по сцене, почти такой же красивой как Джудит Флоэрти двадцатидевятилетней итальянке Габриель Салонне.
Про мужчин тут, вообще можно даже не говорить. Что думали одним своим только детородным членом. Да думали о деньгах. Какая там, вообще могла быть любовь среди таких.
Вот таксист этот Карим Моафи, с кем Джудит совсем недавно познакомилась, был еще ничего. Как ей показалось. С этим парнем можно было бы закрутить роман. Только какой, он был тоже в жизни и на самом деле. И насколько бы этого романа хватило бы.
А вот подруга еврейка Гамаль Шаадим, все же была на все случаи жизни. Здесь в этом городе Нью-Йорке. В этом рассаднике порока и грехов. Мире, крутого криминального бизнеса. Сорокалетняя Гамаль была как спасительная соломинка для нее. Да и сама нуждалась в помощи и подруге все время и постоянно.
Она с ней были просто неразлучны. И порой даже вместе. Как подруги шарахались после работы по магазинам и бутикам города. И Джудит частенько была у подруги в гостях на такой же съемной квартире, что располагалась восточнее от ее квартиры в Нью-Йорке. На GREENWICH STREET, возле огромных как высоченные вертикальные зеркальные столбы небоскребов 1 WTC и 7WTC, на парковой Barclay и Vesey. Рядом с Millenium Hilton. В довольно оживленном районе.
И вот теперь, она опять помогала ей Джудит готовиться к своему ночному выступлению. Сейчас там, среди уставленных спиртными напитками и бокалами столиков в свете ярких горящих цветных мигающих ламп под восточную музыку крутила своим голым черным, блестящим в скользкой смазке женским животом перед посетителями негритянка Опра Карере, что в этот раз по команде директора Клайва Мак-Харми была первым номером выступления. Вторым была Джудит Флоэрти.
Там во всю между столиками с посетителями сновали нанятые на работу в это ночное разгульное заведение молодые официанты. Преимущественно тоже мужчины. Так сделал сам ресторатор и их начальник Клайв Мак-Харми.
— Достаточно и вас тут четверых – произнес он им, как-то на вопрос, почему одни мужчины? — Мне еще проблем с ними не хватало от этих местных и приезжих сюда пьянчуг мужиков.
Она их плохо знала всех. Да и сами девчонки не очень, как-то с ними общались. Двое были даже голубками. И, вообще вряд ли можно было назвать их мужчинами. Но вот как официанты директора заведения они устраивали.
— Готовьтесь – произнес им, заглядывая в гримерку Клайв Мак-Харми – В этот раз публика желает видеть вас обоих. Мне бармен Рони Бойл сказал. Особенно этот бабник и пьянчуга Джеки Чарри, и его конкурент этот Нью-Йоркский бандит Оливер Макафферти. Этого, думаю, обижать нам своими опозданиями, вообще не стоит.
— Они, оба, опять здесь?! – удивленно произнесла громко двадцатисемилетняя Кети Дэвидсон. И добавила – Вот черт! Черт!
— Да, этих тут только двоих и не хватало – ее сменила в разговоре итальянка двадцатидевятилетняя танцовщица живота Габриель Салонне и продолжила гримировать свое миленькое смазливое женское молодое личико перед своим зеркалом.
— Значит, они ждут нас обоих — произнесла Гамаль Шаадим.
-Да, обое, и именно вас двоих. Вы у меня тут ведущие — произнес им Клайв Мак-Харми — И поскорей давайте. Время не тяните. Пока пьяное мужичье мне ресторан не разнесло с перепоя.
— Давайте, девчонки — произнесла, быстро гримеруясь со сверкающими своими карими глазами итальянка Габби, им двоим, услышав имя Оливера Макафферти — Сделайте им уверенный в штанах стояк.
И негромко почти про себя, хихикнула, думая, что опять, вроде того, что едко подколола дух подружек.
Гамаль и Джудит быстренько привели себя в надлежащий порядок, лишь поправив лифчики на своих женских полненьких грудях, браслеты с серьгами и черные у обоих танцовщиц беллидэнса длинные вьющиеся локонами волосы, встав со своих мест и стульчиков, вышли, придерживая подолы длинных порхающих по воздуху шелковых полупрозрачных вуалей и юбок на своих надетых на бедра ног золоченых поясах за приоткрытую лично своими руками и самим их начальником и директором ресторана дверь гримерки.
Во власти Левиафана
Главный зал ресторана «THE SNAKE KINGDOM», просто ревел от восторга. Мигали разноцветные огни яркого сценического освещения. Под звуки и удары барабанов, звонкой громкой гудящей восточной музыки.
В этом свете, в головокружительном танцевальном ритме мимо рядами стоящих столов уставленных винами и прочим спиртным, проносились в диком развращенном любовном танце две гибкие идеальные и красивые, практически голые женские фигуры. Звонко стуча металлическими чашечками сагатами на пальцах женских украшенных золочеными браслетами рук. В безудержном танце живота. В скользкой блестящей смазке, извиваясь точно дикие змеи и завлекая пьяных и одуревших от увиденного мужчин, виляя своим голыми под парящими вуалями смуглыми в кофейном отливе широкими бедрами ног и задницами в узких золоченых натянутых туго под самый лобок плавках под поясом и голым животом. Тряся своими по сторонам почти навыкате в золоченых таких же туго облаченных лифчиками грудями. Шурша сверкающими обвесками, плясали две по своей неописуемой, просто красоте женщины танцовщицы.
Зал, просто взорвался. Он, ревел диким зверем и громыхала целая буря. В едком табачном дыму. От курительных трубок и кальянов. До простых сигар и сигарет.
Уже вышвырнули опять за сами двери охранники ресторана Кирк Стамп и Мет Кешнер этого не знающего ни порядка, ни границ в своем распущенном и развращенном диком неуправляемом поведении пьянчугу в прошлом моряка. А теперь работающего, простым водителем дальнобойщиком Джеки Чарри. Он опять кинулся было лапать двух танцовщиц по очереди, но охрана ресторана уже была наготове. И просто вышвырнула этого спускающего на ветер и пьянки все деньги бабника и дебошира, лет не старше тридцатипяти. Правда, успевшего, насовать стодолларовые бумажки и Гамаль Шаадим и Джудит Флоэрти в тугие с пояском золоченые танцевальные узкие плавки за набедренный с белой и голубой полупрозрачной вуалью пояс и в лямочки золоченых лифчиков. Но, этот второй, городской сорокалетний мафиози Оливер Макафферти был неприкасаем. Он и вел себя гораздо приличнее. Ибо само положение богатого и властного ублюдка не позволяло вести себя здесь не пристойно данной личности, хоть Оливер любил посещать такие заведения. Иногда с дружками. Иногда в одиночку со своими личными телохранителями охранниками. Все при оружии естественно и как полагается городским преступникам и теневым наркодиллерам. Но его синие волчьи звериные глаза. Безжалостные и властные. Жестокий сам взор. И вот сейчас пьяный и одурманенный красотой извивающихся в танце живота перед ним практически голых женских тел.
Его сводили с ума. Особенно карие обворожительные глаза под тонкими черными изогнутыми бровями и венценосной золотой короной Джудит и Гамаль. Наполненные любовной дикой страстью.
Все это приводило Оливера Макафферти в сексуальное любовное неистовство. А в его мужской преступника груди, гулко биться сердце. Сбивая свой ритм и в легких дыхания. И в белых сейчас штанах шикарного дорого за пару тысяч долларов костюма топоршиться вверх мужской детородный его весьма длинный и уже побывавший во многих женских промежностях член.
Все это заставляло этого вполне половозрелого бандита кобеля пересмотреть свои взгляды на положение и свой неприкасаемый статус городского гангстера и бандита, делая обычным, как и всех пьяных мужчин в этом гудящем и ревущем ресторанном зале под громкий звук барабанов и флейт. Изнывающей от безудержной любви как сами танцовщицы восточной музыки.
Сейчас обо всем говорили этого сорокалетнего бандита и мафиози синие эти волчьи влюбленные в саму двадцатидевятилетнюю Джудит Флоэрти глаза. Что сама вошла в сексуальный кайф, извиваясь в любви неудержимой змеей перед понравившемся ей мужчиной.
Он, Оливер Макафферти был без ума от нее и ее этого молодого танцовщицы живота тела. Да и ее подружка еврейка, лет сорока Гамаль Шаадим была тоже не на последнем месте. Но, Джудит, просто сводила этого безжалостного злодея и ублюдка с ума.
А она, Джудит Флоэрти, сейчас развернувшись спиной к Оливеру Макафферти. Запрокинувшись назад и, почти сложившись пополам. В узкой гибкой талии восточной танцовщицы. Через свою широкую в танцевальном поясе с полупрозрачной юбкой вуалью и узких плавках молодой жаждущей любви сучки задницу. Низко опустившись, чуть ли не до самого пола своей головой в золоченой венценосной короне и черными вьющимися волосами, крутила своим перед ним голым животом. Влюбляя в себя и развращая его, она увлеклась именно им и его злодея пугающими ледяными синими этими влюбленными до одури в нее глазами.
Оливер склонился к ней и их глаза близко встретились. А она, в сладостном танцевальном и музыкальном кайфе, закатывая свои безумно красивые карие под черными бровями девичьи глаза на запрокинутой голове под лоб в этот момент, вздумала расстегнуть на спине свой утыканный долларами золоченый лифчик.
Почему так вышло? Джудит и сама не могла сейчас понять. Она так никогда не делала. Ни перед кем в этом ресторане. А тут! Сама не понимая этого. Она, вдруг, захотела сейчас безумно и страстно его этого злодея и мафиози городского наркодиллера и бандита. Захотела любви и секса с ним, слыша звонкий стук живого своего женского влюбленного сердца в своей груди вперемешку со звоном своих в руках музыкальных чашечек сагат. Ощущая этого Оливера Макафферти внутри себя и всего в себе, впала в некий волшебный гипнотический транс, когда музыка немного стихла, а усилился звук громыхающих на весь ресторанный главный зал барабанов, выдавая четкий убийственный ритм.
Ее полненькие размера третьего девичьи молодые с черными торчащими возбужденными сосками груди, вывалившись из отброшенного в сторону ее собственными руками жгучей брюнетки золоченого танцевального лифчика с обвесками, закачались перед лицом Оливера Макафферти. Все это в совокупности с падающими на пол стодолларовыми зелеными длинными мятыми бумажками и голым животом, просто ошеломили и без того возбужденного и влюбленного до безумия городского безжалостного мафиози. У него, просто съехало все в его пьяной и обкуренной длинными толстыми сигарами темнокожей синеглазого мулата гангстера и мафиози кучерявой черноволосой голове.
Джудит, вдруг поняла, что как женщина окончательно и безвозвратно влюбилась. Внезапно, и как-то неожиданно для себя. Она в этот момент, просто сама с собой сотворила, что-то, что привело к такому. И всему виной ее тот жуткий дневной кошмарный сон и эта маленькая красивая старинная шкатулка с секретами, что открылась перед ней и в ее руках. Эти вылетевшие прямо Джудит в женское лицо с крючьями адские цепи, что вонзились в ее бархатистую нежную в кофейном отливе смуглую кожу, отрывая от лица. И эта кругом, возникшая в ее спальне ледяная темнота.
Жуткая адская боль сейчас напомнила ей о себе. Но, такая сладостная и головокружительная. И потом, вот это. Эта страсть и дикая безудержная и безумная любовь, жар и жажда безудержного даже бешеного звериного секса. Это все эта шкатулка продавца старьевщика Бени Кунца.
В зале стало твориться, просто настоящее безумие.
Именно уже вдрызг пьяные мужчины, завидев в такой завораживающей мужской взор позе, практически совершенно голую красавицу танцовщицу. Ее болтающиеся по сторонам голые с торчащими вверх черными сосками блестящие в скользкой смазке груди, и вращающийся кругами такой же голый с красивым пупком живот, вдруг разом точно куча кобелей, сорвавшись со своих поводков, кинулись к самой здесь красивой и сексуальной сучке и столику, где сидел Оливер Макафферти. Пришлось вновь вышибалам Кирку Стампу и Мету Кешнеру выгонять каждого и вышвыривать за саму дверь ресторана. Дошло до критической точки. Кто-то посмел ударить кулаком в лицо самого качка и здоровяка Мета Кешнера. Он ответил тем же. И из свернутого одним ударом увесистого мощного кулака громилы чьего-то носа, полетели, чьи-то кровавые сопли по сторонам. И понеслось. Полетели по воздуху бутылки в сам стоящий неподалеку ресторанный бар прямо в голову бармена Рони Бойла. Замелькал увесистые мужские кулаки и обутые в сапоги и ботинки ноги. Стали раздаваться удары. И пол ресторана стал окрашиваться кровью из разбитых носов, рассеченных кулаками губ и сбитых бровей. Полетели выбитые зубы. Раздался женский напуганный громкий многоголосый визг.
Оливер, вдруг схватил Джудит и прижал к себе, пытаясь ее целовать. То было так внезапно и неожиданно, что сразу напугало ее и вывело из состояния сексуального гипнотического транса. Мгновенно, отрезвив и от любви и от желаний самого неистового развращенного секса. Она стала брыкаться уже сама сейчас напуганная происходящим. Она хотела убежать отсюда поскорей, но, Оливер, удерживая левой рукой Джудит за гибкую выгибающуюся талию, правой ухватился за ее длинные черные вьющиеся красавицы танцовщицы живота волосы. Он впился своими мужскими сорокалетними Нью-Йоркского преступника губами в ее женские пухленькие танцовщицы ночного ресторана губы. И оторвавшись от смачного сладкого поцелуя, прокричал ей, как сумасшедший — Люблю тебя! Люблю! Не брыкайся у меня! Не сопротивляйся! Ты, сейчас моя! Будешь теперь навсегда только моя! И плясать будешь, только для меня одного!
Выбежал сам ресторатор и директор ресторана Клайв Мак-Харми.
Схватившись за голову, видя весь этот ресторанный кошмарный кровавый дебош, и погром, он подлетел к Гамаль Шаадим и схваченной цепкими мужскими руками Оливера Макафферти Джудит Флоэрти.
Из гримерки на услышанный в зале грохот, ругань и шум, выскочили другие три танцовщицы. Белая американка Кети Дэвидсон, негритянка и американка Опра Карере и итальянка Габриэль Салонне. А официанты все поразбежались, кто куда, чтобы не получить на чай и на сахар, одновременно и сразу от развоевавшихся не на шутку в дубль пьяных посетителей. Были и те, что вовремя, сумев, ретировались и выскочили из взорвавшегося ресторанного зала от массовой драки прямиком и сразу на ночную гудящую автомобилями припортовую улицу города.
Телохранители Оливера Макафферти, выхватив свои пистолеты, стали затрещинами, награждать наседавших пьяных одуревших от выпивки дерущихся посетителей. Без особого разбора, мужчин, женщин.
Тут вмешалась в схватку и сама сорокалетняя еврейка Гамаль Шаадим, что кинулась спасать свою подругу и отбивать от Оливера Джудит.
В этот момент Джудит ощутила жуткое отвращение вместо возникшей внезапной любви к этому насильнику и городскому преступнику.
Поначалу, и этой ночью Оливер Макафферти, показался ей даже невероятным обворожительным красавцем. Мулатом с темной, почти черной кожей. Высоким, с красивым мужественным лицом и черными до плечей длинными вьющимися кучерявыми волосами. Синими и даже не такими уж страшными и ледяными, поедающими всю целиком Джудит глазами. Перед которым, она вся изнывая от любовного танца живота танцевала и извивалась всем своим невероятно гибким голым плясуньи телом. Точно взбесившаяся дикая неукротимая змея. Отодвинув на задний план танцующую свою подругу еврейку Гамаль Шаадим, что тоже не хило выписывала изящные круги своим не менее красивым хоть и сорокалетним, но таким же совершенно голым в склизкой смазке животом. Стуча звонкими сагатами и виляя голыми под голубой шелковой вуалью и юбкой бедрами ног, обутых в золоченые на высоком каблуке туфли.
Но, теперь было только отвращение. И какая-то скрытая возникла даже ненависть. Причем, эти ощущения стали невероятно устойчивыми. Все не только вернулось обратно, но еще и усилилось многократно.
Он хотел ее изнасиловать, а не любить. Такое было сейчас в разъяренном женском сознании Джудит Флоэрти.
— «Насильник!» – звучало в девичьей ее растрепанной черными волосами голове – «Мерзкий насильник!».
Джудит отбивалась теперь от него как могла, а он хватал и лапал ее, сорвавшись со своих катушек и, позволяя все себе, что сейчас захочет.
– Убери от нее руки! Ты! Убери сейчас же! – заорала ему, Оливеру Макафферти, Гамаль Шаадим.
Она сейчас кричала, сама перепуганная такой массовой потасовкой посетителей, укланяясь еле-ели от мелькания кулаков и ног, стараясь перекричать, как видно весь этот безумный беспорядочный громкий крик, ругань самих дерущихся и шум от летящих, бьющихся о пол и стены бутылок, стульев.
— Ты, что сдурела, подруга! Джудит! Черт тебя дери! Что, ты натворила! – кричала ей ее подруга танцовщица еврейка Гамаль Шаадим, выдергивая Джудит из дерущейся пьяной разъяренной толпы.
Телохранители Оливера Макафферти уже сами стали отрывать его от Джудит Флоэрти, понимая, что скоро тут появится городская полиция. И надо было уносить свои ноги. А их шеф, просто обезумел от любви и просто был сейчас, вообще неадекватен. И бандиты, гангстеры города, во главе с их командиром Домиником Тайлером и гангстером Фредди Марсом, выволокли его, своего босса из кучи дерущихся пьяных с разбитыми в кровь лицами посетителей мужчин, женщин, буквально скрутив в рог своего командира к выходу из ночного ресторана «THE SNAKE KINGDOM». А еврейка танцовщица Гамаль Шаадим с директором Клайвом Мак-Харми, потащили гологрудую и растрепанную волосами, всю исцелованную мужскими слюнявыми губами этого темнокожего полукровки синеглазого черноволосого и кучерявого сорокалетнего бандита, мулата Оливера Макафферти. Брыкающуюся, остервенело, и бешено ногами, как ретивая лошадь. В припадке охватившего ее неожиданного пугливого безумия, Джудит Флоэрти. Опасливо сторонясь ее танцевальных на высокой шпильке каблуков туфлей. Как можно дальше из кучи дерущихся и за кулисы от перевернутых столов, поломанных стульев и битой на полу посуды, стаканов и бутылок.
И в это самое время стало, что-то происходить. Что-то, совсем уж не реальное и запредельное. Не свойственное, совершенно, этому грешному земному миру.
Внезапно остановилось все. Громкая восточная музыка и гулкий оглушительный стук барабанов. Свет, тени, сам воздух мгновенно загустел и стал неподвижным вместе с табачным белесым густым в нем дымом.
Внезапно остановилась также сама громящая весь ночной ресторан сумасшедшая мужская безумная жестокая драка. Просто все, кто был сейчас, здесь, замерли мгновенно на одном месте и застыли в разных причудливых позах. Мужчины и женщины. Водители грузовых и легковых автомобилей. Моряки, уволенные на берег с кораблей. Просто пьяницы и бродяги города. С разбитыми физиономиями в кровь и перекошенными от боли и пьяной злости лицами.
Что-то действительно происходило.
Все поглотила черная тьма. Свет, освещающий весь ресторанный большой сейчас окровавленный зал, погас. Взорвалось несколько, даже лампочек на импровизированной вверху сцене и в самом зале под самим потолком.
Джудит Флоэрти внезапно пришла в себя от нового охватившего ее всю потрясения. Ибо все вокруг замерло, остановилось. Замер в стоячей неподвижной как в магазине манекен, позе, держащий ее и волочащий обратно за кулисы и в гримерку ее хозяин и директор ресторана Клайв Мак-Харми. Ее подруга Гамаль Шаадим. Лишь только сама Джудит Флоэрти осталась прежней.
Она убрала с себя и со своего практически совершенно голого девичьего молодого смуглого в кофейном отливе нежной кожи тела руки своего директора и своей подруги танцовщицы Гамаль Шаадим, что стояла у нее за спиной и смотрела на нее, прямо ей в затылок своими карими широко открытыми еврейки глазами.
— Гамаль — произнесла Джудит, шепотом и напугано, уже боясь, чего-то, куда более жуткого, чем липкие от горячего сексуального пота, почти черные мужские руки и слюнявые губы этого Оливера Макафферти и еще раз произнесла своей замершей неподвижной живой куклой подруге – Гамаль. Подружка.
Танцовщица живота Гамаль Шаадим стояла как вкопанная на своих в танцевальных туфлях ногах. Не шевелясь, совершенно. И казалось, даже не дышала своей полуголой в золоченом танцевальном лифчике женской грудью. Ее сброшенные с плечей подружки голые смуглые, как и у Джудит в золотых браслетах руки, просто повисли неподвижно в самом воздухе. Она лишь смотрела застывшим взором своих карих глаз на нее Джудит и молчала.
Сейчас все, кто был и находился тут были похожи на неких магазинных манекенов. Даже торчащие в самих дверях, ведущих в гримерку на высокой сцене другие танцовщицы живота и беллидэнса Опра Карере, Кети Дэвидсон и Габби Салонне.
— Что это?- трясясь уже от охватившего ее всю страха, произнесла Джудит Флоэрти.
Внезапно раздался, какой-то пронзительный жуткий звук. Оглушающий и сотрясающий сам спертый, застывший ресторанный воздух, похожий на некий сплав, меняющего резкие тональности свиста, и скрежета металла.
И вспыхнул другой уже свет. Свет, из неоткуда. Со всех сторон. И как бы из самой темноты. Он и был порождением самой темноты и мрака.
Все это Джудит Флоэрти было очень знакомо. Из какой только жизни? Она не знала сама. Но, когда-то это все было с ней. Из иного измерения и мира. Страшного и жуткого мира. Мира боли и вечных пыточных страданий. Из которого, она сбежала. Сбежала совсем недавно. Так она сама думала.
Джудит, вдруг вспомнила, кто она. И кем была до этого раньше. Она была в самом сердце самого Ада. Она была Сенобитом. Прислужником демона и дракона Левиафана. Но ее возникшие внезапно отрезвившие девичье сознание ужасные мысли, развеял звон летящих по воздуху длинных скованных прочными металлическими звеньями цепей.
Цепи и кривые острые ловчие крючья, пронеслись, жутко звеня через весь полутемный ресторанный зал из одного края в другой, мимо побитых в ссадинах и крови замерших мужских лиц и в неподвижных позах дерущихся посетителей. Они не вонзились ни в одного из них, Ловко пролетая и огибая всех разом и каждого. В одну сторону и в другую в черную темноту и во все уголки большого ресторанного зала. А сама темнота стала еще гуще и плотней. Какой-то даже вязкой на саму ощупь и осязание. И Джудит ощутила это все с замиранием своего громко возбужденного сексуально стучащего женского в оголенной с торчащими сосками груди сердца. И в какой-то момент, показалось, что оно там, остановилось совсем. Как все вокруг.
Цепи пролетели сквозь весь зал, туда и обратно со всех сторон, хватая своими острыми кривыми крючьями саму черную ледяную адскую темноту и точно впившись в кого-то, сильно натянулись со своим присущим только им жутким скрежетом и звоном.
Наступила полная гробовая мрачная и жуткая тишина, но это все продлилось совсем недолго.
Из полной темноты и из далекого одного из углов огромного ресторанного зала вышла похожая на человека фигура. С руками и ногами.
В блестящем черном из кожи костюме, что, буквально сросся с его живым израненным телом. Его черный тот костюм, всегда кровоточил, как и подобная одежда других Сенобитов, не менее изуродованных, как этот. Они были всегда с ним и сопровождали его везде по самому Аду Левиафана. И приходили вместе с ним всегда, когда было нужно. Они были живыми демоническими формами шкатулки, рук умельца мастера французского средневековья Филиппа Лемаршана. Этой маленькой с золотым загадочным орнаментом и магическими знаками коробки, что приобрела задаром в антикварной лавке старьевщика Бени Кунца Джудит Флоэрти. Вход и врата в мир страданий и мучений из которого выхода практически не было. Бени Кунц так и не сказал ей, кто эту коробку ему оставил. Может из-за страха, может, был заодно с тем, кого она не знала, но был важной фигурой в мире ее повелителя и Бога.
Джудит знала их и их имена. Ведь она была одной из них. Но, сейчас она была не среди них и не с ними. Но, они пришли к ней.
Этот первый Сенобит, что вышел из темноты самого мрака, был по имени Щелкунчик, Болтун – скрежещущий зубами. Он всегда издавал звуки, не затыкаясь совершенно ни на минуту. Болтун был правой рукой главного Сенобита Пинхеда. Ужасающий палач, фаворит Левиафана. Дитя страданий, созданный слепым и одним из самых искалеченных. С помощью шкатулки Лемаршана, в которой была заключена вся сила и весь мир демона и дракона Левиафана, он искал избавление от мук, но обрел лишь снисхождение боли.
Его одиночество и страдания, всегда сопровождаются эхом звука его щелкающих зубов. Этот служитель ада имел отличительные свои особенности. Из-за ужасных ожогов, он имеет бесформенное, безухое и безносое лицо с крючьями, оттягивающими в стороны его губы. Из-за чего хорошо всегда его видны постоянно щелкающие челюсти. А сквозь вырезы приросшего к его измученному человекоподобному телу одеяния, на самой груди и животе, видны зашитые грубыми хирургическими швами разрезы.
Второй жуткой фигурой вышедшей из темноты была Николетта.
Джудит узнала ее. Она была близка ей. По страданиям, блаженству и радости самой боли. И она тоже явилась к ней вместе с Болтуном и Щелкунчиком, палачом своего властителя страданий, кошмаров и ужаса. Именно Николетта привела Джудит окончательно в былую свою Сенобита память, заставив своим появлением, вспомнить сейчас вообще все.
Этот Сенобит, наверное, был самый менее покалеченный и узнаваемый как человек и женщина из всех других служителей Ада демона и дракона Левиафана.
Николетта, когда-то была обычной монашкой при католической церкви. Но, поддалась дьявольским соблазнам и опустилась в похоть и разврат, что привели ее в сам разверзшийся под ее ногами Ад. Это было очень давно еще до того, как оказалась Джудит в плену шкатулки Лемаршана.
Николетта рассказала Джудит про некоего незнакомца, что она тайно приютила в своей церкви от преследования инквизицией. Он был хранителем и доверенным самого Левиафана. Ощутив все испорченные развратные влечения грешницы монашки, он дал ей дар головоломки.
Николетта имела отличительные особенности. Безволосая и иссиня-белая голова. Нос проткнут насквозь длинным острым гвоздем. Из разреза в горле отходит проволочная странная конструкция, продетая сквозь щеки.
Синие холодные бесчувственные женские все еще не потерявшие былой красоты католички монашки глаза. Завернутая в черную облегающую все ее гибкое тело кожу. В руках два кривых коротких ножа-серпа.
Они, там, в Аду были практически сестрами.
В лабиринтах самого Ада Левиафана было еще много Сенобитов. Но, общалась Джудит не со всеми. Лишь с близкими ей по страданиям, радости блаженству боли. И одной из них была именно Николетта.
Третьим, кто вышел из самой тьмы в большой ресторанный зал был хорошо Джудит знакомый Ласло, что при жизни еще когда-то человеком был презренным ничтожным и всеми проклинаемым существом. Он был самым отъявленным грешником. Его ненасытная тяга к темным грехам и извращенным порокам и удовольствиям привела к шкатулке Лемаршана, как мотылька к губительному пламени. Открыв ее, Ласло открыл путь к другим плотским непередаваемым удовольствиям и порокам. Ласло получил в награду невообразимую боль и полурабское существование Сенобита. Он потерял глаза навсегда и был лишен дара речи. Однако он стал способен получать наслаждение даже с зашитыми глазами. Ощущая бесконечные муки через свое раздутое мерзкое, как трупный опарыш червяк тело.
Ласло потерял почти человеческий свой облик. Был похож на раздутый пузырь. Отчего имел второе имя, Пузырь, по своему такому виду. На его с большим острозубым ртом омерзительном лице были темные очки, что прикрывали срощенные и сшитые навечно Сенобита веки. Имел распоротый вертикально толстый живот, что все время был раскрытым. Из-за торчащих там больших крюков, что были на его одежде и не давали его раздутому вширь брюху сомкнуться.
Все эти Сенобиты вышли из мрака темноты и встали полукругом невдалеке от стоящей Джудит Флоэрти и ее подруги за спиной еврейки Гамаль Шаадим.
Щелкунчик громко цокал и щелкал своими оскаленными в вечно открытом рту зубами. Пузырь Ласло издавал булькающие противные внутри себя какие-то шипящие звуки. А стоящая почти напротив Джудит с двумя острыми кривыми серпами в обоих руках Сенобит Николетта, просто молчала скрестив на своей груди свои руки и эти очень острые ножи. Они все трое смотрели на Джудит Флоэрти. И, казалось на нее, смотрела сама ночь и весь кошмарный ужас Ада. Среди свисающих сверху длинных выходящих и уходящих в черную темноту мрака натянутых с крюками цепей.
Вышло еще несколько сенобитов, ужасных и кошмарных. Всего было семь вместе с теми, что вышли до этого.
Последним и восьмым, вышел главный Сенобит Пинхед – булавочноголовый.
Джудит не любила его больше прочих. Он был между ней, и самим демоном драконом Левиафаном. Он был командиром этого своего садистического демонического отряда. И все Сенобиты ему беспрекословно подчинялись. Кроме Джудит, что оспаривала свое право на свободу даже в Аду Левиафана. Он постоянно пытал и мучил ее за эти капризы и неподчинения. Ее пыталась переубедить ее подруга Николетта, но было делом бесполезным. Николетта, сейчас смотрела на нее своими красивыми синими многострадальными хоть и ледяными женскими Сенобита монашки глазами. Возможно, боясь за свою подругу по Аду, не ведая, что решил Левиафан и этот ее командир Пинхед. И Джудит видела это и, как ни странно, ощущала сейчас ее внутреннюю боль и состояние. Они часто были там, в Аду Левиафана вместе. И всегда рядом. Разговаривали негромко о свободе. И Николетта даже знала, что Джудит хочет покинуть этот мир навсегда, но не выдавала ее никому. И вот теперь, стояла, почти напротив своей Адской подруги она. И смотрела в ее карие перепуганные и не моргающие от этого ледяного ужаса женские молодые двадцатидевятилетние глаза.
В то время, как Пинхед вышел из темноты последним и медленно не спеша стал, приближаться и подходить к стоящей практически до бесстыдства голой, гологрудой в одних только узких подтягивающих ее женский волосатый лобок с промежностью танцевальных с надетым на бедра поясом плавках с юбкой вуалью танцовщицы живота Джудит. К ней стоящей за ее спиной такой же практически совершенно голой второй танцовщице беллидэнса еврейке Гамаль Шаадим и стоящему тут же превращенному в неподвижный полумертвый манекен директору и ресторатору Клайву Мак-Харми.
Стоящие перед ней Сенобиты расступились и дали тому дорогу к ней.
Темный принц боли, Ангел страданий, черный священник Ада. Владыка проклятых Левиафана. Один из старейших Сенобитов шкатулки всех чудес адской боли и всевозможных страданий и мук французского мастера умельца Филиппа Лемаршана. Во время первой Мировой войны, капитан британских войск Эллиот Спенсер видел множество смертей и злодеяний, уничтоживших в нем веру в человечество.
Чтобы заглушить свою внутреннюю душевную боль, он опустился в распутство и разврат. Он получил запретный мир страданий и удовольствий не доступный человечеству, открыв шкатулку Филиппа Лемаршана, имеющую еще другое название, КОНФИГУРАЦИЯ ПЛАЧА. И в итоге весь тот мир стал ему самой близкой вотчиной. А зваться стал он Пинхедом – булавочноголовым, потому как всю его безволосую с белой кожей голову покрывали продольные и поперечные разрезы. В пересечении, которых, были вбиты внутрь его головы в сам его человеческий мозг булавки. Пинхед был облачен в длинный из прирощенный к его всему телу черный из кожи плащ, длинный и до самого пола с тугим ремнем на поясе с большой металлической пряжкой. На животе плащ имел большой вырез, где в пупок Пинхеда был воткнут крюк, а на груди был образован глубокими вырезами этакий коллаж из кусочков кровоточащей плоти, прикрепленных к одеянию, и к ранам, образовавшимся на местах этой вырезанной плоти.
Булавочноголовый Пинхед управлял самими летающими цепями и хватающими жертв острыми загнутыми, как крючки рыбака крючьями.
Он был единственный Сенобит, кому была дарована Левиафаном способность, руководить другими Сенобитами в своем подчинении.
Сама же Джудит помнит то, что была самым молодым Сенобитом из всех. Что, она Джудит захваченной в плен Левиафаном и унесенной в его собственный Ад. И при земной человеческой жизни всегда была, как и сейчас умна и божественно красива. Еще она была всегда крайне религиозна и посещала церковь и не пропускала службы. Это именно и связывало ее с Николеттой. Но, позднее ее единственным Богом стал Левиафан. Ее погубила сама же собственная красота и излишне внимание мужчин. Ими, она же и была избалована до крайности в итоге. Она получала все, что хотела всегда. Не замечая, как постепенно скатывается вниз самых низменных греховных ощущений. Причиной падения, как и практически у всех Сенобитов, когда они были людьми, было внутреннее опустошение и безысходность, которую заменил поиск новых блаженных ощущений. Итогом, которого стала шкатулка КОНФИГУРАЦИЯ ПЛАЧА Филиппа Лемаршана.
Она, вспомнила сейчас, что уже имела дело с этой совсем небольшой загадочной шкатулкой и ее опасными жуткими скрытыми волшебными секретами.
Джудит помнит, что она вся была опутана, поверх практически ошкуренного тела и стянута проволокой. Прямо сверху обтягивающей всю ее гибкую девичью фигуру обожженной пламенем Ада до угольной черноты из ее же собственной кожи одежды. Что длинными разрезанными внизу от пояса и широкого ремня с большой пряжкой полосами, спускалась прямо к ступням ног. Обутых в облегающие сами вокруг плотно женские полненькие стройные ноги сапоги на толстой платформе с очень длинными голяшками до самой задницы, и лобка в ремешках и пряжках. Этакие ботфорты.
И тот жуткий наряд был крайне далек от этого. Танцовщицы беллидэнса и живота. Что была совершено сейчас и практически развращено и греховно голой перед тем, что выходил к ней из самой черной темноты со всех углов огромного ресторанного зала и двигался мимо стоявших и замерших как манекены людей, застывших в разных позах и движении. Ступая по битому стеклу разбитых о головы бутылок и стаканов. Перевернутых и поломанных стульев и столов своими обутыми в жесткие из черной кожи с металлическими носками шнурованными ботинками на толстой подошве. Такими же, как у других демонов Сенобитов.
Она, Джудит Флоэрти была любимица самого Левиафана. И за это ее девичья тонкая красивая шея была стянута металлическим прошипованным обручем, шипы которого торчали в ее этой женской шее, протыкая ту насквозь. На плечах были металлические наплечники, прикрученные тугой проволокой к рукам. И проволока была продета сквозь мышцы и размещалась внутри рук, и даже ног, выходя в ступнях и в ладонях. Она могла выдвигаться и превращаться в ловчие путы. При стягивании, разрезать кожу и плоть жертвы. Позднее, по велению своего Бога и Властителя темных сил и страданий, Джудит Флоэрти с Конфигурацией Проволочная женщина, была дополнительно модифицирована в награду за службу. В ее женской груди было проделано отверстие. И оттуда появлялись и вылетали длинные звенящие с крючьями цепи. Она тоже могла управлять цепями с крючьями, как и Пинхед. И имела власть, почти равную булавочноголовому. И практически была вне подчинения ему, единственная, вот такая из вех Сенобитов. Принцесса Ада. Боли страданий и плача. Любовница дракона и Властителя Левиафана. Она единственная была близка к высшим сферам своего Бога и даже видела его своими в том мире черными, горящими ярким красным огнем женскими глазами.
Джудит сама стала в итоге и по сути, чем-то похожим на саму шкатулку с секретом. И хоть голова ее не подверглась никаким в конструкции и модификации всего тела изменениям. Все также была прекрасна своим девичьим чернобровым миловидным лицом, но без волос. И на ней был надет стальной плетеный, похожий на терновый венец обруч. Вокруг самой головы как некая корона, соединенная через затылок с шейным тем обручем металлической проволокой. Который сдавливал ее голову и сам череп самого молодого из всех, женщины Сенобита. Она помнит, как они вонзались в ее голову и протыкали сам мозг, принося с болью и страданиями великое сладостное наслаждение, граничащее с сексуальными и алчно жаждущими крови и боли других ощущениями.
И именно Джудит Флоэрти оказалась не такой как остальные Сенобиты. Она, все еще оставалась внутри живым человеком, а не демоном. Джудит все время сопротивлялась и требовала своего освобождения. В отличие от других покорных воле своего Бога Сенобитов.
Левиафану это бунтарство и непокорность нравились. Из-за этого Джудит становилась все сильней и привлекательней ему, как личная рабыня его сладострастных удовольствий, страданий и мучений.
И вот, произошло то, что произошло. Она, смогла покинуть пределы его адского каменного огромного многоэтажного лабиринта и оказаться на воле. Но как, она стала понимать, только именно сейчас, все оказалось, не так просто. Ее свобода была относительной. Левиафан ее не отпустил еще и пока. Как побывавшую у него в гостях некую Керсти Коттон.
Пинхед подошел к Джудит Флоэрти и произнес ей — Здравствуй, моя подруга по несчастью. Вот мы и вновь встретились. Эта встреча была предначертана и неизбежна. Не правда ли, наша встреча сейчас неожиданна, моя непослушная беглая подружка? — произнес сразу и в необычной стандартной форме булавочноголовый — И, наверное, в неудачное для тебя время.
Они, какое-то недолгое время стояли против друг друга и молчали, всматриваясь друг другу в глаза.
— Ты, как всегда необычайно наивна и всегда была предсказуема — он ей произнес снова и еще добавил – Ты, угодила вновь в свою же ловушку, девочка моя.
— Я не твоя девочка, Пинхед – Джудит резко и негодуя, возразила ему – Я принадлежу самому нашему Богу Левиафану.
— Верно – тот ей произнес – И что же? Это, как-то меняет дело?
Он протянул свою с красными пальцами правую руку вперед и коснулся трепещущей от пугливого дыхания полненькой оголенной смуглой в кофейном отливе нежной бархатистой кожи груди Джудит и провел указательным пальцем по ней зигзагообразно и вниз по правой до самого кончика торчащего груди соска.
— Это ничего, что я перед тобой в таком неприглядном виде? – произнесла Джудит уже теперь первой, стараясь быть смелее и взять себя в свои руки, хоть она была и вправду не совсем в достойном глаз Пинхеда и самого мира Левиафана общепринятом виде. Хотя для служителей Ада и самого разврата боли и ужаса это мало чего значило.
— Я еще, не видел тебя такой столь привлекательной и соблазнительной грешницей. Я видел много соблазнительных женщин — произнес уже он ей — И ты, не последняя из них, всегда мною желанна. Я знал всегда, какая ты красавица, Джудит Флоэрти. И боль, что я бы тебе подарил, куда была бы изысканней всего, что ты до этого пережила в обители моего Бога и Властителя. Мой хозяин стоит сейчас между нами. Ведь, ты его любимица. Ты особенная. Это знает он, и это знаю я. Это знает каждый Сенобит в каменных лабиринтах мира Левиафана. Но, я все же получу тебя лично, предоставленную мне для невообразимых сладостных пыток и истязаний. Бог отвернется от тебя. И этот момент настанет. И тогда, я буду рядом как сейчас. И, ничто нам не помешает насладиться друг другом.
Сенобиты, зашевелились и выдвинулись к Джудит Флоэрти. Они, просто окружили ее, встав кругом и взяв в плотное кольцо.
Джудит сейчас стояла в окружении жутких человекоподобных монстров. Их было восемь. С вырезанной кожей и плотью. С вонзенными в их искалеченные обезображенные тела всякими острыми иглами и железными штырями. У некоторых даже не было лица. Лишь кошмарная сшитая грубыми швами лицевая маска. Без глаз и без ушей. У некоторых в разрезанной шее торчал какой-то еще предмет, что вибрируя от мученического тяжелого дыхания, видоизменял их голос. Все это было похоже на уроки ужасной и бесчеловечной этакой анатомии. Как некоего кошмарного садиста и изувера. Так как, буквально, кровоточащая плоть, была изрезана и исполосована. Местами срезана, почти до самых костей скелета. Она торчала, вывернутой руками некоего жуткого и кошмарного маньяка мучителя и живодера наружу. Порезанная на длинные лоскуты, что были приделаны к чему-то, что также торчало из самого истерзанного в жутких муках адским неким палачом тела.
Пинхед стоял, практически сейчас впритык к ней и смотрел исключительно ей в карие девичьи глаза своими черными демоническими ледяными Сенобита глазами. Но, он не мог ей сейчас навредить ничем. Она была под защитой самой коробки Лемаршана и демона дракона Левиафана.
Булавочноголовый, вновь протянул к ее обнаженной с торчащими черными сосками смугленькой третьего размера женской груди свою с красными пальцами правую руку.
Джудит оттолкнула ее. И произнесла Пинхеду – Я еще не твоя. И не известно еще, когда таковой стану, Пинхед. Ты властен тут над всеми, но не надо мной. Ты даже пальцем не имеешь права меня трогать. И уж тем более руками.
— Я бы, доставил тебе столько удовольствия, моя любимая Джудит, что ты даже не представляешь себе – он продолжил ей говорить — Хочешь отделаться от меня, как, когда-то пыталась отделаться Керсти Коттон. Ну, что же, попробуй.
Пинхед отошел назад на несколько шагов и окинул ее своим тем ледяным не моргающим взором черных жаждущих страданий и боли глаз, главного садиста и мучителя мира Левиафана.
Сейчас Пинхед, просто пожирал ее девичье молодое, лет двадцатидевяти совершенно практически нагое, смуглое, перемазанное скользкой блестящей смазкой гибкое танцовщицы живота тело.
Слева стоял и издавал булькающие противные звуки в тишине Сенобит Пузырь Ласло, облизываясь своим слюнявым длинным черным извращенца языком. Справа стояла черная монашка Николетта, скрестив на груди свои с острыми кривыми серпами руки. А между ними и чуть впереди стоял палач Левиафана Щелкунчик, стучащий своим зубастыми челюстями беспрерывно, наводя ужас даже на саму темноту. За спинами этих четверых главных Сенобитов в иерархии куба Левиафана, стояли остальные Сенобиты. Вверху над их головами и головой Джудит Флоэрти издавая металлический скрежет, и звон в тугой натяжке, висели крест, накрест, пересекая весь ресторанный танцевальный главный с замершими в неподвижной разноликой позе, порой смешной даже, дерущихся посетителей, мужчин и женщин, длинные цепи. От края зала до края и со всех сторон, утопая в непроглядную черную вязкую темноту большого ресторанного зала. Где-то в самом темном пространстве из самой темноты доносился звон колокола. Но, это был не церковный колокол, а колокол мира демона и дракона Левиафана. Колокол его висящего в самом пространстве над каменным бесконечным, многоэтажным, раскинувшимся во все четыре стороны лабиринтом его жилища. Исписанного и изрисованного загадочными письменами и иероглифами. Это был сам храм и недоступная даже Сенобитам область самой его силы и власти над всей этой территорией и самих границ его адского мира. Он был придан медленному вращению и из него в самой середине, остроконечного вытянутого почти в две стороны громадного принявшего исконную последнюю форму трансформации и конфигурации в первоначальном виде двойного соединенного нижней частью тетраэдра с оглушительным звуковым гулом распространялся свет в виде черных лучей. Что представляли собой глаза Левиафана его злобную безжалостную душу и сам извращенный садистический практически сумасшедший дикий звериный разум. Эти лучи черного света никогда не спали и все контролировали. Они отдавали приказы всему лабиринту. Всем прислужникам его Сенобитам и всем живущим в нем на всех многочисленных ярусах демоническим кошмарным существам.
Пинхед стоял неподвижно и рассматривал Джудит пристально, впитывая в себя зрительно каждый кусочек ее женского тела и улавливая все его запахи своим идеально белым, точно мел, как и лицо в торчащих длинных булавках носом. Он, Пинхед любовался ей. Она нравилась ему. Не только как мученица, но и как женщина. Даже в самом мучительном и кошмарном Аду, может быть любовь. Его взор черных глаз выдавал это. И он, наслаждался дивным зрелищем от черных вьющихся змеями вниз по плечам груди и спине волос Джудит, до самых внизу под легкой полупрозрачной белой из шелка юбкой вуалью стройных изящных в овалах бедер до самых ступней в танцевальных туфлей ног. Он, сейчас выдумывал в своей истыканной длинными острыми булавками гвоздями голове всякие извращенные кровавые мучительные аттракционы с ее этим невероятно красивым женским молодым телом. И она, видела это в его не моргающих никогда черных зрачками глазах.
— Я Сенобит, как и ты, Пинхед! Я любимица само го Левиафана! -произнесла она, громко ему — Не забывай это и сам не забывайся!
— Я знаю, любовь моя – произнес ей булавочноголовый, сдержанно и спокойно, холодным ледяным тоном своего тяжелого мрачного голоса – Но сбежать, вот так запросто тебе вряд ли от меня и моего хозяина удастся. Даже Керсти Коттон не смогла отделаться от меня вот так просто.
Он, сверкнув злобно своими, не моргающими никогда самого главного Сенобита глазами с черными зрачками, громко и злобно ей произнес — Ты, наверное забыла для чего тебя отпустил сюда наш Бог Левиафан? – произнес главный из Сенобитов Пинхед. Не на легкую вольную прогулку. Сделка Джудит, сделка. Душа за другую душу.
Она окинула своими карими глазами всех служителей коробки Лемаршана и выкрикнула — Я никогда не вернусь обратно к Левиафану! — прокричала Джудит Флоэрти принцу блаженных страданий, боли и сладостных мучений Пинхеду — Я сделаю все, что обещала и что потребуется для этого, запомни это! Я пойду на все ради этого!
— Джудит – вдруг, неожиданно для всех других Сенобитов и ее самой Джудит раздался голос еще одного Сенобита и ее подруги по Аду, Николетты — Не сдавайся. Ты достойна свободы, любой ценой.
Николетта посмела перебить, вдруг своего командира и начальника Пинхеда, приводя в замешательство других Сенобитов и самого булавочноголового. Она могла говорить из всех Сенобитов как и Джудит.
Ей был дан дар речи. Ибо она была монашкой и в его храме пела ему свои адские молитвы вслух своим оставленным в живых голосом. Прославляя своего мучителя, деспота и садиста, хозяина и Бога.
Николетта стояла, как и прежде, скрестив на своей женской груди женщины Сенобита как церковница, молящаяся монашка с двумя острыми кривыми ножами-серпами руки.
Замолчал, и перестал стучать своими зубами Щелкунчик, палач Адаской шкатулки. А Ласло, издав какой-то булькающий внутренний звук, сделал несколько шагов взад. Его затрясло от страха. Ибо гнев Пинхеда был опасен даже для них. Но, Николлета имела право голоса из всех Сенобитов. Потому, как сам Левиафан ей дал это право, не отняв дар речи.
Пинхед прервал свои мысли и речь, и застыл на месте, глядя на Джудит Флоэрти, молча, резко развернулся, и подошел к Сенобиту Николетте, глядя ей в ее синие глаза своими черными злыми глазами.
— Ты, Николетта, посмела произнести слово без моего разрешения! — он произнес злобно и жестко ей, своей подчиненной.
— Я, имею право слова – произнесла она ему – Сам Левиафан дал мне такое право. Бойся гнева нашего повелителя и Бога. Ты знаешь сам, что гнев нашего Властителя ужасен и опасен даже Сенобиту. И ты не исключение, если разозлишь его.
— Не зли меня, Николетта – произнес он Николетте – Не испытывай мой гнев и ненависть. Хоть Левиафан дал тебе право голоса, это не значит, что ты имеешь право перебивать меня и идти против моей воли главного Сенобита моего Господина и Повелителя.
Николетта ничего ему не ответила. Она лишь, потупив свой взор в пол, замолчала.
Булавочноголовый, снова резко развернулся и подошел к Джудит Флоэрти.
— Условия меняются – Пинхед ей произнес – Левиафан хочет, чтобы ты своими руками сделала это.
— Что сделала? – она произнесла вопросительно ему.
— Я знал, что спросишь – он ей ответил – Покидая чертоги обители Левиафана, ты практически начисто потеряла свою память. Но, я вижу, эта самая память вновь возвращается к тебе. Ты узнала меня и всех вокруг. Ты все вспомнишь прежде, чем совершишь обещанное.
— Я спросила тебя, что я сделала? – Джудит, снова задала ему вопрос.
Она встрепенулась и без того не на шутку перепуганная.
Пинхед приблизил к ней свое белое, как мел в булавках мужское лицо.
— Левиафан не просто так дал тебе свободу – произнес ей Пинхед – Ты обязана и должна ему за это то, что он хочет.
— Что, он хочет? – произнесла Джудит Флоэрти.
Джудит всю затрясло от бешенства и злобы.
— Вот этого – он произнес – Твоего гнева и бешенства, когда ты будешь делать свою работу. А не сладостной всепоглощающей любви. Он не достоин этого. Он заслужил то, чтобы попасть в шкатулку Лемаршана. Левиафан хочет испытать его. Его боль и пределы всех неописуемых страданий и мучений. До чего можно довести все и получить самые красочные и яркие в страданиях своей жертвы наслаждения. И ты, дашь ему это. Ведь ты не спроста была его личной самой любимой шлюхой, как по своей в прошлом жизни, так и в его мире боли и страданий. ПРОВОЛОЧНАЯ ЖЕНЩИНА. Душу за душу, тело за тело.
Джудит поняла теперь, о чем он.
— Кто он? — она задала булавочноголовому вопрос в расчете получить надлежащий ответ.
— Твой любимый и ненаглядный Оливер Макафферти – ответил Пинхед планомерно, подведя ее к решающему финалу их близкой адской беседы.
— Оливер Макафферти?! – произнесла Джудит Флоэрти Пинхеду –Почему он?! А не, кто-то иной?! Почему?! И почему, именно я?!
Джудит была потрясена и удивлена таким решением и Пинхеда и Левиафана. И тем, что все уже было, как видно решено еще до ее освобождения из коробки. Мира ее Повелителя и хозяина.
Она и отпущена была лишь за этим делом. И теперь встал вопрос. Быть или не быть? Убить или не убить?
— Я?! Я все это должна буду сама сделать?! — она потрясенная услышанным, спросила служителя Левиафана – Своими руками и одна?! — переспросила его она.
— Ты сама за свою свободу предложила это ему — произнес Пинхед – Наш Бог лишь выбрал жертву. По-другому уже нельзя. Свобода за убийство. Тебе Джудит Флоэрти свобода, а убитому Ад и все виды жестоких и невероятно мучительных наслаждений от видов самой музыки боли. Ты, Джудит Флоэрти должна это все знать и помнить.
— Я обещала нашему Богу и Повелителю, привести и отдать вам выбранную мною жертву! – произнесла, возмущенно Джудит Флоэрти Пинхеду — А не убивать лично своими руками!
— Ты, смеешь оспаривать его решение, Джудит Флоэрти! – произнес ей, сдержанно, но громогласно Пинхед – Ты ему обещала за спасение себя самой из вечного адского мучительного плена, чью-то взамен из этого живого человеческого мира душу и тело! Таковы сейчас условия вашей сделки! И они неизменны!
— Я сомневаюсь, что это его собственное решение – произнесла сзади стоящая и вдруг ожившая из образа полуживого манекена танцовщица и подруга Джудит Флоэрти сорокалетняя еврейка Гамаль Шаадим.
Пинхед поднял вперед свою правую снова руку и вечно кровью окрашенный командира Сенобитов указательный палец и направил его ей в лицо.
Он, уже тише, но также сдержанно, произнес Джудит — Ты это совершишь своими руками.
Она поняла, что это проделка исключительно уже самого главного Сенобита булавочноголового Пинхеда.
Джудит вся вздрогнула, и у нее бешено заколотилось сердце, когда она увидела той женское лицо. Та, смотрела на нее, но какими-то странными полумертвыми карими ледяными глазами. Но, Гамаль ожила, и молча смотела на нее.
Пинхед подошел, почти вплотную к Джудит Флоэрти и произнес ей – Ну, как решила? Что мне передать нашему Богу Левиафану?
— Не стоит бояться, Джудит – произнес, он ей — Ты сама избрала такой путь к освобождению. И сама выбрала уже себе и помощника и жертву.
Эти слова ее удивили и даже потрясли. Как само внезапное оживление Гамаль Шаадим.
Она уже выбрала кого-то и не помнила даже кого. И это пробуждение застывшей как манекен ее сорокалетней танцовщицы подруги еврейки.
— Какую еще жертву? Какого помощника? – Джудит, потрясенная в недоумении, произнесла ей, глядя в черные неподвижные глаза Пинхеда, вся трясясь от охватившего все ее голое, почти полностью танцовщицы живота гибкое смуглое тело лихорадочная трясучка.
Она, внезапно сейчас опешила. Сознание ее затормозилось. И она ощутила, что с ней сейчас, что-то не так. Пробила дикая сильная смертная дрожь, до самых пяток женских таких же, как и тело под легкой шелковой полупрозрачной юбкой вуалью ног и их пяток. В танцевальных на каблуке шпильке туфлей.
Пинхед осматривал все практически нагое смуглое вкофейном отливе тело танцовщицы живота Джудит Флоэрти.
За его спиной снова щелкал громко своими оскаленными зубами Сенобит палач Щелкунчик. Обилзывался черным длинным языком, громко причмокивая слюнявыми губами и булькая своими Сенобита внутренностями Пузырь извращенец Ласло. А монашка и подружка Джудит синеглазая Колетта опустила снова свой многострадальный взор в пол, молчала, по-прежнему скрестив свои женские руки с острыми ножами-серпами на своей груди.
— Гамаль Шаадим все знает — произнес ей булавочноголовый – Она все сделает и поможет тебе в твоем деле. Скажи ей, спасибо. Она, хорошая подруга и твоя заступница.
Это было, как-то для нее даже неожиданно, что ее крайне даже удивило.
Джудит, снова посмотрела на Гамаль, но та как и прежде молчала и была точно в сонном гипнотическом полузабытьи. Не реагируя, ни на что. Даже на Джудит громкие слова. Но, все слышала сейчас. Весь их разговор, раз говорила. Вероятно, по указке самого Пинхеда.
— Гамаль — произнесла Джудит ему, повернувшись к Пинхеду и уставившись к его белое как мел лицо – Причем, тут еще и Гамаль?
Пинхед, ничего не ответил, лишь направил свой взор черных зрачками глаз на Джудит Флоэрти и опять пристально посмотрел ей в глаза своим, не моргающим совершенно ледяным взглядом.
– Левиафан, никогда не отпустит тебя. Я это, лучше других знаю — он ей произнес и уточнил – Ты его самая любимая адская шлюха. И останешься таковой.
— А я, попробую – ответила Джудит ему.
Пинхед скривил ехидную кривую и насмешливую свою улыбку. Такое бывало, вообще очень редко. Лишь тогда, когда это сулило, что-то обманное, коварное и опасное.
Он отошел опять на несколько шагов назад, и встал среди других своих подчиненных Сенобитов.
— Хорошо – Пинхед утвердительно произнес Джудит Флоэрти — Вот и все. Решили – произнес, он им уже обоим – Свершишь обещанное. И получишь свою, Джудит свободу.
И в этот момент все исчезло, как не бывало. Демоны Сенобиты и их звенящие жутко и кошмарно длинные пыточные с крючьями цепи. Вспыхнуло яркое потолочное освещение в ресторанном большом зале, и заиграла громко восточная музыка. Застучали громко барабаны. И зал снова весь внезапно ожил.
Дальше Джудит уже ничего не помнит. Она переживала кошмарный ужас и была на пределе своего нервного напряжения. И после исчезновения Сенобитов в ее глазах все померкло и ей стало так паршиво и плохо, что она закачалась и ее изящные танцовщицы живота смугленькие в кофейном отливе ноги подкосились. Она просто, потеряла свое сознание. И в ее девичьих карих красавицы танцовщицы ресторана «THE SNAKE KINGDOM» обворожительных красивых глазах померк свет.
Манхеттен
Джудит Флоэрти мало чего помнит, после того как она отключилась, но домой по адресу Парковая площадь – Park Pl, между Barclay и Murrey. Между двух автодорожных улиц WEST BROADWAY и CHORCH. Дом 118. 8-й этаж. Ее отвезла ее подруга сорокалетняя танцовщица еврейка Гамаль Шаадим. Она и привела Джудит Флоэрти в чувство.
В ресторане побывала городская полиция и навела должный там порядок. А все подружки по сцене девчонки разъехались по домам.
Припортовый разгульный ресторан «THE SNAKE KINGDOM» -«ЗМЕИНОЕ ЦАРСТВО» закрылся на неопределенное время. Там был такой погром, что делать там уже было нечего. Все служащие были распущены по домам, как и все его танцовщицы. Сам директор и ресторатор Клайв Мак-Харми не смог точно сказать теперь, когда он откроется вновь.
Не было теперь работы. И надо было искать, хоть какой-то выход из сложившейся ситуации.
Гамаль рассказала ей, как чуть не выцарапала наглые и хамские глаза этой итальянке Габриэль Салонне, за то, что та много чего наговорила дурного и нелестного на Джудит Флоэрти, пока та была в отключке. Клайв Мак-Харми с охранниками вмешался и растащил их. Все обошлось громкой в гримерке руганью и самыми отстойными оскорблениями.
У этой Габби Салонне были свои взгляды на этого Оливера Макафферти. Она хотела с ним замутить, и уже давно. А Джудит стояла у нее на пути и мешала, но тут случилось еще и вот такое. Вот, почему, она все время держала зуб на нее.
Эта Габби Салонне зло и жестоко осмеяла Джудит Флоэрти, как только могла. И ее, почему-то еще поддержала Кети Дэвидсон. Правда, вступилась за Гамаль и Джудит негритянка Опра Карере. Ей не нравились эти двое. И тоже уже давно.
Директор и охрана, разняв их, просто вытолкали на улицу.
И вот, Джудит на квартире у Гамаль.
— Кофе будешь? – спросила Гамаль Шаадим Джудит Флоэрти.
— Не откажусь, подружка — та ей ответила, стоя у окна в высотном жилом доме на восьмом этаже и глядя через забрызганные дождевой водой стекла на улицу.
Там как раз, начался сильный дождь, и Джудит смотрела на мечущихся по тротуарам у автомобильной дороги людей и разноцветные мелькающие раскрытыми куполами многочисленные зонтики.
Джудит Флоэрти частенько тут бывала. У своей подружки по сцене еврейки Гамаль Шаадим. Да и та к ней часто домой заезжала в гости. Но, только когда обе были свободны от всего. В первую очередь от работы. А это бывало только днем.
— Вот, держи – произнесла ей закадычная ее лучшая подруга – Теперь мы свободны совсем. И думаю надолго.
Она вышла с кухни и подала Джудит небольшую с синей каемочкой по краю чашечку на блюдечке с только, что сваренным горячим кофе.
— А мне, надо будет скоро уже за квартиру платить — произнесла подруге Джудит – Я денег еще мало заработала. И, вряд ли на все, что нужно хватит.
— Та же история, Джуд – произнесла сокращенно ее имя, как подруга подруге Гамаль Шаадим.
Она встала рядом с Джудит у своего домашнего на восьмом этаже квартиры окна тоже уставилась на улицу дорогу и дождь.
— Надо искать работу, подруга. Хотя бы временную, пока снова не заработает наш ресторан – произнесла Джудит Гамаль — Пока не закончились совсем деньги. Да и пока мы в надлежащей танцевальной форме.
— Ну да, пока не разжирели как две коровы, сидя дома – та ей, смеясь, ответила – Хотя сидеть не придется. Совсем. И деньги, думаю, будут. Возможно, не плохие. Я уже нашла кое-что, моя любимая подружка.
— Восточные танцы? — Джудит спросила даже удивленно — В каком-то еще городском ресторане?
— Думаю, да — ответила ей Гамаль Шаадим – Но, захочешь ли ты, подружка там работать?
— В смысле? – задала снова удивленный вопрос Джудит своей еврейке танцовщице подруге.
— Это на Манхэттене — произнесла та ей — Ретроресторан BACK ROOM. Он принадлежит этому деляге мафиози и бандиту города Оливеру Макафферти. Но ресторан нуждается в профессиональных танцовщицах.
— Скорее в рабынях и наложницах — произнесла несколько разочарованно Джудит Флоэрти.
Она сейчас вспомнила все, что случилось с ней недавно и ее затрясло от всего пережитого. Она вспомнила, кто она была на самом сейчас деле. Всех Сенобитов практически поименно, когда отключилась из сознания и какое-то время пролежала ни живая, ни мертвая, видя все это и все ужасы, что перенесла на самой себе, когда сама была там в том мире боли страданий и всевозможных кошмаров. Как она, каким-то необъяснимым образом смогла сбежать оттуда. И, кто способствовал этому. Это был сам ее хозяин Левиафан. И она Джудит Флоэрти все еще принадлежала ему. И вот теперь, вспомнив самих Сенобитов во главе с булавочноголовым Пинхедом, явившихся ей напомнить о договоре с их хозяином ей лично. И эта чертова шкатулка, с которой ей так и не удается расстаться навсегда. Она даже не знает, удастся ли вообще, покинуть ее границы и пределы. Которые безграничны и практически недостижимы. Даже для самих ее прислужников Сенобитов. И прочих живущих там в ее многоэтажных лабиринтах и стен внутри себя кошмарных и кровожадных существ, и демонов, что-либо родились там, по велению их повелителя и Бога. Либо были захвачены силой Левиафана из других инфернальных миров и пленены как сами люди превращенные в Сенобитов.
Джудит сейчас, попивая горячее черное вкусное кофе и глядя на проливной на улице летний теплый дождь, думала, что ей делать дальше.
— Ну, что решила, подружка? – раздался рядом с ней голос Гамаль Шаадим.
— Решила – вдруг и даже для самой еврейки сорокалетней подруги Гамаль Шаадим было неожиданным, что будет такое быстрое согласие, произнесла Джудит Флоэрти – Раз нет пока иных вариантов. BACK ROOM, так BACK ROOM, если еще возьмут и будет работа.
Гамаль удовлетворенно, посмотрела на свою подругу и ответила той – Безотлагательно. Едем сейчас же, не будем медлить с этим – и самодовольно добавила — Я уверена еще как возьмут. Таких двух офигительных танцовщиц красавиц.
Они, умастившись запашистыми благовоньями из личного туалета самой сорокалетней знакомой подружки Джудит Флоэрти, еврейки Гамаль Шаадим. Надухарившись женскими ароматами дорогих духов и нарядившись в лучшие платья и наряды, какие были тоже в наличии и гардеробе этой, как оказалось весьма опытной в таких делах и прожженной в охмурении мужчин сорокалетней танцовщицы еврейки, уже стояли, у ее дома на Парковой площади, между Barclay и Murrey и ловили такси.
На саму Гамаль не меньше, чем на Джудит на улице засматривались все проходящие мимо разных возрастов мужчины.
Гамаль хоть и было лет уже сорок, но она была еще в самом соку. И будь моложе самой Джудит, вероятно составила бы той весомую по красоте конкуренцию. Ибо, она, тоже танцуя свой беллидэнс, в своем личном соло, собирала также не мало вокруг себя обалдевающих от нее клиентов ресторана «THE SNAKE KINGDOM». Они две танцовщицы живота были лидерами там и приносили основной доход в кассу их директору и самому ресторану. При всем еще себе, зарабатывая и на личные карманные расходы. Не случись этого массового сумасшедшего погрома и драки, что разнесла весь главный зал ресторана, то они бы и сейчас там танцевали на ура! И зарабатывали свои деньги.
И, именно сейчас, стуча своими высокими шпильками и каблуками лакированных новеньких для вечернего выхода туфлей. Сверкая оголенными из-под легких наброшенных сверху укороченных из тонкой кожи черных плащей, стройными обворожительными женскими полненькими ногами в лайкровых чулках и убийственных разрезах по бокам вечерних праздничных платьев. Просто, как жаждущие случки две черноволосые обалденные по красоте сексуальные жгучие брюнетки сучки, сводили с ума мимо шныряющих по пешеходному асфальтированному тротуару и обруливающих лужи под зонтиками и дождем блудливых кобелей.
Джудит хотела вызвать по сотовому телефону своего нового молодого знакомого таксиста иранца гастарбайтера Карима Моафи, но тот как раз развозил своих клиентов и был на другом конце огромного мегаполиса. Карим Моафи сожалел и извинялся, но не мог приехать именно сейчас по срочному призыву понравившейся ему молодой двадцатидевятилетней красавицы женщины.
— Хорошо, ладно — произнесла Джудит ему — Поймаем другое такси.
— Ты не в обиде на меня, Джудит? – тот, даже переживая за их дружеские, хоть еще далекие, пока отношения, спрашивал у нее.
— Нет, Карим нет. Все в порядке – произнесла она по телефону еще совсем молодому двадцатипятилетнему парню иранцу гастарбайтеру таксисту.
Пока Джудит Флоэрти звонила своему знакомому водителю городского такси Кариму Моафи, подружка Гамаль Шаадим поймала машину. И быстро, запрыгнув в легковое желтое с кубиками и мигалками на крыше городское такси, они обе устремились на полуостров Манхеттен.
Ехали, почему-то, молча обе. Даже не перекинувшись парой слов. Но, все время посматривали в зеркало заднего вида водителя таксиста. Тот, то и дело то смотрел на дорогу и летящие параллельно и навстречу другие машины, то на двух необычайно обворожительно красивых женщин. Сложилось такое впечатление, будто этот чудак за рулем, лет более шестидесяти. За всю свою жизнь ни разу в своей этой самой жизни не видел и не встречал красивых женщин. Причем, вот так и сразу, и в своей такси машине.
Джудит и Гамаль видели его все время стреляющие в зеркало глаза. И то и дело, смотрящие, то на одну женщину, то на другую. Он еще при посадке в такси смог пристально рассмотреть в чулках полненькие стройные женские их ноги, из-под двух укороченных кожаных плащей, И видно у него в штанах таксиста, там промеж ног сразу задымило. Видно было, как мужчина в годах даже нервничает и молчит. Не зная, как вообще с женщинами заговорить.
Нью-Йорк город весьма большой, и встреча эта была случайной и, как видно первой.
Поездка из-за возникающих то и дело на дорогах пробок достаточно была длинной и долгой. Выехали в десять утра, а приехали куда требовалось уже к часу дня. И сразу четко по заказанному Гамаль Шаадим адресу: РетроРесторан «BACK RООM». 102 Norfolk Street, между Delancey и Rivington Street, NY 10002.
— Мафиозное гнездышко.Тут собираются богатенькие воротилы Нью-Йорка со своими подружками и любовницами. Тут появляется частенько этот Оливер Макафферти — произнесла ей Гамаль Шаадим, когда приставленный швейцар у дверей открыл их и впустил внутрь.
— Не очень, бы хотелось с ним сегодня встречаться — произнесла Джудит Флоэрти.
Они вдвоем переступили порог ресторана, входя в большой его холл и следуя в гардероб, чтобы снять верхнюю свою мокрую от дождя одежду.
Джудит вспомнила, как Оливер хватал и лапал ее своими руками. Как лобызал своими полными слащавыми слюнявыми губами. И как, она была схваченной в его руках и пыталась вырваться из лап теневого мафиози бандита. Вспомнила саму драку и как ее вырывали из его рук и оттаскивали от него. А она брыкалась, как сумасшедшая и напуганная. Дрыгая своими голыми ногами в танцевальных туфлях на шпильках каблуках. Но в тот момент, что-то произошло с ней самой, что она не могла сейчас объяснить случившееся.
Ей стало противно. Самой себе, что позволила большего, чем требовалось. И стал противен он. Потерявший свой обкуренный сигарами пьяный рассудок и набросился на Джудит Флоэрти.
— Он мне сейчас крайне неприятен — произнесла Джудит подруге Гамаль.
— Знаю, мне уже давно и тоже. Но, согласись сама. Он на внешность весьма эффектный и привлекательный мужчина. Да и в половом варианте кобель, думается, хороший – произнесла, деловито ей Гамаль Шаадим.
– Не знаю — произнесла ей Джудит Флоэрти – После всего случившегося.
— Подумай, для чего мы в первую очередь здесь, дорогуша моя – произнесла опять Гамаль Шаадим.
Джудит замолчала, помня тот разговор с Пинхедом и то, что видела недавно. Свою в том сонном гипнотическом забытьи подругу с ледяными полумертвыми глазами. Странную, теперь и какую-то уже не такую как раньше. Какой Гамаль была до этого. Казалось, ничего вроде не поменялось. Но вот, что-то уже было не так как раньше.
Джудит не говорила ей, ни о чем таком после пережитого. Да и не хотела этого. Сейчас надо было думать о работе и дальнейшей жизни. Ей даже было сейчас как-то плевать на все обещания данные Пинхеду и Левиафану. Она пережила жуткую ночь, как и ее подруга Гамаль Шаадим. И теперь надо было жить дальше. Но, слова, сказанные булавочноголовым не выходили из ее черноволосой девичьей головы. Ее слова и решимость совершить то, что обещала ему и своему хозяину ее кошмарного жуткого Ада за свое освобождение.
Она, вспомнила о Оливере Макафферти и о том, что все же он ей нравиться вопреки всему. Несмотря на возникшее такое же к этому мафиози и гангстеру отвращение.
— А, все-таки, подружка, как он тебе? – вдруг, спросила ее опять еврейка и танцовщица беллидэнса Гамаль Шаадим. И опять, зачем-то о нем Оливере Макафферти. И как-то уже заинтересовано.
Та пожала своими девичьими плечами вроде как ни да, ни нет. И в свою очередь спросила подругу – А тебе, Гамаль?
— И, да и нет – ответила ей, уже, как-то несколько неоднозначно теперь Гамаль Шаадим, точно также, пожав своими женскими сорокалетними плечами – Как и тебе, Джуди. Ведь так? Но, для чего же ты его так совращала своими голыми возбужденными женскими грудями и животом, Не все, ведь так вот просто, Джуди.
Джудит не могла сейчас все это объяснить. Это было просто помутнение какое-то рассудка, как она считала. Это все, проделала с ней, эта чертова шкатулка. И она понимала, что все еще не свободна, от нее и мира демона дракона Левиафана.
Джудит лишь, молча, покачала ей головой в знак своего согласия.
— Я сейчас, ни хочу все это вспоминать. И сейчас, сама не знаю, как от всего этого отделаться и забыться — произнесла Джудит Флоэрти.
— Есть одно дело — произнесла Гамаль Шаадим.
— Ты, что-то задумала, Гамаль? — удивленно и настороженно, спросила подругу танцовщицу Джудит Флоэрти – Мы не ради работы туда едем, ведь так, Гамаль?
— Не совсем за этим, Джудит. Я была там и все знаю, Джуди — произнесла Гамаль Шаадим – Я теперь тоже всего этого участница. И у меня есть свои в этом интересы. Вспомни слова Пинхеда, Джуд – произнесла ей сорокалетняя еврейка Гамаль Шаадим — Он не верит, что ты сделаешь это. И не выберешься из адского царства Левиафана. Он считает, что тебе это будет не по силам. Но, я верю, что мы сможем это провернуть.
— Провернуть?! Мы? Как еще и мы?! Ты тоже в этом собралась участвовать?! – Джудит, не менее удивлено, спросила снова Гамаль.
— Остынь, подружка моя и сама теперь подумай — произнесла ей Гамаль Шаадим — Мы обе были свидетелями прихода Сенобитов. Я сейчас знаю, кто ты такая и, что будет дальше, если, что-то будет не так, как мы обе им обещали. Помнишь, я заступилась за тебя?
Джудит помнила все из этой страшной встречи. Гамаль странным образом тоже все помнила. Хоть и была под воздействием силы Пинхеда, но она не теряла свое сознание и, именно Гамаль привезла еле живую в полубеспамятстве Джудит Флоэрти к себе домой. Именно, Пинхед назначил ее помощницей Джудит Флоэрти. Директор приказал им двоим немедленно убираться из его ресторана. Потом выгнал и всех других танцовщиц вон. Он был в бешенстве. Рвал и метал. И было лучшим делом, убраться оттуда быстрей.
Ни Клайв Мак-Харми ничего не видел и не помнит, ни другие, кто был в ресторане появления и исчезновения Сенобитов. Драка продолжалась и погром ресторана «THE SNAKE KINGDOM». Прилетела еще полиция и стала растаскивать дерущихся. А Гамаль Шаадим, буквально, чуть ли не на себе, и с помощью хорошо помятого дракой здоровяка и качка вышибалы охранника Мета Кершнера, вынесла Джудит Флоэрти из ресторана и среди ночи увезла на его машине к себе домой. Переодела уже дома и даже привела в себя в сознание. Мет, тоже предпочел, сделать ноги. И подальше с глаз директора и хозяина разгромленного в буйной дикой и свирепой кошмарной драке ресторана Клайва Мак-Харми.
— Гамаль — произнесла Джудит подруге. Ты была свидетелем их появления и все слышала, как и я. И не испугалась?! Ты знаешь, теперь даже, кто я?! И откуда, заявилась в этот мир?!
Та, игриво и хитро ей улыбнулась и как-то странновато, молча, подмигнула.
Она была, просто удивлена и даже потрясена своей лучшей подругой.
— Я знакома, вроде давно с тобой, но, оказывается, о тебе ничего не знаю – произнесла Джудит своей подруге.
— Ты знакома со мной в этой жизни, но не другой. И вообще, молчи и выбирай столик — произнесла ей Гамаль Шаадим — Будет, если время, поговорим, как и что. Но не сейчас.
Они были внутри ресторана «BАСК RООМ» и ходили между столиков. И стульев.
Это был весьма интересный экзотический ресторан. Для любителей таких заведений. И как видно прибыльный и дорогой. Судя по подогнанной под старинку самой мебели и оформлению пола, залов, стен и потолков. На стенах висели повсюду картины. Причем, старинных мастеров Средневековой Европы. Такого Джудит Флоэрти, пока еще не видела. И забыв обо всем, она быстро, нашла, им двоим место, так как Гамаль, как-то и, почему-то все тянула с выбором. Все ей, что-то не нравилось. До того момента, пока сама ее подружка Джудит не нашла им двоим красивый большой экзотический столик и мягкие в красной обивке ткани такие же экзотические стулья с стоящим ту же широким достаточно вместительным на несколько человек персон в такой же красной обивке под стать им диван. Напротив барной стойке в среднем ряду столиков. И в месте, почти тут именно сейчас безлюдном. Лишь за барной стойкой ходили два бармена. А на стенах висели напротив их столика три картины. Именно Джудит эти картины и привлекли. Она решила лучше здесь и перед ними. Только и опять же, не понимая, почему, но так решила. А Гамаль поддержала.
Как только они обе, сняв свои кожаные короткие черные плащи, еще в ресторанном большом гардеробе. В своих праздничных вечерних платьях и увешанные золотыми украшениями. Уселись за свой столик. Позвали к себе взмахами руки мимо пробегающего официанта. Тот молниеносно подлетел к двум очаровательным и невероятно красивым, пахнущим ароматами запашистых духов в праздничных нарядах женщинам. Стреляя своими синими мужскими молодыми глазами, то на Гамаль, то на Джудит. Этот, лет двадцати официант. Совсем, еще юный в белом костюме, черных выглаженных брюках и легкой для быстрого забега между столиками и посетителями обуви, сейчас был весь во внимании. Он протянул двум невероятно просто эффектным красавицам женщинам ресторанное меню, и они сделали заказы.
На их круглом довольно большом столике сейчас стояла, бутылка шампанского и стекляныне большие бокалы.
Джудит не верила своим глазам. Она была в весьма дорогом ресторане и за счет своей подруги. Да и все, что было сейчас на ней, все это было Гамаль Шаадим. Весь этот наряд и золотые украшения. Джудит Флоэрти была конечно всему такому как женщина рада, но откуда у Гамаль Шаадим все это? Она была такая же, как и Джудит вроде без лишнего гроша в женском кармане. И вот оказалась, вдруг при деньгах.
— Гамаль, подружка – произнесла, не уверенно подруге Джудит Флоэрти – А, денег у нас на все это с тобой хватит?
— Не спрашивай меня – та ей произнесла –Я обо всем договорилась и уже позаботилась.
— С кем, договорилась? – произнесла ей Джудит и насторожилась.
Та улыбнулась ей своей белозубой красивой улыбкой сорокалетней подружки танцовщицы еврейки и произнесла еще — Меньше знаешь, крепко спишь. А вообще, не забивай себе лишним свою черноволосую брюнетки красавицы милую голову, дорогуша моя. Пользуйся моментом, радуйся и живи.
Иудифь и Олоферн
Ночь кровавой любви
Джудит сейчас не понимала, что происходит с ней. Все кажется каким-то необычным забавным и странным. После кошмарной жуткой ночи и встречи с тем, кого бы она, не хотела вечно видеть. Соприкоснувшись с тем миром, из которого убежала. Но, он нашел ее. И вот теперь все стало странным. И даже ее подруга танцовщица, как и она беллидэнса Гамаль Шаадим. Ее нашел Пинхед и, похоже, она была все еще во власти этой чертовой шкатулки, которую уже нисколько не сомневаясь собиралась, вернуть обратно в тот магазин древностей этому старику старьевщику Бени Кунцу. Она не хотела обратно в мир Левиафана, вечных страданий и сладостных мучений. Но, как, оказалось, обещала за свободу, чью-то человеческую жизнь. Это было ее полным освобождением и как в прошлом, так и в настоящем. Взяв шкатулку и отворив снова вход в адский лабиринт демона и дракона Левиафана, она вызвала Сенобитов. Тех, кем и сама была недавно. Но был путь навсегда расстаться с тем адским жутким наполненным до самых краев болью и страданиями миром. Она, Джудит Флоэрти за свое освобождение ему, своему Богу и господину обещала жертву. Душу и тело. В обмен на свое.
И сейчас было для Джудит все странным, после той прошедшей разгромной буйной ночи и встречи с Сенобитами. И она сама. И ее подружка еврейка Гамаль Шаадим. И это экзотическое питейное развлекательное заведение, где играла не очень громко старинная на старинных инструментах музыка. Сам город мегаполис Нью-Йорк. И даже до сих пор идущий проливной дождь за большими в красивом средневековом орнаменте и в мозаичных оконных витражах окнами ретроресторана «BАСК RООМ».
Сейчас сверкая в приглушенном потолочном освещении огромного ресторанного зала своими большими бриллиантовыми золотыми сережками в девичьих ушах, кольцами и перстнями на утонченных пальчиках. Золоте браслетов на запястьях обеих женских рук, Джудит Флоэрти сидела как раз лицом к трем картинам на стене, что были за полуоткрытой в вырезе декольте красного вечернего платья спиной ее подружки танцовщицы живота еврейки Гамаль Шаадим.
Все говорило о том, что ее к чему-то подводили. И именно сейчас. К чему-то такому, о чем ей пока не было еще известно. Но, она будет в этом принимать непосредственное свое участие.
Джудит помнила разговор с Пинхедом. Весь и полностью. Свои обязательства договора. Но понятия еще не имела, что все уже вершиться именно сегодня и сейчас. Она была в полном подчинении своей теперь подружки Гамаль Шаадим и слушала ее, как приказал ей сам этот Сенобит булавочноголовый Пинхед. По-другому было нельзя. Она обратно ни за что не хотела. И должна была сделать то, что требовалось, чтобы не вернуться обратно в мир Левиафана.
Она, потягивая винный вкусный коктейль Маргариту, рассматривала картины. На двух первых, что были за стойкой бара и узнаваемым для нее были Адам и Ева. Это был библейский Ветхозаветный сюжет. Она его знала. Но, ее внимание сосредоточилось на одной довольно большой на стене и гораздо ближе к ним картине. Вероятно, тоже библейский сюжет. Но это было ей в новинку. Какая-то сидела женщина в старинной средневековой одежде вооруженная мечом и у какого-то стола. На котором, лежала отрубленная с бородой и усами голова мужчины. Все, что она видела, было ее глазам не очень, конечно приятно, но она полюбопытствовала у своей сидящей напротив еврейки подруги Гамаль Шаадим.
— А это?! – произнесла громко, улыбаясь своей подруге и поворачиваясь к картине Гамаль Шаадим – Я знала, что обратишь внимание и спросишь меня. Это давняя, вообще-то история. Как и с Адамом и Евой, что на стене, ты видишь – пояснила Гамаль.
— Про Адама и Еву, я слышала и знаю – произнесла Джудит Флоэрти – Про это ничего. Но любопытно все же женской пытливой душе. Когда они обе уже захмелели от коктейля Маргарита и выпитого итальянского дорогого вина Ornellaia Bolgheri Superriore за 850баксов смешанного с шампанским Боланже Blanc De Noirs Vieilles Vignes Francaises за 650 долларов.
Закурив тонкую дамскую сигарету Гамаль Шаадим продолжила с неким даже рвением и как видно желанием просветить свою лучшую под хмельком подружку танцорку восточного любовного беллидэнса.
-Таких картин написано на эту тему масса – произнесла Гамаль Шаадим — Это самая распространенная и излюбленная у каждого уважающего себя художника тема. Рано или поздно, но любой из них берется за такую картину.
Гамаль повернулась к Джудит, и, сверкнув своими уже азартными карими какими-то хищными женскими под черными дугой сорокалетней подружки брюнетки бровями, как учительница школьнице, продолжила заданную тему урока.
— В Аду про это тебе не рассказывали, как одна еврейка завалила сексуально назойливого, хоть и понравившегося ей мужика? – спросила Гамаль ее.
Та, молча, посмотрела на подругу такими же и тоже брюнетки красавицы, лет двадцатидевяти карими удивленными девичьими красивыми до одурения глазами. Затем, пожала оголенными смуглыми в кофейном отливе плечами. Точно примерная ученица, вся во внимании к своей учительнице по жизни, подружке Гамаль Шаадим.
— Ну, что же – произнесла Гамаль Шаадим. Поправив в таком же убийственном декольте вырезе свою четвертого размера полувыкаченную смуглую сорокалетней еврейки грудь, развернув немного свой стул и глядя на большую картину немецкого средневекового художника Лукаса Кранаха Старшего, произнесла Джудит Флоэрти – Иудифь с головой Олоферна. А точнее, Иудифь и Олоферн. Ночь кровавой любви.
Говорят, каждый художник, рисующий такую картину, изображает себя на ней. В виде вот такой вот в руках женщины мужской отрезанной головы.
Она посмотрела на Джудит, улыбаясь, и продолжила – Мужчины. У них, когда речь заходит о жертвенной многострадальной любви, словно мечтают о таком сами. Художники яркий пример этого. У них, мужчин, все решается через секс с женщиной. Они, доводя себя до оргазма в сексе, когда кончают, каждый раз точно ощущают себя уже на том свете.
— А мы, разве не так? Мы, что не такие? — спросила Джудит.
— Нет, мы несколько другие – ответила Гамаль ей – Мы вот как она. И рады помочь в этом. Мы наоборот живее всего живого и как хищницы. Они для нас жертвы. Тебе, Джуди, всему еще как видно надо учиться.
— Учиться?! – вопросительно громко, произнесла Джудит, возмущаясь и возражая своей подруге – Я знаю, что такое любовь и секс! Меня этому учить не надо, Гамаль! Я лишь не понимаю, зачем и почему, вот так как здесь?!
— Ладно, не важно – произнесла ей Гамаль Шаадим – Лучше давай выпьем.
И, взяв полный бокал шампанского, молча, пригубила его.
Джудит тоже выпила немного и продолжила тему. Ее явно это все заинтересовало. И стало не давать покоя. Была некая даже интрига. Особенно под хорошим хмельком молодой женьщины.
— Я, как понимаю, Олоферн это вот та отрубленная в женских руках мужская голова на столе, а Иудифь вот эта убийца мужчины женщина. Преступница.
— Да нет, дорогуша — та ей парировала — Я ожидала такого от тебя ответа. Спасительница.
— Чья спасительница? – спросила удивленно Джудит ее – Как, убив кого-то можно также, кого-то еще и спасти?
— Целый город с изможденным и измученным в долгой осаде населением. И вообще, эта библейская тоже история и такая же древняя, как Адам и Ева. Все из Ветхого завета. Я как еврейка, а точнее иудейка, знаю, о чем говорю. Все писания начинаются с Адама и Евы, а заканчиваются вот этой историей про Иудифь и Олоферна.
Джудит Флоэрти слушала с невероятным сейчас вниманием свою лучшую подругу еврейку, что еще взяла на себя оплатить, как видно все застольные за нее не дешевые расходы.
— Короче, дело было такое — начала свой библейский рассказ Гамаль Шаадим — Тут лишь показан финал всей этой любовной трагической истории. Но она имеет целую книгу о героине Иудифи из города Ветилуя, что пошла жертвуя собой и вообще без надежды, вернуться назад домой в лагерь врагов ассирийцев ради спасения своих людей. История про богатую иудейку горожанку из приграничного с землями Израиля города, что осадили при вторжении враги ассирийцы, которые по ходу вторжения, захватывали и грабили все селения в тех землях до самого Израиля. И командиром там был как раз вот тот, часть которого лежит на столе, что звался Олоферн — она произнесла это и хихикнула, громко, прикрыв правой рукой свой накрашенный губами женский рот, и продолжила –Полководец и воитель. Злой и свирепый!
Гамаль быстро повернулась к Джудит и протянула той свои женские руки. Как бы дурачась и пугая с удивленным, потрясенным и восторженным услышанной древней библейской историей взором уже под хмельком Джудит Флоэрти.
Та отпрянула немного от нее назад. Гамаль дико расхохоталась на весь ресторанный полузатемненный со специально приглушенным освещением зал, привлекая внимание двоих за стойкой бара барменов и некоторых тут сидящих посетителей, что посмотрели на двух веселящихся уже порядком поддатых молодых женщин.
Следом за Гамаль засмеялась от ее заигрываний и Джудит, тоже звонко не обращая ни на кого теперь внимания в ресторане.
— Ну, так слушай дальше – произнесла ей ее подруга еврейка и танцовщица живота Гамаль Шаадим – Этот военачальник, видимо был такой кобель распутный, что имея своих наложниц рабынь, еще хотел, кого-либо у себя в воинском шатре в своей лагере темной ночкой трахнуть. Вот, и как раз подвернулась ему, пришедшая из города под видом, как бы заблудившись, эта иудейка Иудифь. Да еще пришла не одна, а со своей подружкой и преданной и жаждущей мести всем врагам служанкой Элимой. Ну, прям, как мы с тобой — она, сейчас, видимо специально к этому сделала свой особенный акцент — Одна совсем еще молодая, не старше, думаю тебя, Джуди. Вторая приблизительно моего возраста или может постарше. Кто-то думал, что вообще, старуха, лет чуть ли не девяноста. Скрюченная подобная ведьме. И вся как сама смерть иссохшая телом. Мстительная и весьма кровожадная. Именно толкающая, эту молодую свою госпожу и подругу на убийство.
— Ты, о чем это, Гамаль? – спросила пьяную подругу Джудит Флоэрти.
— Да так, ни о чем — та ей ответила и повернулась к ней лицом, и к столу – Просто эта иудейка Иудифь, чуть сама не рассталась в лагере ассирийцев с жизнью и думала ей конец. Она была богатой горожанкой и вдовой. Потеряла недавно своего в это осаде города мужа Манасия. И считала, что ей без любви и мужа дальше жить уже не стоит. И пошла на риск и отчаянный шаг, прекрасно зная, какие эти звери ассирийцы.
Она даже отговаривала свою служанку Элиму вернуться в осажденный врагами город, оставив ее одну саму с собой и своими бедами. Но та наотрез отказалась и готова была умереть вместе со своею госпожой.
Но, все вышло иначе. Она, влюбив в себя этого Олоферна до сумасшествия, однажды ночью, просто свершила расправу над ненавистным, хоть и ей понравившемся злодеем военачальником. Таким образом, одержав победу над своими всеми врагами. В тишине самой ночи под звездами и луной и под куполом его воинского закрытого входными пологами от всех глаз шатра. Вдвоем они сделали это. Он не смог ее убить, а вот она смогла. Околдовав свирепого злодея и тоже красавца Олоферна своей неземной молодой красотой. Она, Иудифь, просто отрубила ему его же мечом голову и все.
— Вот, так просто – произнесла Джудит ей – И не дрогнув перед таким поступком.
— Да, лишь помолившись своим Богам. И не особо, думаю, долго размышляя — ей ответила, хитро и хищно улыбаясь, ее подружка еврейка Гамаль Шаадим – В таких делах, мы женщины долго не думаем. Раз и все, как какому-нибудь петуху парой взмахов мечом и нет на плечах головы, а может, ударов было и больше. Может больше.
Гамаль Шаадим, глядя на картину. Переводя свой взор карих женских слегка прищуренных пьяных глаз, то на главную героиню кровавого сюжета Иудифь. С поднятым вверх окровавленным мечем. То на лежащую под ее выпирающей вперед женской в средневековом наряде грудью, и перед ней, схваченную за кучерявые растрепанные волосы мужскую усато-бородатую отрубленную под самым почти подбородком голову с полуоткрытыми мертвыми синими глазами и приоткрытым ртом, вдруг задумалась, о чем-то размышляя. Или даже мечтая. Видимо, фантазируя, что-то своим женским сорокалетним умом. Было видно по ее карим сейчас немного прищуренным пьяным глазам, что ее эта сцена сильно возбуждает. Ее будто как бы даже сексуально от этого штормит.
Было видно по Гамаль Шаадим трепещущей в тяжелом дыхании полувыкаченной в декольте смуглой в кофейном отливе женской совратительной для всех мужчин танцовщицы живота четвертого размера груди.
Она, локтем оперевшись в поручень большого в красной обивке стула, приложила правую руку к своему женскому подбородку и внимательно все на картине, молча, сейчас рассматривала. Она точно и словно, что-то задумывала и готовила.
— Как самка Богомола – произнесла уже порядком пьяная Джудит Флоэрти, глядя на рассматривающую не отрываясь картину на стене свою подругу по беллидэнсу сорокалетнюю еврейку Гамаль Шаадим.
— Что, самка Богомола? — вдруг услышав ее слова, и оторвавшись от любования средневековым шедевром, ей в ответ вопросительно и с удивленным взором своих сорокалетней брюнетки танцовщицы беллидэнса карих пьяных глаз, произнесла Гамаль Шаадим.
— Ну, самка жука Богомола тоже самца убивает при спаривании в процессе любви. Пока тот с ней занимается любовью и кончает, она ему отгрызает голову, А потом, вообще съедает. Я это, где-то и когда-то слышала.
— А, ну да – произнесла Гамаль Шаадим — Некоторые паучихи тоже этим промышляют и не одну свою даже жизнь. Чем мы не такие же паучихи или самки жука Богомола. Чем мы хуже.
— Ты, предлагаешь нам двоим найти своего Олоферна? – сверкая своими карими пьяными глазами, и понимая, к чему клонит ее подруга еврейка, произнесла, вопросительно Джудит Флоэрти.
— Да. Найти и сделать, вот тоже самое, как в этом библейском Ветхом древнем завете – произнесла Гамаль Шаадим.
— Отрубить мужику голову? – ее спросила Джудит Флоэрти.
— А что? Интересная, довольно таки идея – она произнесла и указала движением своих пьяных, но хищных и уже даже кровожадных глаз сорокалетней еврейки на висящую на стене пред ними и всем на обозрение картину Лукаса Кранаха Старшего.
— Я чего-то не пойму, подруга моя Гамаль – продолжила тему Джудит Флоэрти – Ты, что-ли все серьезно?
— А что, мы не в состоянии такое сделать, что ли, моя подружка? – произнесла Гамаль ей – Повторить то, что там тогда было. Я буду твоей прислужницей Элимой, а ты будешь Иудифью. Посмотри на себя. Ты красавица, какую еще надо поискать. Мужики так и сохнут по тебе. Забыла драку в ресторане? Из-за кого все началось? Ты вылитая библейская освободительница Ветилуи Иудифь.
— Ты, Гамаль к чему меня сейчас подталкиваешь? — произнесла уже, возмущаясь Джудит — К чему весь этот разговор?
В этот момент, подошел официант и предложил различные новые закуски. И Гамаль заговорила уже с ним, оставив пока их двоих, двух танцовщиц подруг напряженную беседу.
— Оставить, вот это и это — произнесла ему Гамаль Шаадим.
И он, поставил с золоченого разноса пару блюд на стол.
Платила опять за все Гамаль Шаадим. Сунув официанту пару стодолларовых бумажек.
— Ты предлагаешь, таким, вот образом убить нам двоим мужчину? -произнесла, возвращаясь к теме Джудит Флоэрти – Ты, меня хочешь сделать убийцей?
— Да, а что? – та как, точно, между прочим, ей ответила, удивив именно сейчас, саму хоть и под хмельком подругу Джудит – Ты сама обещала Пинхеду сделать все, что угодно, лишь бы освободиться от Левиафана и его адской шкатулки. Ты сама ему сказала, что пойдешь на все ради этого.
— Я ему так сказала, но я не смогу, Гамаль — произнесла ей Джудит, вспоминая тот разговор между Пинхедом и ей – Я мученица, но не убийца. Эта привилегия отведена самому садисту и извергу Пинхеду. Я была наделена способностями зверских убийств, как и все Сенобиты, но я не убийца, Гамаль, не убийца. Даже в своем Аду, мой господин демон Левиафан, понял это и был снисходителен, именно ко мне.
— Нет, он не был снисходителен. Он готовил тебя стать тем, кем ты должна была быть – произнесла ей Гамаль Шаадим – Ты его Сенобит, Джудит и пока им остаешься.
— Но, я вряд ли смогу совершить такое – уже возмущенно и несговорчиво, произнесла подруге Джудит Флоэрти.
— Сможешь. И обязательно сделаешь, то, что нужно и необходимо сделать ради своего спасения и избавления от вечного плена и самой адской кошмарной вечности. Ты, наверное, забыла совсем — произнесла Гамаль Шаадим — Но, нам отпущено не много совсем времени на решение своей участи. Или мы сделаем это. Или нет. Или ты хочешь, чтобы тебя снова заковали в проволоку и шипы. Чтобы острый терновый металлический венец пронзал целую вечность твою голову и мозг. И тебя в таком виде препроводили в обитель Бога Левиафана. Для дальнейших мучительных многострадальных истязаний.
— Ты стояла за моей спиной как восковая неподвижная заколдованная кукла и все же все слышала?! – произнесла ей, вспомнив упоминание имени своей подруги Пинхедом и удивившись Джудит Флоэрти – Кто ты, Гамаль?!
— Не важно, Джуди — та ей произнесла – Важно сделать то, что обещано. И наша цель Оливер Макафферти. Ты, надеюсь, помнишь это. Пинхед требует его жизнь тело и душу от обоих нас. И, чтобы мы сделали это своими руками. У нас не так много времени на это, девочка моя любимая.
Хмель, как то внезапно прошел из ее девичьей головы, и она протрезвела, понимая уже все и переоценивая теперь все сказанное ее подругой. Да и Гамаль Шаадим уже не была пьяной. Этот алкоголь на них двоих даже в смеси двух вин и шампанского долго не действовал.
Джудит вспомнилась эта опять в ее дамской сумочке адская шкатулка. Что она притащила в свой ресторан. И, наверное, она там и осталась в их раздевалке и гримерке в личном ее шкафчике с одеждой. Так как, она очнулась уже в квартире Гамаль Шаадим. В том, в чем ее привезла Гамаль к себе домой. Время на переодевание не было. Джудит вынесли, практическим в том, в чем мать родила из ресторана на руках охранника Кирка Стампа в его машину под присмотром Гамаль Шаадим, что была тоже в том, в чем танцевала и развлекала до драки и погрома пьяных гостей.
И Джудит думала, сейчас, зачем ее опять открыла. Как когда-то в первый раз. Отчаявшись в своей одинокой молодой жизни. Другой жизни уличной проститутки. Ибо, вспомнила уже все после встречи с Сенобитами Левиафана. Все свои пороки и грехи. Всех своих мужчин, что были у Нью-Йоркской путаны. Жертва дикого зверского насилия. Умопомешательство и психушка. А там, в долгой безвылазной отсидке с самой собой и в одиночной камере. Полное отчаяние и безысходность. Разочарование самой жизнью и вместо желания умереть, желание, чего-то куда большего, чем даже любовь и секс.
Именно эта шкатулка Лемаршана забрала, тогда ее себе. И сейчас привела ее сюда после затяжного буйного нового умопомешательства и вспыхнувшей неуправляемой любовной дикой страсти и желании бурного развращенного секса с этим ублюдком красавцем темнокожим мулатом Оливером Макафферти.
-«Это все этот жаждущий ее обратного возвращения, дальнейших страданий и мучений булавочноголовый Пинхед. Надвигающийся снова на мою женскую голову Ад» — подумала Джудит Флоэрти – «Но, я не намерена, так просто сдаваться теперь. Не намерена».
Там в своем ресторане прошлой ночью Джудит потеряла над собой и своими любовными чувствами контроль. Просто у женщины молодой, лет двадцатидевяти не было давно мужчины. Вот и получилось то, что получилось. Она открыла шкатулку и получила последствия. А могло все быть и иначе, не возьми она ее из лавки того продавца Бени Кунца. Но, теперь уже все было не важно. Сейчас главной целью было свое освобождение. Любой ценой и любыми методами, как ей сказала ее подруга по беллидэнсу и по жизни сорокалетняя еврейка Гамаль Шаадим.
Гамаль назвала Оливера Макафферти их целью. Его избрал Пинхед своей жертвой. Но, Джудит не хотела сейчас этого делать. Она, почему-то стала жалеть его. Она винила себя за свой дурной поступок. Оливер нравился Джудит. Сильно нравился. Хоть и был сейчас ей также точно и противен. Но всему виной, эта шкатулка и ставящий ей свои условия Сенобит Пинхед.
— Надо взять еще бутылочку, чего-нибудь такого крепенького к этой закуске. Не есть же это все впустую — произнесла Гамаль ей — Мы все же в ресторане. Твоего горячо любимого Оливера Макафферти.
Она ловко ушла и уклонилась от неудобного вопроса своей подруги Джудит Флоэрти, переведя разговор на Шампанское Дом Периньон, за 1950 долларов.
— Причем тут шампанское и этот Оливер Макафферти? Причем тут, именно он?- произнесла Джудит Флоэрти – Ты уходишь и оскорбительно уклоняешься от моего вопроса, Гамаль.
— Нет, не ухожу и уклоняюсь, а направляю тебя — произнесла она Джудит.
— А вообще все, что ты сейчас мне поведала — снова произнесла Гамаль Джудит — Это история насколько правдива?
— Настолько же, насколько библейская история про Адама и Еву — ответила ей Гамаль Шаадим – К тому же есть возможность самим ее проверить на правдивость. Если все пойдет, так как нужно.
— Ты опять про, что-то, Гамаль?! — Джудит даже возмущенно ей произнесла – Зачем, ты так все делаешь?! Не говоришь конкретно и откровенно, а лишь делаешь какие-то намеки! Ты меня толкаешь на убийство! Мы пришли искать сюда работу, а не то, что ты задумала!
Гамаль посмотрела на нее как-то уже жестко и холодно.
— Ты, словно не понимаешь, Джудит, что с тобой сейчас происходит? – Гамаль произнесла ей — У нас всего сутки на решение этой задачи. И время уже идет.
У Джудит затуманилась опять голова, и перед ее глазами стоял этот мулат с почти черной кожей Оливер Макафферти. Она колебалась. Она все же любила его больше, чем ненавидела. Коснись убить, кого-то иного, она бы и не думала даже. Все было бы уже решено в два счета. Но, Оливер.
У Джудит екало девичье сейчас в ее пышной третьего размера женской груди сердце, где-то там глубоко в убийственном вырезе декольте черного вечернего платья. Ее швыряло, то в дикий опять неуемный половой разврат, то в борьбу против этого.
Перед ее девичьими карими обоворожительными глазами было лицо Оливера Макафферти в белой гангстерской широкполой шляпе. Она, то хотела кровожадного безумного сейчас убийства, то отрешалась от этого в неистовой ужасающей панике. Что происходило, именно сейчас ей было непонятно. Но ее все это затягивало и вело к той скорой цели и к пути своего освобождения из плена демона Левиафана.
— Очнись, глупышка моя – произнесла Гамаль снова ей и повела себя к ней уже мягко и по-дружески — Все будет хорошо. Мы сделаем это и в два счета. Если будешь все делать, так как я скажу и покажу. Все уже решено и обдуманно. Все для этого подготовлено — и она ей предложила – Давай, пересядем на диван. Надоели эти стулья.
Джудит и Гамаль, поднявшись со своих стульев в красной кожаной обивке, пересели на большой экзотический перед столом диван. Обе подруги взялись за руки. И Гамаль, что-то еще хотела, произнести Джудит. Но, в это самое время, Гамаль Шаадим увидела его. Того Нью-Йоркского гангстера и бандита наркодиллера и богатея, Оливера Макафферти. В окружении своих парней телохранителей, вооруженных, как минимум мощными пистолетами и револьверами. Вероятно, тут были даже еще не все ребята из его личной бандитской шайки. Там снаружи у подъезда к дверям ресторана в дорогих машинах еще были его люди.
Босс и хозяин ресторана подошел к выбежавшему к нему из своего личного кабинета директору и двум официантам. Они, какое-то время о чем-то разговаривали, а Оливер окидывал свой ресторан своими синими пронзительными глазами из-под широкополой белой гангстерской своей шляпы.
— Смотри, подруга моя — произнесла Гамаль Шаадим Джудит Флоэрти – Легок, на помине. Сам к нам пришел.
— Что ты, о чем, Гамаль? — произнесла Джудит и обернулась к стоящему невдалеке и почти в центре большого ресторанного заставленного столиками зала Оливеру Макафферти, так как сидела своей полуоткрытой смуглой молодой двадцатидевятилетней брюнетки девичьей спиной в своем вечерним праздничном черном платье к тому, кто ей нравился. И одновременно, она боялась и презирала его за то, что он был тем, кем был. Преступником и мафиози. И из-за которого, получился ресторанный кошмарный погром. Вообще-то, из-за нее, но и из-за него тоже. Джудит спровоцировала его и других тоже прошлой ночью. В том своем танце живота. Страстном и любовном. Она вспомнила, как извивалась перед ним вся голая как змея, сбросив свой танцевальный лифчик.
Запрокинувшись назад, переламываясь практически пополам в узкой гибкой талии, через пояс с юбкой вуалью и свою в узких плавках широкую женскую молодой самки и сучки задницу. И прямо к его ногам. Сидящего за столиком, презренного ею и красивого мулата кобеля и бандита. Впав в сексуальный гипнотический любовный транс, под гудение барабанов и звуки восточной музыки, закатывая свои карие девичьи глаза под лоб. Распустив из-под золоченого короны венца свои вьющиеся черные до самого пола волосы. Она, вращая своим с круглым пупком женским животом, сотрясала своей качающейся по сторонам девичьей молодой без лифчика двадцатидевятилетней жаждущей любовных поцелуев и страстей с торчащими сосками грудью, совращала его душу, разум и сердце. Такое быстро не забывается. Если после такого мужской детородный торчок стоит по стойке смирно в штанах у такого сорокалетнего вполне дееспособного к развращенной греховной безбашенной любви мулата. С почти черной кожей синеглазого с волчьим взором совратительного высокого и стройного кобеля.
Джудит, вся в испуге передернулась даже и схватилась правой своей девичьей рукой за левую руку своей лучшей преданной и верной сорокалетней еврейки подруги.
— Гамаль! О, Боже! – произнесла в растерянности Джудит Флоэрти — Все-таки, это ты все сделала.
— Не я сама, но и я тоже. На ловца и зверь бежит – Гамаль произнесла ей, скривив в едкой хитрой удыбке свои женские накрашенные алой помадой губы. Сверкая своими карими сорокалетней брюнетки близкой подруги хищными глазами — Вот он, твой свирепый любовник, злодей Олоферн, моя библейская красавица Иудифь.
— Олоферн! Иудифь! – произнесла сама себе вслух, в ужасе смутившись, потрясенная всем, что сейчас происходило и стремительно надвигалось на Джудит Флоэрти. Панически растерявшись. Суетясь, одергивая свое черное праздничное вечернее платье и поправляя свою в убийственном вырезе глубокого декольте на полувыкате смугленькую в кофейном отливе женскую молодую танцовщицы живота грудь. Настраиваясь на активное дружеское близкое отношение с городским опасным сейчас пугающим ее бандитом и гангстером, сорокалетним мужчиной, красавцем мулатом.
— Джудит – она услышала, опять прозвучавший рядом с собой голос, что прозвучал четко и в ее девиьей молодой черноволосой брюнетки красавицы лет двадцатидевяти голове – Он твой. Весь твой. Эта ночь вся твоя. Убей его.
— Душа и тело – произнесла Джудит еле слышно и сама себе – Пинхеду и Левиафану нужна его душа и тело. Тело и душа. А мне, Джудит свобода.
— Пора нам приниматься за свою положенную этой ночью работу – произнесла негромко ей, дергая за правую руку своей левой рукой, сидящая рядом с Джудит Флоэрти Гамаль Шаадим.
Похотливый развращенный кобель
Этот Оливер Макафферти, увидел двух обворожительных и до боли знакомых в его мужских яйцах женщин. В идеально подогнанных под их гибкие женские стройные фигуры двух черноволосых смуглянок брюнеток красавиц вечерних праздничных платьях. Черное и красное. Что шли им обоим как никакой другой вообще женщине, каких, он видел в своей сорокалетней жизни. И обе были красивы как никто иной, да еще в этом его экзотическом ретроресторане. И, похоже, он узнал их обоих. Тех, кто недавно совращал его своими гибкими телами двух убийственно красивых танцовщиц живота в том припортовом ночном разгульном буйном питейном и танцевальном заведении «THE SNAKE KINGDOM-ЗМЕИНОЕ ЦАРСТВО».
У него сразу все зачесалось. Появилась возможность получить то, что ускользнуло от него тогда. Вспыхнули синие его мужские одурманенные опять красотой этих двух красоток жуткие волчьи синие под густыми нависающими бровями глаза. Особенно от той, что сидела сейчас в полуобороте к нему спиной и сверкала карими обворожительными на смугленьком чернобровом в кофейном отливе нежной бархатистой кожи глазками личике. С красивыми большими золочеными сережками в ушах за завитушками височных длинных свисающих к ее полуоткрытым женским таким же смуглым плечам волос. С кольцами, перстнями на утонченных пальцах и браслетами на запястьях.
Впрочем, и та, что была в красном одеянии в том же, что и первая. И была не хуже. Только постарше возрастом. Он сразу это определил. Она то и пригласила его сюда же в его же ресторан под предлогом поиска новой работы. Ну и свидания, лично. Двух танцовщиц этого его ретроресторана. Всего один звонок и он уже был в их рабском женском плену.
Он давно о таком мечтал и вот. Точно его слова были услышаны.
Он сорвался тогда. Не смог устоять пред столь красивой и обворожительной в неистовом сексуальном танце женщиной. Первый раз, удивив своих охранников бандитов таким безумным бесконтрольным опасным поведением. Он плохо помнит, что было даже потом.
Его силой утащили из того ресторана, когда началась драка свои телохранители. Уже пьяного в стельку и жаждущего вот ее, эту красотку танцовщицу, что уже давно очаровала его и свела с ума своей дивной сказочной просто красотой.
Оливер помнит, как гулко билось от любви и жажды секса в мужской его почти черной мулата груди сердце под одеждой злодея и гангстера.
— Люблю тебя! – он прокричал тогда, как полоумный — Люблю! Ты моя! Не брыкайся у меня! Не сопротивляйся! Ты сейчас моя и только моя! Будешь теперь навсегда только моя! И плясать будешь, только для меня одного! —
он ей кричал, когда схватил ее и целовал, и целовал любимую, дико и остервенело брыкающуюся как лошадь своими в танцевальных туфлях красивыми смуглыми в кофейном отливе голыми ногами и вырывающуюся из его рук женщину.
– Убери от нее руки! Ты! Убери сейчас же! – орала ему, Оливеру Макафферти, вырывая ту танцовщицу красотку, из его рук та, что сидела рядом с ней.
Выскочил директор ночного ресторана, Клайв Мак-Харми, и они сообща отвоевали из его рук вот эту красавицу плясунью.
Он, Оливер Макафферти, как гангстер и бандит города, имеющий довольно сильную власть в бандитских кругах и покровительство среди боссов мафии, мог бы силой ее получить. И при этом ничего бы ему за это не было. Хоть ту хоть другую. Да и любую женщину в этом городе. Но, он не хотел такого. Потому, что давно уже любил эту дивную танцовщицу и красавицу восточного беллидэнса. Самую востребованную в том ресторане и красивую из всех танцовщиц этого ресторатора и директора «THE SNAKE KINGDOM – ЗМЕИНОЕ ЦАРСТВО» Клайва Мак-Харми. Он мог, силой пригрозив расправой этому директору и хозяину припортового ресторана на South Street Seaport, ее даже либо оттуда забрать, либо перекупить за хорошие деньги, но не хотел такого.
Он совершил, тогда сам непростительную оплошность. Был хорошо пьян и эти кубинские дурманящие разум сигары. Но эта девичья молодая дивная красота свела его с ума. И он потерял над собой контроль, видя извивающееся в танце живота женское практически голое гибкое тело.
У Оливера в штанах просто все задымилось, и тоже было бесконтрольно и неуправляемо как его мужское свихнувшееся на тот момент пьяное сознание, руки и вообще все. Забурлила сама его дикая горячая полукровки мулата мужчины лет сорока кровь. Она захотела просто звериной дикой неуправляемой любви. Так бы и случилось, окажись он в иной обстановке и наедине с этой смугленькой молодой красавицей. Что сидела там за тем столом с той еще одной весьма красивой, хоть и более старшей танцовщицей восточного беллидэнса. Теперь он, Оливер Макафферти, хотел все по-честному и по доброй воле. Желанию самой молодой этой лет двадцатидевяти девицы красавицы. Да и ее подружка была ничего еще. В паре они были, вообще что надо. Его парням, любому из приближенных гангстеров эта сорокалетняя красотка подошла бы тоже. Например, Доминику Тайлеру, что вместе с еще одним гангстером Фредди Марсом, вытащил его своего босса из дерущейся кучи пьяниц. Белокожему, почти как брату побратиму в кругу бандитов города.
Но, ему, Оливеру нужна, именно вот эта, что смотрит на него своими карими безумно красивыми убийственными глазами под дугой изогнутых черных бровей. Черноволосая и гибкая как змея. С изящными женскими стройными ногами в лайкровых чулках и черных туфлях на высокой шпильке каблуке. В золотых сережках, кольцах, перстнях и браслетах. С полуголой почти навыкате в глубоком декольте черного вечернего платья с золоченым колье полненькой третьего размера грудью.
И эта ее выходка в прошлую ночь просто лишила его, вообще мужского рассудка. Он, теперь не мог спокойно жить и спать, не видя перед собой и не лапая своими бандитскими гангстера преступными руками такой обворожительный цветок, что теперь сидел в его собственной обители. Ему не нужны были теперь другие девки. Ни проститутки с городской улицы, ни по вызову. К тому же, он был одинок и не женат. И рассчитывал на куда большее, чем просто наслаждаться этой убийственной красотой.
И тут звонок, женский приятный мягкий голос и назначенная вдруг встреча.
Оливер Макафферти узнал двух ресторанных танцовщиц змеиного любовного совратительного и развратного танца. Но, видимо, не понимал, что те тут делают в его этом экзотическом ресторане, хотя обе, как никто другой были тут очень даже кстати и гармонировали со всем здесь. Даже с настенными картинами. Особенно той, что была за Джудит Флоэрти. Напротив их стола и на стене. «Иудифь с головой Олоферна» Лукаса Кранаха Старшего.
Оливер, что-то ответил директору своего ретроресторана. И тот исчез быстро с его синих бандитских городского гангстера глаз. А официанты принялись снова обслуживать своих гостей, таская на золоченых разносах дорогие вина и шампанское. Вистки, Джин и Грог.
Неизвестно, что Оливер сейчас думал. Может, видел себя там, в облике той отрубленной руками женщины бородатой головы, и эту молодую невероятной просто красоты черноволосую красавицу над ним и там с острым вверх поднятым мечом, обагренным его пролитой кровью.
Неизвестно. Но, он Оливер Макафферти не мог оторвать своих синих обвороженных глаз от двух заявившихся именно в его ресторан красавиц танцовщиц беллидэнса.
— Клюнул наш полководец и ненавистный презренный военачальник ассирийских войск Олоферн – произнесла, улыбаясь хитро и лукаво Гамаль Шаадим – Он теперь весь наш. Готовься, Джудит. Или все еще выбираешь?
— А у меня, есть выбор? — произнесла ей Джудит Флоэрти – Я сейчас как та библейская Иудифь. Лишенная любого выбора. Сейчас все, ради самой либо смерти, либо победы. Я готова, быть, кем угодно. Лишь бы выбраться из мира Левиафана и Сенобитов. Даже готова, забыть все, что произошло прошлой ночью. И свои выходки и его слащавые противные пьяные поцелуи и цепкие в липком горячем поту хватающие руки. Я готова ко всему, лишь бы выпутаться и выкрутиться из всего этого. И не вернуться обратно в это жуткий мучительный кошмарный Ад своего хозяина и Бога.
Такая неожиданная перемена подруги Гамаль Шаадим даже удивила ее. Джудит уже пересмотрела свою точку зрения. И мгновенно с появлением этого городского преступника, хоть и совратительного на вид мулата красавца.
Оливер в сопровождении своих гангстеров молодчиков подрулил к их столику. И даже не спрашивая разрешения у самих сидящих тут прекрасных дам, уселся на свободное обитое красной тканью сиденье стула.
Он, заговорил первым – Что девчонки, решили посетить мой ресторан? И по какому случаю, если не секрет?
— Какие секреты — взяла сама первой сейчас речь Джудит Флоэрти, стараясь быть более общительной и расслабленной – Вот заскочили как бы мимоходом. И нашли тут весьма все интересным и привлекательным нашим женским глазам.
— Я слышал, что разгульное припортовое заведение мистера Клайва Мак-Харми прикрылось и думаю надолго после ночной той хорошей драки – произнес он им обоим.
— Да, это именно так — ответила Гамаль Шаадим.
Его, Оливера синие волчьи бандитские глаза уставились сейчас исключительно на сидящую перед ним Джудит Флоэрти. Потом, взгляд перевел на сорокалетнюю еврейку Гамаль Шаадим.
— Нужна, как вижу, вам работа — он произнес.
— Не откажемся, если в этом заведении есть вакансии парочке обворожительных танцовщиц живота -произнесла опять Гамаль Шаадим.
Джудит лишь смотрела на него, Оливера и молчала. Но, смотрела нагловато, завораживающе и длстойно его внимания.
Оливер не знал, как сейчас она к нему относиться. После той буйной пьяной ночи. Но, он видел, что эта девица, двадцатидевятилетняя красавица брюнетка, все же не совсем равнодушна к нему, темнокожему сорокалетнему мужчине мулату, а значит все же, есть шанс вставить ей по самое не балуй. Ее карие женские очаровательные глазки стреляют, как-то нескромно и даже нагловато, как будто все забыто и ничего ранее не произошло, и не было.
Он не был свидетелем прихода демонов Сенобитов. Никто из его банды и гангстерской шайки. То же Доминик Тайлер и Фредди Марс. Он и они все успешно и, как положено, ретировались ранее всего случившегося. И приезда полиции. И он, Оливер Макафферти не мог знать, что заказан самим демоном и драконом Левиафаном. Что его злодея и мафиози, теневого преступника наркодиллера жизнь стоит другой жизни. Тоже погрязшей в своих порочных грехах, готовящей свое освобождение из долгого мучительного плена.
— Я бы смог вам найти тут достойное вашим способностям применение – он им ответил и широко улыбнулся полными мулата гангстера губами и белозубой своей идеальной улыбкой.
— Были бы, очень благодарны – Гамаль ему ответила и тоже широко красиво по женски совраатительно улыбнулась.
Стоящие с ним рядом два еще его телохранителя бандита из шайки Фредди Марс и Доминик Тайлер, скривили тоже в поддержку своему боссу приветливые молодецкие улыбки.
— Вам тут все как вижу нравиться. Обслуживание напитки — произнес он Джудит, стреляя и пожирая красавицу танцовщицу живота своими синими мужскими жадными до всего глазами и продолжая свой диалог – Я рад, если всем вам тут угодили мои служащие ресторана. Если, что-то не так, то говорите. Не стесняйтесь. Я все сам улажу.
Он, испытующе смотрел на двух женщин, что даже не подавали своего вида ему и вели себя, как новые совершенно незнакомки.
— Абсолютно все нам нравиться, и всем мы довольны — уже включилась в разговор еврейка Гамаль Шаадим.
— Особенно оформление ресторанного зала и сами на стенах старинные картины — произнесла Джудит.
Ее глаза упали на ту картину на стене с Иудифью и Олоферном. И она, добавила – На библейские темы.
Оливер посмотрел на картину тоже и скривил ехидную непонятную ухмылку. Неизвестно, что он, опять подумал в своей кучерявой черноволосой голове полукровки мулата.
Джудит передвинула свой стул ближе к стулу Гамаль Шаадим. И теперь они обе сжигали разум и сердце своими карими обворожительными красивыми глазами Оливера Макафферти. Влюбляя с каждой минутой в себя все сильней. И они обе это почувствовали и поняли.
Речь о работе даже не зашла. Гамаль сразу включила тему близкого любовного общения. И Джудит окончательно поняла, зачем они сейчас именно здесь. И именно в этом ретроресторане и именно за этим даже столиком на фоне библейских этих картин. Это было только начало.
Джудит Флоэрти поняла еще, что сама бы вряд ли такое смогла провернуть. А Гамаль найдя, где-то деньги. Сейчас раскошелившись. Их тратила на дорогие закуски, вина и шампанское. И все ради одного дела. Ради своей лучшей подруги. Возможно, даже рискуя сама собой ради нее.
А этот городской бандит и наркодиллер, гангстер Оливер Макафферти оказался весьма не плохим в разговоре собеседником. Даже приятным как оказалось. И порой двум женщинам даже не верилось, что он гангстер и бандит. Что может быть совершенно безжалостным и необычайно даже жестоким и беспощадным, как они слышали ранее. Даже по отношению к женщинам. А главное, Оливер был и выглядел именно в этот вечер, как ни странно, красавцем.
Мулатом с почти черной кожей. Сейчас в белом выглаженном дорогом костюме с черной рубашкой и белым галстуком, так идущему к его мулата темному и почти черному телу, как и, положено было видному и весомому гангстеру города небоскребов. В черной широкополой шляпе и черных лакированных дорогих туфлях из видных салонов и магазинов Нью-Йорка. Стройной фигурой, широкими мужскими плечами. С красивой походкой. Гладко выбритым мужским, всегда в идеале лицом. Нет, не негритянским. Вполне, даже более, похожее на европеидное, но только цвет кожи был почти черным. Возможно, в его роду либо мать была негритянкой, либо отец. Но, не суть было сейчас все это важно. Лишь полноватые слащавые губы выдавали его происхождение и кучерявые длинные до плечей вьющиеся колечками волосы. Они были его как очевидно мужской гордостью. Как и синие глаза, что говорили о смешанной крови и полукровки, кем был Оливер Макафферти.
Джудит именно его волосы и глаза очаровали. Да и само с темной гладкой ровной кожей сорокалетнее еще моложавое выглядевшее лицо мужчины. Все это говорило о хорошей половой силе и здоровье Оливера Макафферти. И о том, что наводило на приятные мысли обоих сидящих за одним столом с ним женщин о его в штанах мужском детородном, всегда готовом к близкой постельной любви кобелином члене. Которого, они еще своими карими игривыми сейчас коварными женскими глазами двух ретивых сучек не видели.
— «Иудифь и Олоферн» — зазвучало, не переставая в голове Джудит Флоэрти, опять захмелевшей от вновь выпитого дорогого вина и целого бокала шампанского – «Самка жука Богомола. Паучиха, поедающая своего любовника самца».
Она ощутила, что она уже не такая как была совсем недавно. Как все вокруг менялось. Сам воздух в этом ресторане и даже свет. Именно она ощутила это. Это все эта вечно проклятая и ненавистная ей Джудит шкатулка КОНФИГУРАЦИЯ ПЛАЧА. И как нечто дотронулось до нее самой и ее молодого двадцатидевятилетнего женского сознания. То нечто, что она ощутила у своей постели, когда крутила эту держа всвоих руках шкатулку Лемаршана. Нечто родное даже и не зримое. То, чем или кем, она была в действительности. Сумасшедшей и больной из Калифорнийской клиники «СИДАРС СИНАЙ». Где над такими, как она Джудит Флоэрти ставили опыты над безнадежно больными психами, а порой даже преступниками женщинами. Там было много свихнувшихся по разным причинам уличных проституток. И одной из таковых была Джудит. Это было из ее прошлой далекой жизни.
Она попала туда после жестокого изнасилования и побоев. И это притаилось внутри нее, где-то очень глубоко в ней самой и было с ней везде и всюду. Даже в мире боли и страданий дракона и демона Левиафана. Время от времени, проявляя себя в виде провалов в девичьей памяти или вспышек неожиданного неуправляемого гнева и жестокости. Иногда дикого сексуального и развращенного психоза. Что проявился совсем недавно после воздействия колдовской силы коробки Филиппа Лемаршана. И который был причиной той жуткой ночной потасовки в ресторане «THE SNAKE KINGDOM», что своими действиями в танце живота спровоцировала Джудит Флоэрти.
Джудит, сейчас сидела напротив его и молчала, лишь не сводя глаз с Оливера Макафферти, пожирая того своими влюбленными в темнокожего мулата красавца гангстера девичьими карими под черными бровями глазами.
Сейчас о чем-то с ним, Оливером Макафферти разговаривала ее подружка еврейка Гамаль Шаадим. А Джудит Флоэрти, пока молчала, лишь глядя на него своего будущего любовника и врага, которого нужно было уже скоро убить.
Не смотря, ни на что, она, и вправду, не хотела этого делать, но иначе было невозможно поступить.
Джудит, то и дело отводила глаза и смотрела на ту висящую, почти к ней сейчас лицом на стене большую картину немецкого средневекового художника Лукаса Кранаха Старшего. Алкоголь делал свое положенное дело. Будоража своим крепким хмелем девичьи бурные фантазии.
Оливер Макафферти вел себя, как ни в чем, ни бывало. И уже как хорошо знакомый им обоим. Видимо, рассчитывая теперь на куда большую близкую взаимность самой Джудит Флоэрти. Возможно, он рассчитывал, если что, как мужчина, теперь еще и на свою физическую силу.
А она, представляла там себя. На той картине и на месте той героини, спасительницы целого осажденного иудейского города про которую ее напарница по восточным танцам сорокалетняя танцовщица и подружка еврейка Гамаль Шаадим говорила. И видела, именно и только там себя. С тем острым длинным окровавленным мечом и той отрубленной головой мужчины, что был теперь в ее фантазиях Оливером Макафферти. Все это вживалось в нее и овладевало ей. Своей необузданной кровожадной силой. Джудит пыталась сопротивляться этой захватившей ее молодой женский разум демонической одержимости. То, кем она была, пока еще была не свободной от власти Левиафана. Сучкой и любовницей главного демона шкатулки Филиппа Лемаршана. Она сопротивлялась тому, как могла и раньше, но это периодически овладевало Джудит Флоэрти. Кровожадная дикая сексуальная похоть и страсть.
Она любовалась сейчас красивым мужским темнокожим мулата полукровки лицом и сравнивала его с тем лицом на той картине. Только вместо гладко и идеально выбритых скул и щек с черной густой вьющейся бородой и усами. Под которой была эта глубокая на его подбородке ямочка, что сводила Джудит сейчас с ума. Как и его синие смотрящие на нее, почти не отрываясь, под густыми нависающими бровями влюбленные до совершенного безумия в нее глаза.
Она смотрела на те полуоткрытые и полузакаченные на картине мужские тоже синие глаза и приоткрытый рот любимого погубленного Иудифью мужчины и думала — «Неужели все будет именно так?» — она задала себе вопрос и на него же ответила сама –«Только так и не иначе. Он заслужил это. Уже давно своей распущенной бандитской злой жизнью».
Джудит любила его и ненавидела. Она хотела его как мужчину и презирала как своего теперь врага. Джудит Флоэрти, сейчас видела в Оливере Макафферти именно того библейского воина полководца и военачальника свирепого мужа Олоферна. А себя представляла, той защитницей города Ветилуя богатой красавицей вдовой Иудифью. Что обязана, теперь, совратить своего обреченного на жуткую погибель любовника.
— «Иудифь и Олоферн. Ночь кровавой любви» – звучит у не снова в черноволосой девичьей Джудит двадцатидевятилетней голове – Паучиха. Самка жука Богомола» — просто врезалось в ее молодое болезненное одержимое теперь кровавой расправой сознание.
Джудит, красиво улыбается ему Оливеру, завлекая и гипнотизируя развращенного красивого и нравящегося ей самой мужчину, и слышит внутри себя. За нее, точно сейчас говорит, кто-то и где-то совсем рядом в слух. И это была она же сама. Та, что стояла перед ее постелью незримой сущностью. Она же, Сенобит ПРОВОЛОЧНАЯ ЖЕНЩИНА из волшебной Адской шкатулки Филиппа Лемаршана. Сумасшедшая из далекого земного прошлого. Пленница и заключенная клиники «СИДАРС СИНАЙ» — Похотливый и развратный кобель. Ты бесцеремонно и нагло лапал меня. Ты, хочешь меня, как я тебя. Но в итоге, все будет иначе.
Джудит молчала, и почти даже не слышал их двоих разговор. Гамаль Шаадим сумела увлечь того, какой-то своей темой. Вероятно, о близкой любви и сексе, где-нибудь на стороне и далеко отсюда. А он, просто не сводил с Джудит Флоэрти своих мужских синих околдованных ее красотой волчьих злодея бандита гангстера глаз.
Рядом с ним стоят два его телохранителя и тоже гангстера перступника Доминик Тайлер и Фредди Марс. Два крепких и сильных Нью-Йоркских бандита.
Хмель прошел опять, и она мыслила сейчас трезво. И ее мысли метались и прыгали, то туда, то сюда. Стоял лишь легкий дурман в ее Джудит женской молодой двадцатидевятилетней голове.
— «Но, почему?» – она, колеблясь в нерешительности, задает себе мысленный вопрос — «Почему, именно он, Оливер Макафферти? А не, кто-то иной? Отчего он так нужен этому ее адскому Богу Левиафану и самому булавочноголовому Пинхеду? И почему, именно это должна совершить она? Почему условия поменялись сделки? Почему? Почему? Почему?».
Но, сама же все тут же понимает. И сама себе дает обратный ответ – «Все потому, что он, Оливер отъявленный безнаказанный преступник». И теперь, лишь одно в ней говорило и нашептывало Джудит Флоэрти в девичьи молодые танцовщицы беллидэнса в уши — Ты сможешь, и ты должна это сделать. Ты, лишь для этого здесь.
Выбор пал, именно на него. Именно его хотел получить булавочноголовый Сенобит Пинхед. Оливер Макафферти был идеальной кандидатурой на вечные пытки и самые яркие красочные мучительные истязания в самой изощренной форме. Но только, после того, как они вдвоем расправятся с ним. И, именно, так как уже задумано и решено ее подружкой еврейкой Гамаль Шаадим.
Джудит еще не знала, что сможет или нет совершить такое. Но, вот Гамаль, как оказалось, сможет. Джудит не знала, что подружка ее способна на такое. И все вела к тому в угоду этого главного Сенобита Пинхеда и в угоду демона и дракона Левиафана.
Оливер Макафферти был отъявленным грешником, но его нельзя было никак поймать. Ему хватало всего и всех удовольствий. Его не мучили свои собственные грехи и человеческая совесть. Он не собирался получить, что-то более изощренное в своих восприятиях как жертвы шкатулки КОНФИГУРАЦИИ ПЛАЧА, мастера гения Филиппа Лемаршана. Он был ловок и изворотлив. Часто вместо себя подсовывал других. Так и выживал в бандитских разборках и гангстерских переделах за место и власть. Да и насилие не приносило ему душевную скуку и разочарование жизнью.
И Джудит, прекрасно сейчас понимала для чего она тут. И для чего была отпущена Левиафаном и Пинхедом. Жертва выбрана и она, само орудие возмездия и адского беспощадного наказания.
Она приманка, ловчая любовная сеть для этой греховной преступной твари, каким являлся Оливер Макафферти. Так, как тот был, просто до безумия в сексе развратен, своим почти черным мулата мужским телом, как и своей пропащей человеческой душой. Именно на это и делалась ставка в самом Аду Левиафана. Именно этим, он и был интересен Пинхеду и его Богу и Повелителю. И был нужен.
Оливер Макафферти был просто похотливый развращенный кобель, каких еще надо было поискать. Очень богатый и считающий, что все ему доступно и возможно. Даже вот эти невероятной красоты две сидящие рядом с ним за одним столом дамы. И он уже считал, что они были его. Что теперь им так просто от него уже не уйти. И это поняла и сама еврейка Гамаль Шаадим и поняла Джудит Флоэрти.
И теперь иного пути, как избавиться от него и вечных адских мук Левиафана у двух женщин уже не было.
Они теперь как те две библейские иудейские героини осажденного врагами ассирийцами города Ветилуи, были точно в рабском плену. И точно в том лагере древних ассирийцев обреченные и приговоренные к любви или смерти. А, может и так, и так. Но, и он, сейчас не понимал, что околдованный необычайно губительной для мужчины красотой Джудит Флоэрти, становился пленником и жертвой мира сладостных непередаваемых в своих ощущениях адских страданий и боли, разврата и похоти.
Коньяк за 4000 долларов
Он, этот Оливер Макафферти, ужравшись пьяным только и знал, что лапал ее всю сверху донизу своими гангстера и бандита руками. Всю дорогу целовал ее своими полными сладострастника мужа губами. Она тоже целовала этого бандита и гангстера мулата, расстегнув тому его черную с белым галстуком рубашку. И распахнув белый дорогой костюм лезла своими женскими руками под его верхнюю и нижнюю нательную одежду.
То и дело, Оливер в промежутках между поцелуями прикладывался к винной бутылке. И к своей кубинской сигаре, задымив весь длинный большой шикарный салон легкового летящего по дороге лимузина.
Джудит своми утонченными женскими пальчиками копошилась в его кучерявых длинных и растрепанных черных волосах, то лаская их, то хватаясь и сжимая жестко и безжалостно, болезненно и сексуально жестоко. Особенно, когда прикладывалась в горячих страстных поцелуях к его губам своими любвеобильными совратительными коварной молодой любовницы губами.
Он позволял ей сейчас все. Она была его самая любимая женщина. Они сейчас были любовниками и самыми близкими этой ночью испорченными и развращенынми существами на земле.
Нельзя сказать, что Джудит в своем возрасте двадцатидевяти лет не имела опыта в близкой плотской любви. У нее были когда-то и секс и любовные даже романы. Но это все было в другой уже и далекой жизни. Еще до того как ей довелось стать тем, кем она стала, благодаря шкатулке Лемаршана.
Джудит Флоэрти и в кубе Левиафана была шлюхой главной его сущности и достигла самых максимальных страстей и самых отмороженных удовольствий, какие только могут быть проявлены через боль и страдания. Она была самым искушенным демоном того мира, что находился за пределами этого. Мира жутких страданий и невыносимой сладостной боли. Но возвращаться туда Джудит уже не желала. И сейчас делала все, чтобы не попасть обратно в руки всех тех тварей, что были там и ждали ее возвращения.
Сейчас она вела себя, как самая отвязная уличная шлюха. Слегка пьяная, не столько от выпитого шампанского и вина, сколько от всего надвигающегося просто некой роковой лавиной этой решающей ночи и распущенная до предела, что забросив свою правую изящную женскую ногу в лайкровом чулке на ноги в белых штанинах брюк дорогого шикарного костюма Оливера Макафферти, просто как ненормальная ласкала его и шептала слова страстной любви.
Так было нужно и необходимо. Она делала все, что обязаны была делать и все для решающей ее судьбу роковой кровавой и жестокой ночи.
Пьяный в стельку гангстер и бандит городской мафиози Оливер Макафферти был ее целью. Жертвой и смертником этой ночью, которому была уготована жестокая и жуткая в скором времени расправа, там, куда его они вместе с Гамаль Шаадим везли. Они сейчас, быстро неслись на длинном белом шикарном лимузине Lincoln Town car 1992 года. За ними следовали несколько автомашин с молодчиками этого злодея и городского наркодиллера мафиози Оливера Макафферти.
Эту машину заказала сама ее сорокалетняя подружка и подельница еврейка Гамаль Шаадим. Было все, просто потрясающе ей организовано.
И Джудит подозревала, что ей все же в этом, кто-то помогал. Даже сейчас, кто-то вел эту длинную легковую по дороге машину. На хорошей скорости и невероятно профессионально.
Они проторчали в этот ретроресторане Оливера Макафферти до самого начала ночи. Было уже за двенадцать, когда они покинули это питейное экзотическое заведение гангстеров и бандитов города.
Джудит, не о чем ее больше не спрашивала. Она, просто выполняла то, что ей было положено и как сама, это понимала и какую свою роль тут играла. Ими обоими лишь руководило и двигало то, что они были обязаны выполнить в течение всей этой ночи до самого рассвета. И времени на все остальное у них не было. Как на пьянки и расслабление.
Зато трое мужчин, что сидели с ним здесь в линкольне были просто в матину пьяными, что ели, вообще, что-либо соображали. В них сейчас преобладали лишь звериные инстинкты, разврат и похоть, смешанные с крепким алкоголем и наркотическим куревом. Салон автомобиля был просто наполнен белым клубящимся дымом от сигарет и сигар. Пришлось открыть в салоне сами даже окна, в которые потоками влетевшего внутрь городского воздуха выдернуло легкие шелковые белые занавески. И они, просто парили в самом снаружи ветре, трепыхаясь и хлопая, как флаги и вымпелы некой сейчас погибельной позорной капитуляции и поражения, там за боковыми обоими дверями Lincoln Town car.
Линкольн лимузин летел по скоростному широкому шестиполосному восточному шоссе FDR DRIVE к югу ночного освещенного ярко огнями уличных цветных придорожных реклам, фонарных столбов и пересекающих это шоссе других дорог и скоростных автобанов Нью-Йорка.
— Все делаешь правильно, моя любимая подружка – ей произносила Гамаль Шаадим -Так его. Так. Не жалей сейчас и не жалей потом.
Но ей было это все противно. Все это было, как-то не так как она, вообще хотела в своей женской любви. Мало того все перед ней стоял образ этой библейской Иудифи. Жаждущей смерти своему возлюбленному и ненавистному лютому врагу вдовы из Ветхого иудейского завета. Ее тот окровавленный острый как бритва меч. И лежащая перед ней на том столе голова погубленного ее же безжалостными женскими руками любовника.
Джудит все же, он еще нравился как мужчина. Хоть, любви уже не было. И не было смысла ей его любить. Ничего нельзя было исправить или переделать.
Он, этот Оливер Макафферти ей нравился, но она сейчас уже не любила его. Он в таком пьяном распущенном отвязном виде был ей сейчас, вообще противен, как и его эти двое личных доверенных телохранителей Доминик Тайлер и Фредди Марс, которые также бесстыже и бесцеремонно, продолжали лапать ее подругу танцовщицу живота сорокалетнюю Гамаль Шаадим, которой это уже тоже порядочно осточертело. Это было просто написано на ее смуглом лице сорокалетней красавицы еврейки.
Гамаль и они сидели напротив нее на сиденье большого длинного белоснежного летящего по широкому окружному боковому восточному FDR DRIVE шоссе к подземной дороге и с выходом на шоссе 9а WEST SIDE HWY на лимузина Lincoln Town car 1992 года. Они были тоже в стельку пьяными и наглыми, как и он. Им было практически дозволено все. Еще с ресторана BАСК RООМ, где заказав он, Оливер Макафферти себе крепкого дорогого коньяка Jenssen Arcana за 4000баксов и пару бутылок крепкого такого же вина Screaming Eagle Sauvignon Blanc, Oakville за 7000долларов, отрывался теперь по полной с двумя своими телохранителями и друзьями. Решив, как следует расслабиться от насущных своих бандитских криминальных дел. Еще там, они обе разрешили им приблизиться как можно ближе к себе и позволить трогать себя и целовать. На стоящем тут перед столом широком в такой же красной обивке довольно вместительном экзотическом диване.
Она, почему-то назвала их, одного Ардадом, а второго Вагоем. Это все из той самой библии и книги Иудифи. Как друзей того библейского Олоферна в его боевом воинстве. Оруженосца и начальника охраны шатра полководца.
— Зверь попался на крючок – произнесла ей ее подруга еврейка и помощница Гамаль Шаадим – И все закончится, так, как мы этого теперь хотим. Мы женщины и на все можно и дозволено будет этой ночью.
Оливер, снова поймав одной рукой за черные вьющиеся волосы Джудит Флоэрти, лобызал опять ее, и она уже ему не особо сопротивлялась. Ибо так было теперь нужно. Иначе бы ничего не получилось. Его жадные до денег и распутных уличных женщин руки скользили по ее в лайкровых колготках женским изящным молодым двадцатидевятилетним стройным полненьким ногам. Лезли под длинные разрезы черного праздничного вечернего Джудит Флоэрти платья. А его Оливера Макафферти слащавые слюнявые уже порядочно пьяного злодея и городского наркодиллера бандита полные губы целовали полуоткрытые размера третьего в убийственном декольте платья нежные девичьи красавицы Джудит Флоэрти груди. Покусывая через платье торчащие там без лифчика ее грудей соски.
Его коллеги по криминальным делам Доминик Тайлер и Фредди Марс, тоже занимались таким же и сразу вдвоем, делая тоже, самое с Гамаль Шаадим. Невзирая на возраст, хоть были ее оба моложе. Одному было тридцать пять, второму тридцать девять. Она, как опытная в этом деле женщина и лучшая ее подруга все самое тяжелое, взвалила на себя, очаровав своей и фигурой и лицом этих двух таких же сейчас пьяных друзей Оливера Макафферти. Оказалось, она им обоим очень нравилась, и они стали даже соперничать в любви перед ней и за нее, что тоже было на руку двум в сговоре и в одном общем деле женщинам.
Джудит сейчас, почти не брыкалась и не сопротивлялась как раньше, когда он схватил ее там в том припортовом ночном разгульном ресторане «THE SNAKE KINGDOM», сорвавшись со своего места, как укушенный, совершенно и почти голую в костюме восточной змеи танцовщицу. Пытаясь получить недозволенное.
Сейчас было дозволено, почти все. И он упивался всем и был одурманен своей дикой звериной любовью как некий властелин мира или территориальный захватчик. Ее идеальное в красоте молодое женское гибкое тело было сегодня его. А Джудит набравшись смелости, говорила Оливеру, все, что вздумается. Да и вела себя уже не так робко и напугано.
Она, почему-то жалела сейчас его. И готова была даже простить и сама отступиться от всего ради любви. Ибо, он все же нравился ей. Не смотря на Оливера злые волчьи жуткие синие глаза. Но он сам совал свою голову под тот острый как бритва меч, что был на той настенной большой картине в руках молодой как она женщины. Безжалостной и беспощадной. Как приговоренный к кровавой жуткой смерти преступник. Ведь таковым он, Оливер Макафферти и был. И он заслужил именно такое. Он уже за свои сорок с небольшим лет по натворил такого! И не только в одном городе Нью-Йорке. В Лос-Анжелесе, в Вашингтоне и Чикаго. Был в связи с итальянской мафией и наркодиллерами Колумбии и Мексики. На его совести было много смертей и убийств. И отовсюду, он, Оливер Макафферти, выходил сухим как из воды. Не было даже задержаний и арестов. Он был ловок как никто из всех гангстеров и бандитов теневого мафиозного бизнеса в этом огромном мегаполисе. У Оливера всюду и везде были счета и деньги в банках. Были и свои люди. И при постоянной преступной работе. Всюду все куплено и подкуплено. Поэтому, он легко выкручивался отовсюду и из любой опасной для него проблемы.
Он ей был сейчас ненавистен и даже отвратителен теперь, но временами, она его, почему-то все же жалела. И жалость, сменялась лютой внезапной ненавистью и презрением. А потом, опять жалостью. Джудит, просто кидало из огня в полымя от смены любовных страстных чувств и ощущений к некой дикой кровожадной безжалостной такой же мести за все, что он творил и делал с ней. Она то хотела пощадить его, то хотела убить. И все это пересекалось и перекрещивалось с любовной дикой сексуальной страстью, похотьюю и извращениями на какие только способен ее женский мозг и рассудок.
Она, не ведала на какие страсти и чувства злой мести и расправвы способен разум ее близкой верной подруги Гамаль Шаадим. Но, вскоре ей предстояло это увидеть и узнать, шаря правой девичьей рукой в расстегнутой черной рубашке Оливера Макафферти. Забираясь под нательную шелковую белую рубаху и трогая женскими утонченными пальчиками его торчащие грудные черные на почти черной мулата гангстера и бандита груди.
— Ты, не видела еще его. Моя Джудит. Моя дикая своенравная и неукротимая сучка – он произнес ей заплетающимся пьяным вялым тормозящим и съедающим слова языком, когда дело вдруг от его целующих слащавых полных мулата губ дошло до его детородного мужского члена. И продолжил хвастливо — Он больше всех. И, никто не может таким похвастаться в этом городе. Все уличные путаны это знают. Я столько их им окочурил, моя дорогуша. И вот теперь он будет твоим. Если захочешь даже все время и навсегда. Я, покажу тебе его скоро. Но ты, можешь потрогать сейчас его.
Оливер, схватив ее правую в черной перчатке перстнях и кольцах женскую руку своей правой рукой, сунул ту промеж своих мулата голых ног. Промеж брючного дорогого костюма белых штанов. Туда, где торчал его просто торчком еле сдерживаемый нижним бельем, узкими тугими шелковыми белыми плавками и этими наглаженными белыми брюками возбужденный детородный мужской орган. Что был вместе с мужскими яйцами, подтянут вверх к волосатому лобку этого распущенного и развращенного мерзавца.
— Ого! Он, действительно довольно большой у тебя! — она произнесла ему, коснувшись рукой и пальцами большой твердой шишки промеж его ног и раздутой головки мужского детородного стянутого и скрюченного в тугом белоснежном нательном шелке плавок члена. И как бы заинтересовано и незатейливо одновременно, добавила — Интересно увидеть в живую, милый.
— Увидишь — он ей ответил и уже самодовольно и нагло – Сейчас допьем, вот это все пойло, и приедем все в одно место, которое нам выбрала твоя хитрая еврейская шлюшка подружка.
Он засмеялся громко, на всю машину, выпуская табачный сигарный белый кольцами дым из своего рта и добавил – Лучшее в нашем бандитском городе место для любовных развлечений и утех, любимая.
Он, докурил старую кубинскую сигару и закурил опять новую. И едкий запашистый клубами белесый дым поднялся вверх и расплылся густою пеленой по автомобильному длинному салону.
Оливер, сделал пару глубоких хороших затяжек, снова впился своим пьяными губами в ее полненькую нежную выпирающую из платья грудь и схватил за заброшенную на его ноги правую красавицы девицы в лайкровом чулке ногу.
Он был вдрызг уже пьян и сильно как мужчина и похотливый кобель сексуально возбужден. У него зуделось промеж тех его голых почти черных мулата гангстера ног. В самом волосатом лобке и шевелились живчики в яйцах. Ему сегодня нужна была такая бурная ночь, какую могли ему дать только эти две до жути красивые и неукротимые как в своих ресторанных совратительных восточных танцах в сексе женщины.
Гамаль была увлечена этими двумя молодыми гангстерами ублюдками. И ей было сейчас не до нее. Лишь она иногда, посматривала карими своими глазами из-под изогнутых черных бровей на свою подругу и подмигивала ей, лукаво и хитро улыбаясь. Успевая одаривать своими жаркими любовными коварными поцелуями обоих мужчин.
Два молодых и достаточно распоясанных и наглых гангстера и бандита, проникая руками под ее красное вечернее праздничное платье, эти два ублюдка ощупывали Гамаль, дерзко ее женские красивые ноги, добираясь даже до ее под ним женских нательных плавок.
— Вот же, наглые шалуны! Куда смотрели, только ваши мамы! – она, произносила им, и смеясь, изображая, что ей все это даже нравится, отталкивая, и играя с этими двумя молодыми подонками и преступниками, хлестала по шаловливым наглым мужским рукам.
Все втроем они, буквально откатившись к спинке шикарного летящего по скоростной дороге большого белоснежного лимузина Lincoln Town car 1992 года, прижавшись, друг к другу взасос целовались. Дело доходило уже до сексуальной, интимной любовной и даже опасной близости.
Но одновременно, все шло, как нельзя лучше, будто Джудит и Гамаль, еще, кто-то помогал в этом деле.
— Этой ночью, ты будешь исключительно и только моя – он произнес ей, еле шевеля пьяным ртом и онемевшим от перепоя языком, лапая Джудит Флоэрти своими гангстера и мафиози руками. Напротив сорокалетней еврейки Гамаль Шаадим. Что вошкалась с его пьяными тоже в стельку дружками в летящем по скоростному боковому западному шоссе FDR DRIVE, с выходом на шоссе 9а WEST SIDE HWY линкольне. Машина неслась и спешила в отель New York Marriott Downtown. На часах в автомашине было час ночи.
New York Marriott Downtown
Куда они сейчас так быстро ехали Джудит понятия не имела. Но, Гамаль Шаадим все знала. Это место было именно ей и выбрано. Оно соответствовало всем требованиям ночной скорой на руку расправы над этим сорокалетним злодеем насильником и ублюдком.
За всем стояла, именно Гамаль Шаадим. В сговоре с Сенобитом Пинхедом, и их адским Божеством Левиафаном. Они ждали ожидаемых для них нужных результатов. Они были здесь в тени самой Шкатулки Филиппа Лемаршана. В невидимой ее части. Сила Левиафана охватила весь город Нью-Йорк. После второго открытия руками Джудит Флоэрти она стала еще сильней. И если бы не существовали определенные законы и правила этой наполненной волшебной колдовской жизнью загадочной конструкции, и не существовали определенные границы Ада, то она бы захватила все здесь и поработила целый город и каждое в нем живое существо и человека. Даже в Аду существуют определенные правила за рамки которых, никто из демонов там ступать не имеет права. Но, вот получить свою жертву обманом, захватом или каким-либо еще коварным способом было возможно. И этот способ был. И сейчас, именно это и было.
Таких особо ценных героев как Оливер Макафферти шкатулка Лемаршана давно мечтала заполучить. В ее лабиринтах боли, страданий и мучений уже были такие как дядя Керсти Коттон Фрэнки и его любовница Джулия. Которые проходили там целые круги Ада в демонических лапах дракона и демона Левиафана. Они делали неоднократные попытки сбежать оттуда, но навсегда застряли в том мире у садиста мазохиста булавочноголового Сенобита Пинхеда. Они, были ему уже не интересны как Левиафану. Они, смирились с участью и страданиями. Их истерзанные вдоль и поперек всевозможными пытками тела и души уже ничего не выражали. Они, привыкли к боли и удовольствиям от нее. Шкатулке нужен был новый клиент с не меньшей репутацией и заслугами. И вот, кажется, один, такой как раз, наклевывался, и как раз увертышь и ловкачь, которого поймать было делом непростым. Лишь вот таковым невероятно хитрым особым методом и способом. Используя живую соблазнительную наживку и крючок.
Наживкой была Джудит Флоэрти, а крючком была Гамаль Шаадим. И расчет был точен, добыча не могла сорваться, если только тот, кто ведет охоту, сам не подкачает и не подведет.
— Левиафан никогда не отпустит тебя – она вспомнила слова булавочноголового предводителя Сенобитов Пинхеда — Ты его самая любимая адская шлюха и останешься таковой.
— А я, попробую — она вспомнила, как ему ответила. И, вспомнила его странную ту ехидную опасную улыбку.
Пинхед был опасен и коварен. Он мог, что-то уже придумать за спиной своего Бога Левиафана и против Джудит Флоэрти. Они были соперники в лабиринтах его Ада. И он был самым приближенным к их общему Богу, получая от того распоряжения и команды. И, кто его знает, что уже там решили в ее отсутствие. Пинхед видел всех жертв, своих насквозь. От него ничего нельзя было утаить.
Джудит действительно там, в обители Левиафана была его личной шлюхой и наложницей. Самой ему любимой и самой питательной средой, болью и сладостными непередаваемыми страданиями. Это огромное чудовище, пытая всячески ее, и придумывая разные трансформации и конфигурации страданий и боли, питалось этим сладким зельем до опьянения.
Она была действительно шлюхой. Уличной, когда-то шлюхой. Очень давно и не в этой жизни. Она не помнит сколько имела даже мужчин, до того как угодила в шкатулку Лемаршана. Там она практически забыла, кто она. Но вот вспомнила. И Пинхед был прав. Джудит действительно была шлюха. И при той своей никчемной жизни. И в Аду Левиафана. Но у нее был шанс стать лучше, чем она была, если она вырвется из этого Ада.
— Мы обе шлюхи — ей произнесла однажды ее подружка еврейка Гамаль Шаадим – Это наша женская доля. Но, у нас есть путь все исправить.
И Джудит только сейчас поняла, о чем это она.
Джудит не хотела обратно туда, откуда ее отпустили. И она сейчас готова была на все, лишь бы не возвращаться в мир этого мучительного ужаса, что ей довелось на себе пережить и глазами Сенобита увидеть.
Многие Сенобиты хотели своего освобождения. Но, вырваться из мира Левиафана практически невозможно. Были даже обычные смертные, кто сумел перейти за границы Ада или саму грань. Вернуться обратно. Как им это удавалось неизвестно даже ей в прошлом демону боли и страданий Сенобиту.
И, вот сейчас, будет нечто такое же. Там, куда они все сейчас ехали. В западную, окраинную часть мегаполиса. В один из лучших отелей Нью-Йорка, New York Marriott Downtown.
— Там, все готово – произнесла ей негромко, сидящая, напротив, в летящем по городскому шоссе FDR DRIVE линкольне, подруга еврейка Гамаль Шаадим – Все, как я сама уже там устроила.
— Но, когда, ты все это успела, Гамаль? – произнесла она своей лучшей подруге.
— У меня масса скрытых талантов, подружка – та ей произнесла – О, которых ты, Джудит совсем не знаешь.
В это время легковой большой длинный и белоснежный автомобиль свернул в глубокий подземный автодорожный туннель и, пролетев его, вылетел на другую уже дорогу 9а WEST SIDE HWY. Пролетая квартал, за кварталом, приближаясь к гостинице New York Marriott Downtown.
Оливер Макафферти спал, уткнувшись своим черномазым мулата лицом в полненькую трепыхающуюся в жарком женском дыхании девичью грудь. Он был таким пьяным, что не перенес долгой дороги и его укачало. Увлекшись лапаньем своей молодой красавицы и грудей лобзаниями, он все же отрубился как убитый.
Его дружки и телохранители Доминик Тайлер и Фредди Марс, тоже уснули и в полном отрубоне, храпя на весь большой комфортабельный салон лимузина Lincoln Town car 1992 года.
Джудит предложила сделать все именно сейчас.
— Гамаль – она произнесла подруге танцовщице танца живота – Возьмем их пистолеты. Убьем их прямо здесь, пока едем и все.
— Нельзя, глупая, ты, не разумная еще девчонка – произнесла ей Гамаль Шаадим – То, что мы сейчас делаем это специальный жертвенный ритуал. Все уже там в том отеле подготовлено для этого. И номер, и все остальное. Все идет по намеченному плану и ничего менять уже нельзя. Там нас ждут. Те, что с той стороны. И мы должны сделать все идеально и точно. Еще до наступления рассвета. Так сказал сам Пинхед. Все должно быть мучительным смертельным непереносимым страданьем и сладостной блаженной болью.
По карим глазам Джудит Флоэрти Гамаль Шаадим увидела ее не скрываемую сейчас жалость к своей жертве. Все же, Джудит этот Оливер нравился, не взирая ни на что. И она должна была его убить. Но, совсем не таким простым образом, а именно как было придумано и решено за нее. И, чтобы не быстро и не сразу. Все должно было состояться не совсем так как бы Джудит самой хотелось.
— Он, просто поганый извращенец – произнесла Гамаль Шаадим . Вся его жизнь построена на том, чтобы удовлетворить свои плотские развращенные и греховные потребности. Теперь, его участь удовлетворять потребности других. Пинхеда и Левиафана. Они оба желают такого.
— Этого жаждет шкатулка страданий и боли – ей произнесла Джудит Флоэрти – Но не я. Я не смогу совершить такое. Это мерзко и подло. Кем бы он не был, но так нельзя дико, бездалостно и кровожадно.
— Он, подлец и мерзавец и заслуживает такого. По-другому нельзя, и не получиться, моя Джуди – вновь ей произнесла ее подельница в будущем кровавом жутком преступлении еврейка Гамаль Шаадим – Сколько я тебе буду говорить об этом, Джуди. И как бы тебе его не было жалко. Не стоит жалеть его и жалеть, вообще, ни о чем. Ты, должна сделать, именно так, как уже решено. И, вообще думать о своем спасении и освобождении, а не об этом преступнике и его дружках.
— Я ему все же сильно нравлюсь – произнесла Джудит Флоэрти.
— Ты многим нравишься — ей произнесла Гамаль Шаадим — Ты свела в нашем том стрипресторане всех мужиков. Что думаешь, тот же наш директор Клайв Мак-Харми или охранники ресторана не захотели бы тебя? Дай только возможность. У них их стволы вон как торчали, когда ты танцевала там свой танец живота, Джуди. Особенно этот Кирк Стамп. Ты бы видела его глаза. И какой кайф он от этого ловил. Ему так и хотелось залезть тебе промеж ног своим мужским здоровенным причиндалом.
Длинный белоснежный лимузин остановился возле высотного высоченного здания этажей в тридцать
— Где-то там на самом тридцатом этаже наш гостиничный шикарный номер — Гамаль ей сказала – Под самой полустеклянной крышей.
— Номер, как я понимаю, тоже дорогой — произнесла Джудит Флоэрти.
— Конечно, девочка моя. За ценой не постоим ради такого случая. Даже не спрашивая, просто дорогущий номер! — произнесла она Джудит Флоэрти, когда они вылазили из машины вытаскивая на себе еле живого от жуткого пьяного перепоя Оливера Макафферти.
— Очень дорогой? – спросила Джудит еще раз подругу, поставив свою правую в лайкровом чулке и в блестящей не шпильке туфле на бетонный высокий придорожный тротуар возле городской Ною-Йоркской шикарной гостиницы.
— Просто отпад! – ответила ей Гамаль Шаадим.
— Нам, получается, на самый верх?! — удивленно ее переспросила Джудит Флоэрти.
— Да, Джуд – она ей произнесла -Тащить на себе этого гада. Но, хорошо есть лифты. Так, что не переживай, доедем в лучшем виде. И его туда довезем еще тепленького.
Гамаль Шаадим, чего-то ему подсыпала в дорогое вино или коньяк.
Она, только сейчас, сказала Джудит – Домашняя специальная настойка. Для полного расслабона и хорошего стояка. Все же, мне хочется увидеть весь этот аптечный химический результат.
— Ладно, Гамаль. Хватит. Я все поняла. Мужики все козлы. И с одним вот таким, надо сейчас нам разобраться — произнесла Джудит ей, удерживая еле стоящего на ногах и на ступеньках перед стеклянными дверями дорогого отеля New York Marriott Downtown своего любовника мафиози и гангстера Оливера Макафферти.
Конфигурация 969
— Гамаль – обратилась к подруге Джудит Флоэрти – Ты не находишь странным?
Она, еле волокла на себе достаточно тяжелое полуживое пьяное тело этого гангстера Оливера Макафферти. Стуча высокими каблуками своих лакированных туфлей по каменному отшлифованному мраморному полу холла гостиницы. Мелькая в длинных разрезах платья своими в лайкровых чулках изящными девичьими ногами.
— Что, Джудит? – та спросила в ответ подругу.
Они уже втроем поднялись на пассажирском лифте и уже стояли на тридцатом этаже здания и у больших входных дверей шикарного во весь этаж номера.
— Гамаль, посмотри на дверь. Это мой домашний номер моей квартиры – она произнесла своей подруге танцовщице беллидэнса.
— Да, и что? – та ей произнесла, уже дотащив Оливера вместе с Джудит до последних самых крайних дверей гостиничного номера через весь, почти этаж в зеленый причердачный со стеклянными стенами и потолками цветочный сад. В этакой довольно тоже большой оранжерее с целыми клумбами черных роз, среди зеленеющего древесного цветущего яркими цветами кустарника.
Когда они, отворив двойные двери, вошли в сад, то Джудит Флоэрти сразу увидела стоящий посредине этого великолепнейшего сада большой с круглым куполом шатер. Из сверкающего дорогого плотного атласа. По верху и по кругу купола отороченного завитушками воланами из черного вперемешку с другими цветами шелка.
Входной полог был отброшен. Казалось, сам этот круглый с наклонными стенами, стоящий в зеленой траве и среди цветов воинский шатер, уже ждал их прихода. Там, в неком жутковатом полумраке и его слабо внутри освещая, пылали огнем маслянные старинные, развешенные по углам лампады. В шестилучевых еврейских золоченых подсвечниках горели черные свечи.
— Говоришь, дверной такой же номер? Это, просто обычное совпадение – Гамаль ей произнесла – Плевать. Делай, что задумали, и все.
— Совпадение – Джудит ей, мягко, как бы возразила – Не думаю, подружка. Не думаю. Что-то тут, не так.
Ее это все удивило, и было странным.
Да, тут все было необычным и странным. Начиная с самих дверей в этот номер.
Единственный на весь большой причердачный на самом верху здания этаж. Тут никого больше не было. И не было ни каких иных номеров. И здесь было невероятно тихо.
Украшение стен в номере, напоминало саму шкатулку Лемаршана. В золоте стены и в каких-то расписных старинных узорах похожих на некие иероглифы письмена.
— Дверной номер – Джудит продолжила диалог – один в один. Почему, и зачем?
— Неважно – ответила ей Гамаль Шаадим – Главное, сделать свою положенную работу и все.
— А его закадычные бандиты дружки? – произнесла Джудит Флоэрти – Они?
— А, те двое? – перебила ее вопросом Гамаль Джудит — За ними присмотрит наш водитель – произнесла она ей.
— Наш водитель?! – удивленно переспросила Джудит Флоэрти.
— Зачем их тревожить – произнесла ей Гамаль Шаадим – Парни достаточно пьяные, да и как сама видишь, резвые и до любви горячие. Я им такого налила в бокалы еще в самом самом, том ретроресторане, что они сейчас на седьмом райском небе и видят такие головокружительные сны, что наверное обнимаются друг с другом в той машине и трахаются как сумасшедшие.
Она захохотала как ненормальная, сверкая дикими женскими карими глазами.
— Гамаль! – произнесла Джудит Флоэрти Гамаль Шаадим, удивляясь подруге – Какая, ты хитрая и коварная! Ты ей богу странная! Кто ты?! – она ее спросила — У тебя есть на выпивку деньги! Ты обо всем договорилась и все сделала! Я тебя, оказывается, совершенно не знаю, как твоя лучшая подруга!
— Не говори, ни о чем. И, именно сейчас. Сейчас, все это, не особенно важно – та ей произнесла — И, вообще, сейчас не спрашивай меня, ни о чем таком. Я тоже заинтересована в том, чтобы ты была свободна. Я не стану тебе на эти твои вопросы, именно сейчас отвечать. У нас мало времени. Ночь уже наступила на дворе. И за окнами. Сама посмотри, а мы пока на полпути к заветной своей цели.
Было уже 01:54 на гостиничных часах в самом нижнем холле, когда они вломились в саму многоэтажную гостиницу, несколько даже напугав оторопевшего от такого внезапного явления за стойкой с ключами от номеров метрдотеля. Средних, где-то лет, от сорока до пятидесяти мужчину в черном костюме с черным галстуком и в белой рубашке.
Джудит Флоэрти помнит это.
— Вы, куда его?! – спросил метрдотель — Пьяным здесь не место!
Он был возмущен.
— Молчи, если хочешь тут еще работать — ему ответила, спокойно и уравновешенно, хоть и тяжело дыша своей пышной четвертого размера женской полувыкаченной в убийственном декольте красного вечернего праздничного платья Гамаль Шаадим, практически тому, приказывая — В свой номер и на самый верх. Все уже давно заказано. Ключи.
Джудит Флоэрти, помнит как метрдотель, даже больше не дернулся, и спокойно отдал им ключи от самого верхнего этого номера. Дальше был пассажирский лифт. И вот, этот тридцатый этаж этого громадного высотного здания. И вот, они уже здесь в единственном на весь этаж огромном номере под самым почти небом, уже темным со звездами и желтой луной. В полной тишине. И на часах сейчас уже 24: 15.
Они, вдвоем, дотащили Оливера Макафферти до стоящей в шатре там, почти посередине шикарной старинной резной какой-то, словно купленной у старьевщика Бени Кунца постели. Низкой на небольших ножках от самого устеленного в восточные ковры пола. С колоннадой тонких четырех опорных колонн с нависающим над ней таким же резным балдахином и свисающими вниз с четырех сторон постели с перекладин его черными из бархата завесами шторами. Под самым практически круглым шатровым куполом. С большими в изголовье в кружевных наволочках подушками.
Джудит и Гамаль, буквально сбросили с себя Оливера на белые сверкающие белоснежным гладким шелком двойные туго натянутые и заправленные специально в постель простыни. Возможно, даже там, где-то внизу закрепленные. От сползания с этого любовного шикарного ложа. Сверху откинутым было такое же из белого, почти невесомого шелка постельное покрывало.
Кругом все было старинным и антикварным. Некая тут стоящая мебель и всякая утварь. Будто принесенное, сюда через целые века неведомой волшебной и колдовской силой. Сверкая золотом, вся эта посуда на столешнице небольшого с шестью ножками резного столика. У этой шикарной постели с левой стороны. Старинный красивый большой кувшин и большие такие же бокалы или кубки. На небольшом золоченом блюде.
Горели масляные кругом старинные лампады и черные свечи освещали все вокруг не очень ярким светом. Шатер сам наполнен был удушливым теплом и запахом топленого воска и горящего масла.
— Что теперь с ним делать? — произнесла Джудит Флоэрти своей подруге сорокалетней еврейке и подельнице в их кровавом преступном деле Гамаль Шаадим.
Джудит Флоэрти смотрела на сидящего и качающегося по сторонам еле живого в пьяном перепое, бубнящего сейчас, чего-то себе под свой почти черный нос на почти черном своем мулата лице Оливера Макафферти.
Там, что-то было слышно из его еле двигающегося рта и полных слюнявых губ, еле разборчиво о прелестях Джудит Флоэрти. Что-то от сорокалетнего мужчины о безудержной безумной любви в страстных признаниях к танцовщице двадцатидевятилетней убиственной роковой соблазнительнице и черноволосой брюнетки красавице.
— Сейчас, напоим его еще сильней – произнесла, вдруг ей Гамаль Шаадим.
— Но, он и так такой уже пьяный, что делай с ним, что хочешь -произнесла в ответ ей Джудит Флоэрти.
— Нет – та, точно сама себе, возражая — Сначала, разденем эту тварь догола. Как положено по сценарию и сюжету.
— Какому еще сюжету, Гамаль?! — удивленно, спросила Джудит подругу сорокалетнюю еврейку.
— Ты, что забыла, подруга? — Гамаль ей произнесла – Ты же сама клялась его убить, если тот не снимает осаду с Ветилуи. Убить своими женскими руками. Как на той настенной картине. Ты Иудифь, он Олоферн. Грозилась раздеть догола и казнить как бешеную собаку. Да и он, сам этого хочет и мечтает умереть от женской руки, как любовник в самый момент плотской близкой развращенной любви и сексе.
Джудит Флоэрти и вправду не помнила это. Она лишь помнила, как напоили его и его помощников до одури и сели в тот белоснежный длинный лимузин линкольн.
— Ты, думаешь, все будет так вот просто? – спросила Джудит Гамаль – Он хочет любви. Так, будет ему любовь. Как в той библии и книге Иудифи. И ты дашь ему ее. Он, хочет твоей как тот свирепый муж полководец и военачальник ассирийских войск твоих молодых женских губ, волос, грудей и промежности. Он твой безбашенный любовник, Джуди. Твой библейский Олоферн. А ты сейчас, та самая защитница осажденной Ветилуи, Иудифь. Мы его пленницы. И сейчас, либо мы, либо он. Не разочаруй его, моя самка Богомола. Самая моя любимая подруга, свою верную прислужницу Элиму — Гамаль произнесла все с такой невероятной ненавистью и злобой, что Джудит сразу растерялась и опешила.
Гамаль ринулась прямиком к постели и сидящему на ней еле живому от алкогольного перепоя гангстеру и бандиту любовнику Оливеру Макафферти с еще одной бутылкой вина, приправленного неким хмельным особым приготовленным своими руками зельем.
— Гамаль! – Джудит, бросилась за ней следом, схватив подругу за левую руку.
Та, выдернула ее и так посмотрела на Джудит, что та вся перепугалась от охватившего ее душу и молодое девичье сердце ужаса. Глаза Гамаль горели неистовой звериной просто демонической злобой. В них была только жажда убийства и пролития мужской разгоряченной развращенной греховной любовью крови.
— В чем дело?! — буквально, рявкнула, громко и в лютом бешенстве некой кровожадной и жаждущей безжалостной расправы над своей жертвой, еврейка Гамаль Шаадим на Джудит Флоэрти – Ты, хочешь свободы или как?! Так, делай, что велено! Они ждут этого! Ждут от обоих нас!
Она воткнула горлышко большой темной винной бутылки прямо в пьяный онемевший от перепоя рот Оливера Макафферти. И, схватив за черные кучерявые длинные волосы, запрокинула его вверх мужскую голову. Выливая все до последней капли ее содержимое ему прямо туда, через горло в его и без того пьяный заполненный до предела крепким коньячным и винным зельем желудок.
В шатре полководца Олоферна
Как бы ей не хотелось, но Джудит пришлось делать это. Как бы, она не сопротивлялась тому, что от нее требовалось, но Джудит теперь покорно выполняла, то, что ей говорили. Она, сейчас, просто все делала, что от нее требуется в эти первые минуты и то, что приказала ей сделать ее помощница более опытная в своей прожитой нелегкой жизни сорокалетняя подруга.
Внутри самой Джудит вдруг случилось то, что было ее самой реальной настоящей сущностью. Сработало то, что так долго вело ее к этому. То, кем она была сама по себе и то, что привело ее к финальной грани. Ее рассудок затуманился и все тело охватила дикая неуправляемая сексуальная деспотичная сумасшедшая страсть. Все, как-то неожиданно и внезапно. И без лишних раздумий и размышлений.
Она, забежав со стороны спины Оливера Макафферти, запрыгнула на постель с другой стороны и края. Прижавшись, своей полненькой третьего размера девичьей молодой грудью к его мужской спине. К нему. Обхватила Оливера за его темнокожею мулата бандита и гангстера шею. Под выбритым идеально с глубокой ямочкой подбородком. Скрестив свои руки на его злодея и городского бандита мужской поверх всех одежд груди.
Она, была готова теперь ко всему. Ко всему, что скажет ей в кровавом убийственном деле лучшая помощницы и подельница подруга.
Джудит Флоэрти, сейчас все делала по указке Гамаль Шаадим. В противном случае, она бы просто расстерялась. И не смогла бы ничего сделать. Она, так и не могла собраться в эту самую решающую для самой себя ответственную страшную минуту. Но, горела желанием совершить это. Ибо теперь, она была библейская Ветхозаветная Иудифь. Она, опять увидела себя на той настенной большой картине немецкого средневекового художника Лукаса Кранаха Старшего. Там уже была именно она, Джудит Флоэрти. В старинной одежде и с мечом в своей правой руке. Теперь, она сделает это. И докажет этому садисту и извращенцу адскому булавочноголовому командиру Сенобитов Пинхеду, что способна и что сможет.
Одновременно это был просто жуткий ледяной шок. Именно для нее. Да и состояние дикого кровожадного внезапно начавшегося возбуждения, просто захлестнуло бывшего демона Сенобита сознание. У нее затряслись девичьи молодые руки и все гибкое тело стоящее на коленях и на постели за спиной новоявленного библейского ассирийского военачальника и мужа Олоферна. И, именно за нее как и положено своим «святым» обязанностям все делала еврейка Гамаль Шаадим.
Все происходило очень быстро. И ей сейчас более ничего делать и не требовалось. Лишь удерживать еле живого от пьяного жуткого перепоя своего любовника мужчину. Полусонного, в хмельном глубоком безрассудном любовном бреду, не осознающего, что с ним они обе сейчас делают. Совершенно малоподвижного. Потерявшего сейчас все любые визуальные в поведении ориентиры. Ничего не соображающего. Жаждущего лишь одной любви и секса. Выпитое им все, что только можно, превратило Оливера Макафферти в совершенно беспомощное ослабленное физически существо. И было даже удивительным, что он еще был способен на любовь и сам постельный секс с женщиной. Он рвался к этому, как больной и ненормальный. Просто зацикленный на своем торчащем промеж его ног детородном члене, который она сама руками своими в его тех расстегнутых брюках трогала. Под нательной кальсонной одеждой. В тугих шелковых белых плавках. Этот его дико возбужденный половой мужской орган не опадал с того момента, как они еще лобызались и щупали друг друга в том белоснежном летящем по ночному скоростному автомобильному шоссе и всем дорогам к этому тридцатиэтажному отелю длинного шикарного лимузина. Все время торчащий точно несгибаемый стальной стержень. Приводя и без того в дрызг пьяного своего хозяина в неистовое сексуальное беспокойное состояние. Его детородный торчок жаждал любви и женской вагины, как и сам Оливер Макафферти. Зато, она, Джудит Флоэрти уже не хотела и не жаждала его и самой с ним любви. Он, был, просто теперь, ей противен. И лишь, играла свою положенную этой ночью роль. То, что была обязана сейчас совершить в итоге и успеть это сделать до наступления нового утра. Джудит не мешала своей рьяно выполняющей свои обязательства подруге, что подступив вплотную к обессиленному хмельными крепкими напитками пьяному гангстеру Оливеру Макафферти, стала своими женскими руками раздевать того. Распинав в стороны ноги, она вцепилась в его белоснежный городского наркобандита дорогой костюм, стала снимать его с тела Оливера Макафферти.
Джудит была потрясена, как та все делала. Нисколько, не опасаясь и без сомнения с полной уверенностью в своих женских сорокалетней еврейки руках. С таким рвением и желанием, что та просто диву давалась.
— Ты, его решила раздеть совсем? — она спросила Гамаль, все еще не веря в то,что та решила сделать.
— Догола. Он же сам сейчас уже не может. Любовничек. Ведь так, Джудит? — та ей ответила в конце с вопросительной интонацией, отбросив прямо назад за себя и на расстеленные восточные красивые ковры к самым косым шатровым стенным пологам Оливера костюм и и следом стащив с него белые такие же брюки. Предварительно, сняв лакированные гангстера туфли и с ними даже со ступней его носки.
Оливер даже, не сопротивлялся. Он, сейчас вряд ли что-то понимал, что с ним делают. Джудит лишь крепко прижимала его к своему телу своими руками, глядя потрясенно на то как Гамаль творит свою положенную этой ночью работу.
— Поможем ему стать тем, кем он должен быть этой темной ночкой. Этот насильник и поганец должен подохнуть, как позорная загнанная собака — произнесла Гамаль Шаадим, сверкая хищно и дико своими глазами на Джудит Флоэрти — Также как тот библейский на той картине Олоферн. И, запомни, не сразу, а в диких страданиях и мучениях. Здесь для этого все и готово. Я желаю сама все своими глазами увидеть и вживую. Доставь, мне неизгладимое наслаждение и удовольствие.
Оливер, что-то сейчас промычал, вскинув вверх свою мужа городского бандита и преступника пьяную вялую, растрепанную с черными кучерявыми длинными волосами голову. И, видимо, пытаясь, рассмотреть еле шевелящимися своими синими в отекших от перепоя веках глазами перед собой Гамаль Шаадим, что была сейчас уже не в вечернем праздничном наряде, а в старинной одежде. В иудейском платье. Красной симле. В туго затянутом на ее гибкой талии широком поясе, в сандалиях и белом на голове, накрученном платке, под который были убраны служанки Элимы волосы. А на полах в восточных коврах уже лежала совершенно другая, снятая с Оливера Макафферти одежда. В красивой вышивке самих тканей и кожи, старинная и принадлежащая воину ассирийцу. Шатер был уставлен теперь оружием и висели на специальном не высоком приспособлении воинские кольчужные доспехи. А наверху над ними, сверкающий металлом остроконечный такой же старинный ассирийский шлем. Над самой постелью с витиеватыми тонкими опорами балдахина, на, левой из них. На вбитом гвоздике в сам столб красовался большой круглый воинский черный щит. И там, висел в черных ножнах кривой лезвием с красивой филигранной рукоятью ассирийский меч. На поясном кожаном ремешке.
Джудит Флоэрти была сейчас в таком потрясении и недоумении, что не могла даже открыть своего девичьего рта. У нее даже свело на миловидном смуглом в кофейном отливе чернобровом личике скулы.
Все вокруг нее менялось в мгновенье ока. Как и она сама. Забывая свое истинное даже имя. И превращаясь в другую совершенно женщину.
Сейчас, тоже одетая, в черное в вышитых красивых узорах платье Симлу древней библейской иудейки вдовы, опоясанная по гибкой девичьей талии широким поясом. В золоченых сандалиях, богатой горожанки осажденного на высокой горе с крепостными высокими стенами города. Что был виден сейчас ее ошеломленными девичьими глазами, там за самим приоткрытым от входных пологов шатром.
Там горели ярко воинские до самой горы костры и бродили в темноте ночи вооруженные воины.
Не было, ни тридцатиэтажного городского отеля. Ни его большой полустеклянной крыши, ни рам, ни окон. Да и, вообще, не было даже мегаполиса и города Нью-Йорка. Лишь в небе горели, мигая все те же звезды и яркая желтая, как и прежде луна. Слышно было громкое ржание лошадей, и оглушительно звонко стрекотали в ночной траве и цветах ночные сверчки и кузнечики. Сам воинский большой шатер стоял на самой выжженной жарким летним солнцем земле.
— Придержите его, моя госпожа – произнесла служанка Элима, скорбящей по мужу Манасию вдове и горожанки осажденной Ветилуи Иудифи. Отшвырнув в сторону и далеко снятые с задранных вверх мужских ног мужа и ненавистного врага любовника Олоферна нательные из белого шелка штаны шосы. Оставив того лишь в одной рубахе и узких старинных плавках танга. Сама, вдруг спохватившись, практически бегом подлетела к входным пологам и шатровому порогу круглого высокого воинского шатра, стоящего посреди большого ассирийского лагеря, среди таких же шатров в древней Эридонской долине. Меж высоких скалистых выжженных жарким солнцем гор. Она, осторожно, как бы выглянув из него, торопясь и быстро задернув своими руками входные пологи, снова была на своем месте у любовной в белых шелках и кружевах постели сидящего, и еле живого от хмельного перепоя военачальника и полководца свирепого мужа ассирийца Олоферна.
— Вот теперь, порядок — произнесла служанка Элима, подбегая обратно к постели ненавистного врага мужа.
Шатер был полностью надежно закрыт и все, что тут творилось уже не было видно никому снаружи.
Теперь, они были втроем и в полном уединении в этом шатре и этой темной холодной ночью.
А как все начиналось. Она, как Иудифь все помнит. Странным образом. И все четко до самого последнего момента и эпизода.
Пьяная резвая гулянка. Победоносные выкрики приближенных к Олоферну воинов ассирийцев. И его этого ненавистного мужа полководца хвастовство. О падении скором и захвате Ветилуи.
Как он тискал ее всю перед своими гостями и целовал. А она ему мило подыгрывала ради вот этой последней роковой решающей ночи любви.
Элима металась перед гостями и поила их вином как и его ненавистного своего и ее врага.
Но вот, все гости уже давно ушли по своим ночным жилищам. Он их сам выгнал прочь, ибо хотел сейчас любви и безудержных сексуальных половых ласк. Олоферн даже выгнал свою любимую наложницу Нису. Ей нашлась этой ночью хорошая достойная замена.
Теперь доступ сюда был всем запрещен строго настрого до самого рассвета и утра. И никто не побеспокоит их троих в этом большом круглокупольном шатре.
Пологи на входе были плотно закрыты, и тут становилось душно и жарко. Горели черные восковые свечи в подсвечниках и пылали ярко старинные масляные лампады. А едкий белесый клубящийся дым, подымался под сам круглый шатровый купол.
Он, любовник и военачальник Олоферн, зашевелился, и, похоже, стал просыпаться и выходить из пьяного оцепенения и забытья.
— Иудифь – он произнес ей, еле двигая ртом и языком, съедая слова – Где же ты, любовь моя?
Это были слова не Оливера Макафферти, а самого Олоферна.
Она наклонилась над ним и произнесла сама, удивляясь себе самой и не совсем даже знакомым женским ей нежным и ласковым обманщицы и безжалостной мужеубийцы голосом — Я здесь, мой любимый. Я с тобой и останусь с тобой навсегда.
— Я хочу тебя, Иудифь — он пролепетал ей негромко, еле шевеля пьяными своими исцелованными прекрасной иудейской пленницей вдовой Ветилуйской девой губами — Хочу, сил нет, любимая терпеть уже.
Он был пьяным, но сейчас странным образом еще, что-то соображал. Его обессиленные колдовским вином ведьмы старухи Саломеи конечности, практически уже не двигались.
— Это верное средство — она вспомнила слова старой, почти столетней из города старухи — Особый настой. Отнимает одно, но усиливает многократно другое. Оно поможет вам победить любого мужа врага. Ибо сведет того просто с ума, как твоя девичья безупречная красота, моя госпожа, способная, либо вознаградить, либо погубить любого мужчину.
— Сама увидишь, как будет торчать у твоего врага промеж его голых ног, то, о чем ты не мечтала увидеть даже у своего мужа Манасия -произнесла ей, забирая в золоченом кувшине винное колдовское зелье из рук ветхой, почти столетней знахарки старухи ее верная служанка Элима — Я знаю, эту ведьму. Саломея знает свое губительное дело –добавляет к сказанному она.
Она, снова услышала его пьяный, переплетающийся в липком сильном хмельном дурмане голос.
— Иудифь, любимая — он произнес и задергался на расстеленном своем в кружевах и шелках ложе, ища ее своими, еле видящими в отекших пьяных веках синими малоподвижными глазами — Где же ты? Не вижу тебя.
Оливер Макафферти сейчас был с черной густой бородой и такими же черными усами. Он был как на той картине Лукаса Кранаха Старшего свирепый военачальник ассирийцев Олоферн. Черная густая снизу мужского темнокожего лица волосяная поросль полностью поглотила красивую его глубокую ямочку на подбородке.
Она сильней обхватила его своим руками за шею и прижала к себе и к своей трепещущей от ненависти и любви к своему врагу груди.
Ее Джудит Флоэрти, миленькая, с большими золотыми сережками в белой накрученной чалме кровожадного мстительного палача голова. С убранными внутрь черными Иудифи вьющимися длинными волосами, прижалась к растрепанной черноволосой кучерявой голове своего ненавистного, но горячо любимого мужа любовника. Щека к щеке. А нежная на выкате в вырезе платья симлы полненькая, трепетная в жарком дыхании женская третьего размера грудь, прижалась к его спине. Наклонив к самой себе своего ненавистного и любимого злодея.
Сорокалетняя еврейка Гамаль Шаадим сейчас в облике служанки Элимы, стащила с него нательную от шос шелковую белую рубаху, оставляя практически и совершенно в почти полном ниглиже Олоферна, любовника бандита Оливера Макафферти.
В тусклом свете горящих черных свечей и лампад заблестело и залоснилось скользкое от телесного жаркого пота красавца мужа его мулата полукровки, почти черное кожей широкоплечее нагое тело.
Растрепанная черноволосая кучерявая в потной на лбу испарине голова. Голые мужские плечи, грудь, спина, живот. С упругими ягодицами в старинных танга плавках на двойных шелковых гладких простынях сексуальная темнокожая городского гангстера бандита задница. Сильно ослабленные винным хмельным пойлом, хоть и худые, но жилистые руки. Безвольно раскинутые по сторонам голые, такие же, практически черные его мужчины мулата ноги. Мелкая сладостная сексуальная дрожь и жаркое прерывистое дыхание. Струящийся сейчас по его совершенно голому темнокожему полукровки телу, груди спине, животу, рукам и ногам склизкий лоснящийся едкий пот. А там внизу, где были узкие нательные из тугого белого шелка плавки, оттопыривая тугой подтягивающий к лобку белый шелк, торчал, упираясь разбухшей головкой раздувшись с выпирающими жилками как у быка производителя детородный длинный член. Затвердевший точно металлический прут. Как наконечник воинского копья, стянутый в тугой большой комок. Вместе с его переполненными детородным бурлящим семенем такими же разбухшими яйцами. Он лез сквозь тугой белый шелк наружу. Промеж голых его мужских раскинутых в стороны опущенных на ковровые полы ног. Под его голым в тяжком любовном дыхании, почти черным с круглым пупком сорокалетнего мафиози гангстера мулата Оливера Макафферти животом. Мокрого от текущего сейчас телесного горячего пота, что красовался своим круглым пупком. Там внутри тех танга плавок. Которые, буквально с невероятным сексуальным звериным остервенением, сорвала с него и его голых мужских задранных снова вверх ног Гамаль Шаадим. Оголяя всю его с анусом задницу, и вываливая все содержимое тех плавок перед своим женским хищным как у кровожадной дикой волчицы сексуально извращенным взором.
Ахнув, громко от дичайшего женского восторга, Гамаль Шаадим вскинула вверх свои руки, восторгаясь прямо в ее сторону торчащим здоровенным мужским детородным членом этого мафиози бандита ублюдка Оливера Макафферти, воздавая хвалу этой темной звездной ночи.
У Оливера Макафферти был такой сейчас стояк, что обзавидовались бы все мужчины, а женщины бы отдали все за близость с этим убийцей и преступником.
Его задранный вверх и распрямившийся детородный хер, просто торчал торчком как древесная ошкуренная ветка. Точно и прямо в подол промеж ног самой сорокалетней еврейки Гамаль Шаадим. Оголенной по торчащему стволу от верхней плоти за самую уздечку распухшей, как некий бутылочный пробочный набалдажник головкой, сокращающийся и дергающийся, готовый к половому соитию и жаждой сексуальной близости.
— Ай да, Саломея! Ай да старуха ведьма! Ай да, моя ты знахарка и умелица! Да он же не влезет ни в одну женскую вагину! – она прокричала на весь шатер, закатывая от звериного неописуемого сексуального восторга свои демонические, сверкающие огнем адской бездны женские танцовщицы восточного ресторанного беллидэнса глаза.
— Иудифь и Олоферн. Ночь кровавой любви – раздалось в ее Джудит голове – Паучиха. Самка Богомола.
Она услышала, где-то рядом с собой. Ее девичье молодое двадцатидевятилетнее теряющее опять свой рассудок подопечной больницы и тюрьмы «СИДАРС СИНАЙ» сознание, захлестнула жажда пролития крови и боли. Страданий и мучений. В Джудит просыпался адский Сенобит дракона и демона Левиафана.
Все дальше было как в неком колдовском тумане и пелене. Один мир перетекал в другой и все видоизменялось. И, с ним сама Джудит Флоэрти. Менялись сами реальности и пространства. Она, то видела безграничные многоэтажные коридоры лабиринта демона и дракона Левиафана, вместе с демоническими там адскими существами, телами и душами истязаемых и умерших. Видела всех Сенобитов во главе с самим их главарем булавочноголовым Пинхедом. Видя там себя всю опутанную врезавшейся в свою кожу и плоть стянутой проволокой. В шипастом металлическом венце, пронзающем ей Сенобита женщины голову.
Джудит видения видоизменялись, перескакивая из одного образа в другой. Ее девичье в необъяснимом кошмарном сейчас колдовском бреду сознание, играя с Джудит злую шутку, то прояснялось, то снова уходило неизвестно куда. В некую черную сплошную непроглядную темноту, где гремели звонко в полете длинные цепи с ловчими острыми загнутыми крючьями. И слышались дикие громкие пугающие вопли и крики.
Джудит видела домашнюю квартиру и спальню. И там, ту демоническую старинную квадратную по-прежнему меняющую свои все конструктивные хитроскроенные умелыми руками мастера Филлипа Лемаршана положения и формы небольшую шкатулку в виде небольшого в красивом орнаменте кубика. То, обратно, проносясь, опять сквозь непроглядную ледяную жуткую темноту, возвращалась сюда в гостиничный в отеле на тридцатом этаже номер под цифрой 969, как и ее квартира на City Holl в городском районе CITY HOLL PARK. Что обратно, превращался в древнюю межгорную Эридонскую долину. И она из Джудит Флоэрти, вновь становилась библейской красавицей вдовой иудейкой Иудифью, слышащей дикие громкие радостные восторги второй иудейки служанки Элимы, которая сейчас, воздев свои с закатанными, как у заправского палача рукавами красной симлы руки вверх, кричала от злобного кровожадного восторга на весь шатер – Ай, да Саломея! Ай, да ведьма старуха! Вот так умелица! Вот это окочурник! Не влезет, ни в одну даже в самую раздолбанную женскую промежность! Кобель, ты проклятый! Так тебе, ворог ассирийский!
Точно по разыгранному театральному сценарию, она, четко зная свою в этом деле роль, подлетает к пьяному и еле соображающему мужу и военачальнику Олоферну. Отхлестав того по заросшим черными кучерявыми волосами щекам и бородатому отекшему от перепоя и хмельного колдовского зелья и отравы ведьмы Саломеи лицу, толкает и роняет его пьяного и обессиленного на постель. Оттолкнув со своего пути и дороги свою госпожу Иудифь, бегает как заполошная и полоумная вокруг постели, любви. Набрасывает на лежащего голого и пьяного Олоферна легкое до этого отброшенное к заднику любовного ложа постельное из белого шелка покрывало. На его голые ноги и с голыми ягодицами мужскую задницу, укрывая того по пояс этой белоснежной легкой полупрозрачной тканью. Готовя его к ночному кровавому смертельному ритуалу. Она хватает злодея мужа за вялые безвольные руки, подтаскивает сильнее вверх по изголовью, сбрасывая со стоящего тут прикроватного столика всю посуду с маленького золотого блюда. Ставя туда, на столешницу серую старую из виноградной лозы с верхней крышкой небольшую плетеную корзину под его в скором времени отрубленную голову.
— Убей его! – Джудит Флоэрти слышит собственный женский голос- Убей эту тварь! Ты сможешь! Ты будешь свободна! Я знаю!
— Что стоишь, как вкопанная! – слышит она, следом слова своей подельницы подруги еврейки танцовщицы живота Гамаль Шаадим — Время не ждет! Уже два часа ночи! Еще так вот, провозимся час, полтора, и нам не успеть сделать то, что задумали! Пробудятся все наши враги! Начнется, вновь городская последняя осада! – кричит служанка Элима, своей библейской подруге и госпоже Иудифи.
Дергая ее за руки, и толкая ту к самому изголовью расстеленного белыми шелками ложа. С полоумными озверевшими карими девичьими глазами. Подавая той в девичьи трясущиеся руки острый отточенный как бритва изогнутым лезвием ассирийский воинский уже без черных ножен меч.
— Да, смерть его будет точно не легкой и довольно мучительной – видя этот лихорадочный в девичьих украшенных золотыми браслетами в запястьях окольцованных перстнями и кольцами руках мандраж своей молодой госпожи, произносит Элима, и хватает за обмякшие мужские голые и скользкие от липкого пота почти черные худые, но жилистые руки Олоферна. Она волокет того вверх по постели вместе с наброшенным сверху на него белым шелковым постельным покрывалом. К самому верху постельного изголовья вместе с большими в кружевных наволочках подушками. В пьяном любовном бреду елозящего из стороны в сторону по своей низкой деревянной резной старинной постели и двойным шелковым белым простыням на своем торчащем точно стальной стержень торчке, отбросившего свою правую согнутую в колене ногу, а левую вытянув до самого задника кровати. Безумно и неустанно дрочащего о постель, стирающего в кровь свой детородный половой орган. Точно в раскрытой половыми губами женской вагине и промежности безостановочно и изводя себя до полного изнеможения. Расскачивая громко и надрывно скрипящую свою постель из стороны в сторону. Ее витиеватые тонкие опорные с балдахином и черными бархатными шторами опоры. Пьяный, совершенно безвольный и бессильный. Издавая громкие любовные звуки и стоны. Своим мулата почти черным сорокалетним лицом уткнувшись в большие в кружевах и белых наволочках подушки. Ожидая теперь своей скорбной городского бандита и мафиози, гангстера и наркодиллера приговора и участи.
— «Иудифь и Олоферн» — звучит опять в ее девичьей черноволосой под белой накрученной тугой чалмой голове — «Ночь кровавой любви»
— Убей его! – она, слышит голос летящий из демонической страшной адской шкатулки французского мастера Филлипа Лемаршана– Убей своего Олоферна! Иудифь, освободи себя!
Финал
Он долго сопротивлялся своей смерти. Его совершенно голое, почти черное вымазанное потной скользкой смазкой тело, лоснясь точно трупный червь или змей, неистово билось в конвульсиях и судорогах на скрипящей громко, раскачивающейся из стороны в сторону спаленной домашней постели. Обливая изголовье с подушками потоками фонтанирующей крови. Забрызгав всю за ней спаленную вертикальную стену.
Он так и не осознал до конца всего. Не успел рассмотреть за необычайно губительной для всех мужчин красотой жестокого кровожадного своего ночного убийцу. Он просто полюбил ее безумно и стал ее кровавой очередной жертвой. В ее городской Нью-Йоркской квартире и на ее спаленной постели.
Дергаясь в жутких непереносимых муках, сбросив с голых, почти черных напряженных в сексуальных страданиях и боли задницы ягодиц легкое постельное покрывало. Выставив перед женскими глазами свои переполненные спермой яйца и торчащий свой детородный дергающийся длинный невероятно раздутый стволом и распухшей головкой член, раздроченный, вот-вот уже готовый кончить.
Он сучил бешено своими голыми мужскими в липком текущем жарком поту ногами. По натянутым туго белым шелковым двойным простыням. Извиваясь бешено и дико на качающейся по сторонам скрипящей постели. Елозя, то влево, то вправо, ползая то туда, то сюда у прикроватной невысокой тумбочки. На которой стояла четырехугольная золоченая волшебная шкатулка Филиппа Лемаршана. Что меняла свои геометрические формы, вращаясь во все стороны, как кубик Рубика. То, складываясь, то раскладываясь в различные весьма сложные в своей конструкции фигуры.
Джудит Флоэрти видела, как он, выкатив из самих глазниц черепа и вылупив свои синие в отекших веках от разгульной пьянки, мгновенно протрезвевшие, перепуганные и измученные болью глаза. Уставился на нее, на свою совратившую его молодое сердце двадцатидевятилетнюю любовницу убийцу. Весь, конвульсировал и бился от непереносимой жуткой боли. Он был ее насильник и враг. Он молил ее о пощаде. Пойманный левой женской рукой девы мстительницы и схваченный утонченными окольцованными перстнями и кольцами пальчиками Джудит Флоэрти за кучерявые свившиеся в завитушки длинные черные потные слипшиеся волосы. Точно и надежно в цепкий капкан стиснутых в мертвую хватку ее окольцованных кольцами и перстнями девичьих перстов. Дергался под ударами острого мясницкого тяжелого разделочного кухонного обвалочного секача ножа в домашней квартире Джудит Флоэрти по адресу 969 City Holl на CITY HOLL PARK. Открыв свой рот и оскалившись своими, как собака зубами, вывалив свой болтающийся по сторонам язык, задыхался перерезанным своим пополам горлом, обливаясь алой разгоряченной вином и любовью кровью. Захлебывался и задыхался на ее девичьих глазах своего палача и убийцы. Своей ночной любовницы, у которой тряслись девичьи молодые двадцатидевятилетние окровавленные руки. В кровожадном ужасе и сексуально страстном упоении в момент жуткой расправы над ним.
Это творил и делал все еще Сенобит, демон шкатулки Лемаршана. ПРОВОЛОЧНАЯ ЖЕНЩИНА. Тот, кем Джудит все еще была и оставалась таковой, хоть и яростно сопротивлялась этому, но не могла уже остановиться. Она сама сейчас желала этого и хотела этого. Она жаждала крови и сладостного садистического упоения, обманутая своим же демоном и драконом Левиафаном, хозяином шкатулки КОНФИГУРАЦИИ ПЛАЧА и булавочноголовым его помощником главным Сенобитом Пинхедом, заставляя впасть еще в больший грех, разврат и похоть.
Иудифь и Олоферн. И не важно, хотел ли он такого. Важно было сейчас, что хотела она этого.
Хищник и жертва. Любовь, страсть и боль, плавно переходящая в сладостное наслаждение и блаженство для одного. Обрывающиеся мучительной смертью для второго.
Целых три мира и реальности слились воедино и были порождением самой Джудит Флоэрти. В кошмарном извращенном и испорченном сознании сумасшедшей преступницы клиники «СИДАРС СИНАЙ». Слилось и расстроилось все. Реальный мир и мир иллюзий, что были порождением волшебной адской коробки Филлипа Лемаршана. Да так, что сама Джудит не могла разобраться, где она на самом деле сейчас находилась и была, совершая свое кровожадное безумное убийство.
Эта казнь продлилась дольше, чем следовало. В бурлящих струях фонтанирующей крови и кровавых брызг, летящих на черное вечернее красивое платье молодой убийцы любовницы. Которая в тоже время и сейчас, в городском Нью-Йоркском высотном отеле вместе со своей подругой еврейкой Гамаль Шаадим, совершенно хладнокровно и без каких-либо эмоций на своем миленьком, но жестоком чернобровом девичьем личике, двадцатидевятилетнего убийцы и палача. Резала и кромсала, вдоль и поперек острым, как бритва оточенным мечом и дрожащими девичьими от дикого страстного кровожадного и сексуального возбуждения его мужскую, почти черную мулата бандита мафиози наркодиллера Оливера Макафферти шею. Своему военачальнику и полководцу ассирийских войск свирепому Олоферну. Став библейской вдовой мстительницей Иудифью.
Запрокинув вверх его мужской подбородок. На темнокожем лице. С глубокой посередине ямочкой. В одном месте идеально и гладко выбритый. В другом, с густой растрепанной бородой. Неумело, но уверенно, добравшись до самих шейных позвонков и, пытаясь их перерезать. Растягивая своей жертве кошмарные страдания и неописуемые мучения. Совершая расправу у стен библейской осажденной врагами ассирийцами Ветилуи.
Перед самой Джудит стало все меняться вокруг с невообразимой скоростью. Одна картинка сменялась другой картинкой. Одно стало накладываться на другое, путая ее само девичье молодое воспаленное жестокостью и кровожадностью обезумевшее от того, что она сейчас творила воображение и зрение. Она плохо понимала, что вообще происходит. Она, то видела свою квартиру, то гостиничный этот номер в Нью-Йорке. В глазах ее стояли цыфры 969 на обоих входных дверях. Огромный ночной весь горящий цветными рекламными огнями витрин и магазинов с высоченными небоскребами город снова и полностью весь исчезал, и все начиналось заново как в неком хитро собранном цветном калейдоскопе. В ее карих остекленелых от бешеной остервенелой злобы девичьих палача и убийцы неподвижных кровожадных и совершенно ледяных глазах все двоилось и троилось. Да так, что она не понимала, вообще ничего и где находиться. Лишь сами по себе, в лихорадочной тряске, работали ее молодые девичьи руки, делая свою преступную убийственную работу.
Там внизу под ее женскими ногами бился и извивался в мучительных болезненных судорогах тот, ее ненавистный враг, так низко павший праведной библейской деве красавице в ее ноги, обутые в золоченые праздничные сандалии. Забрызгивая струящейся кровью верх своего смертного постельного одра. Большие в белых шелковых наволочках и кружевах подушки. Удерживаемый сильными руками ее верной и преданной сверкающей злобой и довольным радостным удовлетворением служанки Элимы, что ругалась, на него, самыми отборными ругательствами и проклинала сейчас громко его на веки вечные.
Хлестала тонкими струями во все стороны из разрезанной, почти надвое до самого основания шейных позвонков шеи. Горла, вен и артерий горячая мужеская алая кровь. И руки ее Иудифи были в этой крови по самые, почти оголенные от рукавов локти ее черной траурной Ветилуйской вдовы красавицы Симлы. В золоте браслетов запястья.
Там под запрокинутой и вывернутой заросшей черной бородой мужским подбородком вверх перевернутой головой была глубокая красивая ямочка.
Там, из открытого настежь, и оскаленного по собачьи зубами издающего хриплые громкие звуки рта, текли липкие омерзительные и противные слюни. Болтался по сторонам его выпавший наружу язык. Под склоненной к его лицу и голове девичьей молодой полненькой трепыхающейся в жарком трепетной возбужденном дыхании грудью. В золоченом дорогом колье.
Она видела его дергающееся в судорогах конвульсий голое мужское красивое своего ненавистного любовника, почти черное слизкое в липком вонючем горячем поту блестящее в свете горящих свечей и лампад в жарком воздухе войскового шатра тело. И точно такое же тело вертелось в муках нестерпимой боли на ее домашней постели в ее квартире, что она сейчас также видела своими карими очумевшими от всего, что она творила девичьими глазами. Стены потолок. Завешенные черными шторами большие окна своей спальни. Не понимая сейчас, вообще ничего, что творилось вокруг нее, Джудит Флоэрти. Она видела в правой своей руке, то острый воинский окровавленный меч, то разделочный острый такой же, как бритва отточенный кухонный обвалочный секач нож.
Все теперь, вертелось как в некой волшебной карусели. Перемешиваясь и перепутываясь в один общий клубок боли ужасов и страданий. Как в каком-то жутком шизофреническом сумасшедшем непрекращающемся этаком сне. Диком безумном, кошмарном сне наяву. Уличной городской проститутки, что оказалась, однажды, будучи жестоко изнасилованной и избитой бандой уличных грабителей насильников, сойдя с ума в закрытой клинике для безнадежно умственно больных. Увидевшей сам адский, изумительный во всех неописуемых красках мир. Мир демона дракона Левиафана. Возжелавшей большего, навечно попасть туда к своему Богу и хозяину. В мир вечных сладостных страданий, неописуемых мучений и непереносимой жуткой боли.
Звенели длинные с острыми загнутыми ловчими крючьями, летящие со всех сторон цепи и вертелся деревянный обвешанный разодранными кровоточащими человеческими останками, прибитыми длинными металлическими гвоздями на тех распятый цепях в самом воздухе большой ритуальный столб, то вправо, то влево разматывая те цепи, то сматывая на себя обратно их. Громыхал громко и звонко, где-то над головой Джудит Флоэрти незримый колокол, и лилась старинная до боли знакомая ей все та же музыка. А здесь в этом воинском шатре в Эридонской долине, среди высоких выжженных жарким солнцем гор, в темной ночи. Под луной и звездами. Под стрекот ночных сверчков, звенел на высоком тонком опорном витиеватом столбе скрипящей и качающейся по сторонам с черными бархатными шторами и резным балдахином резной деревянной низкой на ножках постели воинский круглый большой щит.
А где-то в ее квартире на постельной тумбочке, в темноте адской ночи, вертелась во все стороны, изменяя свои конфигурации, маленькая квадратная шкатулка французского умельца мастера Филиппа Лемаршана. Куб демона дракона Левиафана.
Совершая ночное убийство и преступление, именно сейчас Джудит Флоэрти вспомнила, как первый раз взяла в свои смуглые молодые девичьи руки эту шкатулку и как открыла ее. Сидя на своей постели, вот точно также как совсем недавно. Все было один в один и точь в точь. Но только это случилось в клинике «СИДАРС СИНАЙ», для умалишенных женщин в Калифорнии. Ей принес ее сам лечащий Джудит Флоэрти врач. Странный и необычный, на вид, этот врач, что ночью прошел к ней, сквозь сами двери ее с мягкими стенами тюремной больничной одиночной палаты. Это был эксперимент, но благодаря ему, она вспомнила, как стала Сенобитом и личной шлюхой своего хозяина и Повелителя Левиафана. Как получила свой привилегированный статус и свою личную самую болезненную КОНФИГУРАЦИЮ ПЛАЧА.
Джудит слышит, какие-то молитвы. Она, слышит вокруг себя, какие-то громкие сливающиеся в единое целое голоса, произносящие ее истинное имя. Как когда-то звали ее до того, как она стала тем, кем стала. Жестокое над собой насилие и психушку в калифорнии.
Она слышит издевательский восторженный радостный вперемешку с самыми отвратительными ругательствами озверевший и безумный крик своей подруги еврейки Гамаль Шаадим. И его Оливера Макафферти жуткий тяжкий мучительный стон и хрип. В некой черной темноте и пустоте, где-то за гранью всех реальных миров.
И все, вновь повторяется от самого начала.
Болезненный громкий вскрик смертельно раненого вонзенного в шею под самым подбородком остротой заточенного тяжелого лезвия ножа и меча мужчины. Похожий на свинячий истошный визг дикого зверя. От жуткой боли. Где лопнула от удара и рассеклась надвое темная, почти угольной черноты кожа, и обнажилась алая под ней разрезанная надвое плоть. Как тяжелое острое лезвие, просто при падении сверху и касании своим бритвенным отточенным острием вошло, точно в подтаявшее слегка масло, разваливая его почти черную шею надвое. Со странным характерным хлюпающим звуком. Разрубая пополам его вены там и артерии. Все жилы и мышцы. Из которых алыми фонтанирующими струями полетела кровь. Во все стороны, обливая под ним все изголовье и большие в шелковых белых наволочках в кружевной каемке подушки.
Его молящие о пощаде закатывающиеся под густые нависающие брови лоб открытые навылупку синие глаза. Боль, стоны и хрип сраженного вероломной любовницей женщиной ненавистного мужчины и злодея. Вытянутые голые ноги под постельным покрывалом для самых кончиков ступней пальцев и задника постели под наброшенным сверху постельным полупрозрачным шелковым покрывалом.
Потом все повторяется снова и снова до самого завершения самой ночной расправы и казни.
И лежащее вверх вывернутым голым животом обезглавленное сползшее в последней агонии к левому краю постели раскинувшее по сторонам свои забрызганные кровью руки обезглавленное тело. Льющаяся белесыми струями из его мужских яиц и раздутого длинного торчащего омерзительно и противно вверх, как змеиный ядовитый аспид детородного отростка сперма.
Он кончил. Уже безголовый, как жук Богомол в лапах своей королевы самки. Жертвуя собой ради своей любви.
— О, Боже! — она произнесла восторженно, но сдержанно и негромко.
Все это многократно повторялось в опьяненной кровожадным восторгом самого зверского беспощадного убийства миленькой черноволосой голове Джудит Флоэрти.
Стоя перед зеркалом в туалете гостиничного номера, она все снова и снова это видела перед своими карими обворожительными и губительными девичьими глазами. Прокручивая в своей двадцатидевятилетней черноволосой танцовщицы беллидэнса и в прошлом демона и служителя Левиафана женщины Сенобита голове. Все без конца. И без конца. Ее девичьи руки, не унимаясь, все тряслись мелкой все еще дрожью, которую было не унять и не успокоить никак.
Она думала, не сможет. Но смогла. Правда, неумело и мучительно для него своего ненавистного любовника злодея жестоко.
Джудит смывала с рук его кровь. Этого, Оливера Макафферти, гангстера и бандита, наркоторговца и мафиози, потерявшего в самом прямом смысле от любви к ней, к танцовщице живота припортового большого разгульного ресторана BАСК RООМ свою кучерявую черноволосую голову.
Она видела ее в своих руках. Когда держала за волосы. Отрубленную, закусившую в собачьем оскале зубов в открытом рту выпавший язык. С обрезка шеи все еще капала кровь. А лицо вытянулось в смертной судорожной болезненной миме. Закатив выпученные вверх под сморщенный морщинами лоб и свои те густые нависающие любовника мулата бандита и Нью — Йоркского городского гангстера брови синие в отекших пьяных веках глаза. Все еще молящие о любви и пощаде.
Джудит опять вспомнила, как кончил он. И сколько было у него спермы. И представила, а что если было бы все иначе. И она бы отдалась этому городскому преступнику ублюдку как любовница и женщина.
Помнится, как произнесла Гамаль Шаадим, вслух скривив в едкой ухмылке женских тонких губ свою колкую усмешку – Сколько добра, вот так, пропадает даром. Жук Богомол. Вино Саломеи.
Когда пролитое на постель семя убиенного их руками мужа любовника стекало промеж его почти черных мокрых в поту еще дергающихся мелкой дрожью голых вытянутых ног. Вниз к самой заднице и сжатому в последней болезненной судороге анусу.
Все было кончено. Они разделались с ним и выполнили свою положенную работу.
Сейчас в очень просторной богато обставленной номера 969 спальне стояла пустая лишь окровавленная кровать, и валялось мужское верхнее и нижнее белье вместе с разбросанной обувью на полах большой комнаты. Тут же лежал брошенный в луже, стекшей с постели в изголовье алой крови на пол окровавленный тяжелый острый, как бритва разделочный кухонный нож секач. Орудие самого ночного убийства среди валяющихся здесь же больших винных бутылок.
Ни войскового шатра, ни самого цветочного сада в гостиничном номере вообще не было. Ни стеклянной крыши с такими же окнами. Все это было навеянным жутким видением демоническим и призрачным.
Это был обычный, но очень богатый просто номер на тридцатом этаже отеля New York Marriott Downtown.
Его безголовое окровавленное и облитое детородным семенем тело и голову забрали демоны Сенобиты. Обмен был завершен. Душа за душу. Тело за тело.
Джудит помнит, как обезглавленное голое темнокожее мулата гангстера, городского бандита мафиози мокрое в липком жарком телесном любовном поту тело Оливера Макафферти, прямо на окровавленной постели, разорвали в клочья цепи и крючья Пинхеда. Еще не пробило на часах три часа ночи.
А видения связанные с древней Иудеей и нашествием ассирийцев закончились. Все, что было связано с библейской Иудифью в миг оборвалось и полностью исчезло и растворилось в пространстве и во времени, как ни бывало. Закончилась сама звездная с луной ночь.
— «Что, это было?!» — Джудит задавала себе сейчас вопрос — «Что, черт возьми?!».
Джудит Флоэрти сейчас не понимала. Но, ей все это, как бы, не было противно и отвратительно, даже понравилось. Она была и там и тут. И делала то, что делала. С ней, Джудит, и там, и там была ее преданная подруга по работе и по жизни, сорокалетняя еврейка танцовщица беллидэнса и ночного восточного ресторана «THE SNAKE KINGDOM» — «ЗМЕИНОЕ ЦАРСТВО» Гамаль Шаадим.
Гамаль сидела в глубоком сейчас кресле и курила. Ей меньше досталось. Почти не измазавшись пролитой струящейся кровью своего ночного ненавистного врага, хотя удерживать такого кобеля от своей отгонять все время подруги, быть этакой разводящей и рулящей в этом хороводе бешеной неуправляемой, практически сумасшедшей любви. И потом держать за дергающиеся в попытках вырваться скользкие в липком противном телесном поту голые мужские этого бандита ублюдка руки, было делом не простым и легким. Сейчас она наслаждалась глубокими затяжками сигареты. Так, видимо успокаивая себя и приводя в нормальное сознание и состояние в тот образ, какой была всегда. Ее дикий кровожадный хищнический взор карих еврейки глаз померк и потух. И она была теперь прежней. Как всегда тихой и спокойной. А вот Джудит все еще не могла отойти от всего и тряслась вся, отмывая от крови своей жертвы, свои трясущиеся убийцы женщины руки. И, начинала понимать, что это еще не конец.
Это вечное проклятье. Эта чертова шкатулка, что когда-то была ею опрометчиво открыта.
Но, она надеялась на выполнение обещания. Левиафан должен отпустить ее. Как и Гамаль Шаадим.
Именно сейчас Джудит Флоэрти, глядя на себя и через себя в приоткрытые двери на сидящую в глубоком кресле перед утренним окном лучшую и доверенную подругу, подумала, кто она? Всего лишь ее хорошая и знакомая, которой она полностью доверилась в этом деле?
За ее спиной и тем креслом в окне наступало светлое летнее Нью-Йоркское городское утро.
На улице, там внизу под тридцатым этажом гостиницы и отеля New York Marriott Downtown, гудели уже по шоссе легковые и грузовые автомашины. И ничего не говорило о только, что свершенной ночной тут в этом гостиничном номере казни и жуткой кровавой безжалостной расправе.
И эти библейские видения. Участницей, которых Джудит Флоэрти, вдруг стала.
Иудифь и Олоферн. Как такое могло случиться. И как могло быть. Ведь все происходило, именно как по написанному самим Левиафаном сценарию. Повествование его неким волшебным образом захватило ее разум и тело. Но, она и представить не могла, что будет сама там. И тут и там одновременно. Застряв между мирами.
Это все ей поведала Гамаль Шаадим, намекая на некую даже схожесть между двумя необычайно красивыми женщинами. А может, это все сама Гамаль сделала. Ведь это она все организовала от самого начала до самого конца.
-«Тогда, кто она такая?» — подумала Джудит Флоэрти – «Гамаль».
Руки все еще тряслись, и не проходило кровавое хищное возбуждение вперемешку с любовью и похотью. Такого она не испытывала никогда еще, сама вытворяя такое. Собственными руками и своим обезумевшим этой ночью женским разумом. Ведь это все сорокалетняя Гамаль подталкивала ее, свою двадцатидевятилетнюю совсем молодую подругу к убийству этого Оливера Макафферти. Более опытная, и, вероятно уже способная на такое. Все организовывала и помогала ей свершить обещанное. Сама бы Джудит, вероятно не смогла бы сделать, то, что сделала этой ночью. Именно она ввела ее в этот кровожадный безумный и безудержный раж своим личным примером.
Знала ли она ее раньше? Еще там в тех мирах и в самой заднице самого Ада. Вряд ли. Но она была здесь ради нее. И танцовщицей живота, напарницей в ресторане «THE SNAKE KINGDOM». Ее защитницей подругой и заступницей. Советчицей и наставницей, как более взрослая, чем сама Джудит. Приставленная, точно именно как надзиратель. И весьма умелой помощницей в кровавом деле.
Но эти прислужники Левиафана и демоны Сенобиты. И Джудит была одной из них. Она сама была оттуда. Возможно, это порождение ее самого демонического сейчас разума. Может все это творит она сейчас сама. Может, нет ни какой сорокалетней подружки еврейки Гамаль Шаадим. Может, она даже не в реальном до сих пор мире. И все это просто призрачный бредовый, невероятно реальный сон. Сон спящего демона Сенобита. Сон разума в прошлом живого человека и отголоски его поврежденного, сумасшедшего окончательно свихнувшегося и в той клинике «СИДАРС СИНАЙ» сознания, уличной проститутки и жертвы жестокого насилия из далекого прошлого, когда она была еще женщиной, плененной миром дракона и демона Левиафана.
— «И вообще, где я?» — она сама себе снова задала вопрос – «В живом ли мире и среди людей. Или, все еще в этом кубе Левиафана?».
Она смотрелась в зеркало, и, видя себя, видела опять библейскую сейчас Иудифь. Она и Иудифь, одно женское лицо. Тело, руки и все остальное.
Как она могла стать той библейской иудейкой Иудифью и до последнего была именно ей. Пока голова ее полководца и военачальника ассирийца свирепого Олоферна не упала в холстяной тот серый мешок и ту плетеную старую корзину.
— Иудифь и Олоферн. Ночь кровавой любви – прозвучали слова Гамаль Шаадим в Джудит Флоэрти девичьей черноволосой голове. Ведь это все она, и ее рассказы о Иудифи и Олоферне. Ее способность к убеждению. И эта дикая страстная любовь, и жажда крови. И конечно безудержная разгульная пьянка с этими гангстерами и бандитами города. Игра в страстную неуправляемую любовь с Оливером Макафферти и обещания близости и секса.
Все сейчас ей представлялось, и было как в эфемерном призрачном тумане. Как в неком жутком кошмарном сне. Но именно так все было.
Воинский высокий круглый куполом и косыми пологами шатер. Лагерь ассирийцев под горой в белесом холодном тумане и стенами осажденной библейской Ветилуи. Военачальник и оруженосец Вагой и начальник стражи Ардад. Все и сейчас было перед карими все еще возбужденными глазами и мыслями в голове под черными густыми вьющимися волосами Джудит Флоэрти.
Все просто было идеально и точно как в Ветхом завете. Откуда-то из глубокой древности. Все ожившее и смешавшееся с реальностью.
Джудит опять повторила и задала сама себе вопрос — «А реальность ли эта, что вот она стоит перед этим зеркалом в туалете гостиничного номера на двадцатом этаже и отмывает свои руки от крови убитого ей собственноручно этого мафиози и наркодиллера Оливера Макафферти?».
Она в этом зеркале библейская Иудифи. Гамаль Шаадим в облике служанки Элимы. Звездная темная ночь. Желтая луна и стрекотание сверчков. Ржание коней за воинским этим шатром полководца и военачальника Олоферна, влюбленного в нее свою Иудифь. Старинная и резная, низкая на ножках шикарная в белых простынях из шелка постель. витиеватые опорные с балдахином колонны. Черные из бархата завесы шторы. Воинский висящий на одной из них круглый щит и тот кривой ассирийский меч. В своей руке. И ночная кровопролитная безжалостная казнь. Казнь своего ненавистного и одновременно любимого врага мужчины руками женщины. Одно убийство и одна смерть ради спасения целого на высокой скалистой горе осажденного врагами ассирийцами города. И это все наложилось, на то, что случилось этой здесь ночью. Лишь постель была иная. И вместо меча оказался с кухни принесенный самой Гамаль Шаадим острый заточенный перед ночной этой казнью специально тот обвалочный мясницкий нож-секач, что был здесь в этой спальне в ее девичьей молодой руке. Простая спальня вместо шатра, что видела Джудит своими глазами. Как точно обдолбанная или обкуренная, чем-то.
Она, просто сумасшедшая. Безнадежно и неизлечимо. И была давно уже такой. Это раздвоенные видения и само ее сознание. Как некий клинический больничный над ней эксперимент, за которым наблюдают врачи.
Она все это совершила в неком гипнотическом бреду. Сразу две кровавые безжалостные казни. Здесь ножом секачом там ассирийским воинским мечом. Но все было реально. И этот гангстер и бандит Нью-Йорка ублюдок Оливер Макафферти так был похож на того библейского Олоферна. Одно просто лицо. Цвет кожи. Цвет глаз, нос и губы. Гладко выбритое лицо и подбородок с глубокой ямочкой одного и заросшее густой бородой и усами другого. И как бы одного человека и злодея. И обоих, она любила. И убила.
— Ему нужна душа этого ублюдка и его тело для вечных истязаний, страданий и мучений – ей вспомнились слова главного Сенобита Пинхеда –Только такой может быть цена к освобождению.
И ей показалось, что она уже делала такое. И не один раз. Что она живет уже много-много раз и много лет. Возможно веков. Все это повторяется из раза в раз. И теперь ей не отделаться от такого никогда. Даже ради свободы и ей обещанного.
Джудит даже не думала, что способна, на такое. Раньше, скажи ей, Джудит Флоэрти никогда бы не поверила в такое. Но, Джудит сделала это. С особой жестокостью и изощренностью. С особой кровожадностью и алчностью к страданиям и боли. Удивив даже свою подругу Гамаль Шаадим. Хоть тряслись у нее женские молодые руки, но она смогла это совершить.
— Ему нужна душа этого ублюдка и его тело для вечных истязаний, страданий и мучений – ей вспомнились слова главного Сенобита Пинхеда –Только такой может быть цена к освобождению.
— Что-то задумалась, подружка – произнесла ей, подойдя сзади и накурившись вдоволь сигаретами, сорокалетняя еврейка Гамаль Шаадим.
— Да так, Гамаль – произнесла Джудит Флоэрти подруге по работе и танцам – Вот, думаю, Левиафан отпустит нас? Выполнит обещанное? Ведь мы сделали свою работу. Сенобиты забрали его этого Оливера в сам Ад.
— Не знаю и не ведаю, подруга моя — произнесла Гамаль Шаадим — Я из другого мира. Не из твоей шкатулки. Я лишь временно здесь. Но буду с тобой все время и не оставлю тебя уже никогда.
Джудит не поняла ее слова сейчас совершенно. О чем, это она? Возможно, Гамаль была тоже под сильным шоком от содеянного и, бредя, несла всякую сейчас чепуху.
— А вообще, правильно ли все, что мы сотворили? — спросила Джудит подругу.
— Думаю, в любом варианте, да — произнесла ей Гамаль Шаадим – Ты его свела с ума и дала к этому еще и повод. Этот бандит и насильник не успокоился бы теперь никогда, пока бы не запихнул, моя подружка тебе промеж твоих красивых смугленьких стройных двадцатидевятилетних девичьих ножек свой сорокалетний здоровенный раздроченный длинный детородный хер. Не будь меня рядом с тобой. Ты бы плохо закончила, а не он. От него надо было в любом варианте избавляться. Любыми методами. А для этого все методы хороши. Даже вот такой. Он получил свое и ушел вместе с Сенобитами в сам ад.
Она, прислонившись к дверному косяку полуоткрытой в туалете двери, ничего ей больше не ответила, а перевела тему.
– Надо прибраться тут в спальне – она произнесла Джулит — И быстро переодеться. Надо, как можно скорее покинуть это кровавое кошмарное место, пока сюда не нагрянула городская полиция. Да и особенно дружки этого приконченного этой ночью нами их вожака предводителя ублюдка.
Она отошла от двери, и, развернувшись, опять произнесла — Представляю сейчас этот Оливер Макафферти жариться в преисподней, вспоминая нас двоих своих убийц любовниц красавиц. Проклинает и пылает жаждой отмщения.
— А может, простил меня – произнесла, вдруг неожиданно даже самой себе и вслух ей Джудит Флоэрти – Ведь была же любовь. Я видела это в его глазах. Когда он целовал меня. И когда в момент мучительной своей казни молил меня о своей пощаде. А я убила ее своими руками.
— Ага, любила и убила — та произнесла ей – Самка Богомола. Иудифь и Олоферн. Там тоже была любовь. Да быстро закончилась. Любовь всего на одну лишь ночь.
— Но зато, какая это была ночь – произнесла, закатывая свои под лоб карие девичьи в кровавом наслаждении женские глаза Джудит Флоэрти — Сколько любви, страстей, страданий, мучений и боли. И все сразу на одном дыхании, и за одну всего лишь ночь.
Гамаль, громко точно сорвавшись, захохотала. И было в ее голосе, именно сейчас, что-то знакомое, дикое и жуткое.
— Поплыла подружка. Кобель захотел трахнуть сучку, да не вышло.
Гамаль Шаадим ответила ей и потом произнесла – Это не любовь была, а просто умственное гипнотическое помешательство. Ладно, давай собирайся. И хватит болтать — произнесла еврейка Гамаль Шаадим. Быстрей приходи в себя и давай дклать ноги отсюда.
В этот момент, Джудит подумала про себя — « Была любовь или не было никакой любви. Да, какая теперь разница. Одна лишь забава и развлечение. А вообще, я не плохо этой ночью поиграла и повеселилась» — подумала она в этот момент, домывая свои руки в теплой под краном воде.
Она продолжила уже самодовольно и снова, рассматривая себя и созерцая в той иудейской древней черной симле платье с той белоснежной палача и ночного мужеубийцы накрученной чалме на своей голове. В золоте украшений. Влюбленная в саму себя и свою убийственную для всех мужчин красоту древней вдовы иудейки библейской Ветхозаветной Иудифи. Наслаждаясь и восхищаясь тем, что смогла совсем недавно сделать.
– Но, ты был хорош, мой любимый Оливер Макафферти — она произнесла, сама себе и уже громко и вслух, сверкая сейчас опять как в момент расправы над Оливером, хищно, безжалостно и кровожадно своими девичьими карими обворожительными глазами. Под изогнутыми дугой на смугленьком в кофейном отливе бархатистой нежной кожи миловидном личике бровями, любуясь собой в туалетном зеркале. И заканчивая отмывать свои такие же смугленькие преступные смертоносные руки от его крови, добавила – Да, и я неплохой актрисой, как видно оказалась.
Внезапно раздался, где-то в самом гостиничном номере снова дикий, сумасшедший и истеричный громкий женский смех самой ее подружки еврейки танцовщицы живота Гамаль Шаадим, вероятно услышавшей ее эти самодовольные и самовлюбленные в саму себя Джудит слова. Постепенно переходящий в смех и звериный рев самого дракона и демона шкатулки Филиппа Лемаршана Левиафана.
И все кругом, что Джудит сейчас видела перед своими девичьими карими глазами, стало растворяться и исчезать.
Она оказалась в своей собственной съемной квартире 969 на City Holl. В своем туалете, а не в городской гостинице и дорогом на тридцатом этаже номере с такими же дверными цифрами.
Это была настоящая реальность, а не те бредовые сумасшедшие кошмарные видения, которые она только что видела и жила в которых.
В голове Джудит Флоэрти все молниеносно и внезапно прояснилось.
Она, точно вышла из самой непроглядной адской темноты в иной мир. Мир реального и настоящего, как из-под сильной дозы выкуренного опиума.
Ее точно отпустило. Даже перестала колотить дрожь в руках.
Все растворилось в самом воздухе и исчезло вместе с ее подружкой танцовщицей живота еврейкой Гамаль Шаадим. С этим городским Нью-Йоркским отелем New York Marriott Downtown.
На ней растворилась вся ее одежда. И то иудейское исчезло древнее платье Симла. А за ним и этот черный праздничный вечерний наряд. Кольца перстни на руках и золоченые браслеты.
Она, Джудит Флоэрти сейчас была лишь в одной своей женской короткой в кружевах знакомой ей ночнушке.
Это была ее настоящая и реальная квартира.
Джудит бросилась бегом в спальню, и отшатнулась в испуге в сторону, взвизгнув от охватившего ее ужаса и шока.
Она увидела залитую кровью постель. На полу валялись, разбросанными мужская обувь и вещи. Верхняя и нижняя одежда были ей не знакомы. Джинсовая синяя куртка и белая обычная мужская рубашка, синие джинсы. Белое шелковое нижнее белье. И сами узкие нательные из белого шелка плавки. Черный выдернутый полностью из штанов широкий мужской кожаный ремень. Носки и уличные с высокой голяжкой и пряжками на каблуке остроносые ковбойские из кожи крокодила сапоги.
На прикроватной стоящей рядом с постелью тумбочке лежал небольшой идеальной формы в красивых золоченых загадочных иероглифах и узорах кубик. Та самая шкатулка старьевщика и продавца Бени Кунца, что сейчас, все еще видоизменяла все еще свою идеальную геометрическую форму. Совершая обороты во все стороны, делая свою механическую трансформацию самостоятельно и без чьей-либо помощи. Она принимала различные свои виды и собиралась обратно в единое целое. Из шкатулки Филиппа Лемаршана лилась, откуда-то из самой ее глубины странная негромкая старинная музыка, был слышен металлический звон цепей и крючьев Сенобита Пинхеда, что рвали кожу и плоть своей новой жертвы, что вопила и орала от жуткой кошмарной непереносимой боли. И вторя ей, далекие вопли и стоны тех, кто оказался волею своей несчастной судьбы внутри этой адской гениальной в своей конструкции созданной руками знаменитого средневекового французского мастера умельца коробки.
Она даже не знала, кто это. Кого убила этой ночью. Но была в жутком кошмарном ужасе. Стоя в своей спальне, вцепившись и теребя свои черные длинные распущенные по плечам вьющиеся локонами волосы своими девичьими руками.
Тот, кто погиб этой ночью, был ей даже не известен.
Но, не было ни тела, ни головы. Да и вообще была ли казнь и обезглавливание приговоренного к самой здесь смерти?
На постели кроме огромного количества пролитой крови не было ничего.
Она посмотрела на настенные над постелью часы.
На них было время 09:54.
Это время было существенно отличимо от того времени, что было на момент убийства, жестокой и извращенной безумной казни Оливера Макафферти.
Судя по всему, несколько часов, просто пролетели в одну секунду, пока эта шкатулка КОНФИГУРАЦИЯ ПЛАЧА меняла свои всевозможные геометрические формы. И неизвестно, кто был с Джудит в этой спальне относительно этого времени. То ли Оливер Макафферти, то ли еще кто-то, кого подсунул ей этот мастер пыток и издевательств булавочноголовый Пинхед.
Она была поражена тем, что эта адская шкатулка была не в ее дамской сумочке, а стояла именно на прикроватной тумбочке.
Джудит кинулась к сотовому телефону и набрала трясущимися опять и снова от охватившего ее нового ужаса своими девичьими руками номер.
— Да, алле — раздался голос иранца таксиста Карима Моафи, и у Джудит Флоэрти немного отлегло от девичьего сердца и души.
— Не он! Не этот безвинный парнишка! Слава богу! – произнесла Джудит, обрадовавшись. И швырнула, обливаясь своими слезами в сторону на стоящий тут диван свой телефон.
Она, забегала по спальне, и стала подбирать мужскую одежду. Все было незнакомым ей совершенно. Но, кто-то был этой ночью с ней здесь в ее квартире.
Но, кто это был на самом деле, кого она убила этой ночью. И она ли, это совершила своими руками? Джудит Флоэрти теперь не знала.
— «Я сумасшедшая! Я убийца и шлюха! Грешница! – звучало в ее женской голове — «Сенобиты! Они придут за мной! Левиафан и Пинхед! Ты обманул меня! Ты подставил меня, адский прислужник и ублюдок! Я даже не знаю, кого убила этой ночью! Ты мерзавец!».
Она собрала в свои руки все, что смогла и снова, услышала в своей сумасшедшей черноволосой девичьей танцовщицы живота голове — «Иудифь и Олоферн. Ночь кровавой любви».
Вдруг неожиданно и громко, даже напугав ее, раздался во входной двери в ее квартиру с номером 969 громкий и звонкий звонок.
— Гамаль! – она, радостно вскрикнула, вся обливаясь слезами и в ужасе содеянного, не зная проклинать себя или даже радоваться. Джудит Флоэрти кинулась к входной двери, и с дурру отворила ее.
Там стояла на пороге ее квартиры городская полиция и все с ее этажа поднятые ночными громкими воплями и криками соседи.
Эпилог. Анафема
Как ни странно, но она даже не жалела о содеянном. Да и о чем, можно было жалеть, когда становишься совершенно бездушным и равнодушным ко всему. И с тобой твориться что-то. Что ты теперь и сама не знаешь.
Левиафан не отпустил ее. Как условились в кровавом жертвенном договоре. Он сделал только хуже. Он заточил ее между самими мирами. Миром призраков и миром реальности.
Джудит Флоэрти перестала существовать как живой вообще человек. Обреченная не стареть и жить теперь вечно, она постепенно внутренне умирала. Ее предали проклятью и анафеме. Сделали отверженной от мира самой жизни и мира смерти. Жить среди живых и смертных, и быть среди всех изгоем. Не способным жить, как живой человек и просто умереть.
От нее осталась лишь человеческая внешняя живая оболочка. А внутри ни осталось ничего. Она потеряла безвозвратно свою душу. Поначалу не заметив этого. Превращаясь постепенно в человекоподобное нечто. Но вернуть обратно было ничего нельзя. Левиафан забрал то, что считал по праву своим. И то, что теперь принадлежало ему. И отправилось на вечные страдания и муки в мире демонов Сенобитов.
Она осталась навсегда в положении междумирья, в котором оказалась, сидя вновь и безвылазно за решеткой в Калифорнийской тюрьме «СИДАРС СИНАЙ», где содержали психов и свихнувшихся на всю голову женщин убийц, закрытая от всего, вообще внешнего мира.
Джудит Флоэрти была особым пациентом этой клиники, вернувшись обратно из иллюзорного адского кошмарного мира Сенобитов и демонов в родную свою обитель опять под надзор медсестер и врачей. Ее снова упрятали в ту калифорнийскую психлечебницу как подопытного кролика.
Сам Левиафан отказался от нее, как от прокаженной и нечистой даже в пределах его самых садистических понятиях пыток и издевательств. Он отверг Джудит Флоэрти от себя. Больше не истязал и не мучил как свою любовницу. Оставив ее мучиться в своих собственных кошмарах и грехах. И это было его этакой высшей милостью для Джудит Флоэрти. Но взамен было другое, что, в сущности, оказалось не лучше первого. Вечное заточение с самой собой и своей преступной человеческой и одновременно демонической совестью. В постоянных жутких кровожадных видениях своего содеянного. Встречей с призраками. В постоянных бессонных ночах вместе с ними. Вечная пытка под ехидный и порой истеричный смех старика продавца старьевщика антикварной лавки и магазинчика Beni Kunz Antique Shop шестидесятилетнего Бени Кунца. Что являлся к ней с ее сорокалетней подругой танцовщицей живота ресторана «THE SNAKE KINGDOM – ЗМЕИНОЕ ЦАРСТВО» еврейкой Гамаль Шаадим, в облике адских существ и демонов, пугая и без того, сумасшедшую и несчастную преступницу пациентку клиники своим внезапным появлением. Глумясь и издеваясь над Джудит Флоэрти, а точнее тем, что от нее, пока еще осталось в самом жутком Аду адского Божества демона и дракона Левиафана.
Конец
A/ROSS
12.02.- 30.03.2023г.
(110 страниц)