– Я вас уверяю, что это всё Степан. Это его дела, точно. Не смейте в этом сомневаться. Уж я-то пожил жизнь и всех людей перевидал. А сторож этот мне прямо с первого же взгляда не понравился. Отталкивающее он имеет что-то, неприятное. От таких людей, стоит им лишь подойти ближе, уже веет холодом. А, как знаете, это ведь дурной знак, коли от человека исходит что-то холодное, пугающее, от чего аж в дрожь бросает. Я сразу понял, что он из себя представляет. Одним словом – вор. Его необходимо немедля арестовать, а иначе он так и будет продолжать этим дурным делом заниматься.

Слушая рассказ Ерофея Захаровича, полицейский всё не сводил с председателя своего подозрительного и, можно даже сказать, испепеляющего взора. В скором времени, когда тишина стала давить на Пластинина, он вновь добавил:

– У меня, видите ли-с, аж десять рублей пропало. А у Стёпки-то ни с того ни с сего возьми и появись неведомо откуда десять рублей. Я ещё удивился этому, а он говорит, что, мол, заработал где-то.  Не верю я ему. Видели бы вы с какой ухмылкой он это произнёс. Ох, вы бы тоже ему не поверили. И взгляд у него такой лисиный, уж больно хитрый. Знавали мы таких…

Олухов, дослушав рассказ председателя до конца, поклонился и, накинув на голову измятую фуражку, вышел из комнаты, а потом из дома. На следующий день до ушей Ерофея Захаровича дошла новость об аресте сторожа Степана. Тот, говорят, пытался молотком оказать сопротивление, а потом и вовсе сделал попытку сбежать, но его, благодаря уникальной чуткости главного полицейского надзирателя, смогли догнать. На вопрос полицейского служащего: «Зачем бежал?» Степан отвечал недоумением и словами: «А вы зачем ко мне пришли?». Не прошло и недели, как убитый горем несправедливости сторож начал проводить свои дни за высокими стенами острога, куда был брошен сразу после судебного следствия.