Мэйсон шел по узкой кладбещенской тропке к тому месту на кладбище, где не все места еще раскупили. Там была могилка его мамы. Маленький, рыхлый бугорок был совсем не похож на прежнюю Оливию Ричардсон. Какое же у нее было красивое имя! Он сел на грязную землю, втянул носом воздух и начал свою искреннюю исповедь.
Он приходил сюда каждую среду, рано утром, чтобы никто не видел. Он любил сидеть здесь, рядом с этим рыхлым бугорком, и рассказывать ей обо всем: о том, как поживает Гарольд, какая вкусная курица была на ужин, сколько муравьев он успел насчитать по дороге и про Беатрис, о ней он говорил часто и по долгу. Вот и сейчас его сердце требовало свободы, он хотел ей сказать каждое слово, о котором думает. Он говорил обычно громко, чтобы она, мама, там, в глубине, могла его услышать.
— Мама, привет! Я увидел только семь муравьев сегодня, последний, как мое прошлое воскресенье был тухлый и еле плелся. Еще – он решил перейти к самому главному, тому, что тревожило его бедное, маленькое, доброе сердечко – я видел Беатрис, во сне, она была там обычной, не такой, как когда я увидел ее впервые после… разлуки. Она была совсем маленькой, нежной и все время звала меня. Но потом сон прервался. Мам, я никогда не думал – тут комок подступил к его горлу – не думал, что будет мне так тяжело. Она там, моя Беатрис, а видеть «новую ее» я просто не в силах. Она была для меня, была особенной, моей, только моей. А теперь вот я не знаю, сколько еще мне осталось вот так тосковать. Мне противно просыпаться по утрам, зная, что она не дышит этим воздухом, что ее нежные ресницы не чувствуют солнца, что она не живет… моя Беатрис. Я знаю, мам, все должно быть забыто, все плохое. Но, может, не в этот раз? Может, наоборот, это хорошее, а я веду себя как ребенок, обливаюсь слезами, может и мне…
Он не успел закончить, впереди шел Дэвид. Мэйсон успел скрыться до того, как яркие глаза его братца разлечили его в белом воздухе утра. Он спрятался за серую стену, встроенную, чтобы отделить загробный мир от «живого». Дэвид был не похож на себя: он сел на мягкую траву и упал лицом в влажную землю, сделав ее еще более влажной своими слезами. Дэвид, черствый как камень до того, сейчас казался Мэйсону человеком, человеком с душой. Но он не хотел мешать ему, он улыбнулся и ушёл.
Мэйсон нес завтрак Гарольду. Открывая дверь он неуклюже опрокинул поднос на пол. Фрукты, мясо – все полетело на пол.
— Мэйсон – сказал, проснувшись, Гарольд – ты и правда дурачок или просто притворяешься?
Мэйсон начал было шагать к нему, но наступил на яблоко и , раздавив его, полетел на пол.
— Так я и думал – произнёс Гарольд, ложась обратно на подушку – дурачок.
Эти слова, в общем, не обижали Мэйсона, ему даже нравилось иногда, когда над ним смеялись.
Мальчик помог Гарольду одеться и принёс новый поднос.
— Садись – предложил Гарольд ему, когда тот поставил перед ним тарелку превышающую норму витаминов и белков, необходимых юному королю.
— Что, простите?
— Садись, Мэйсон, садись пожалуйста. – повторил он показывая на стул напротив маленьким ножиком.
— Но, ваше величество, я не могу…
— Ох, Мэйсон! – воскликнул Гарольд, кладя нож и вытирая рот салфеткой – Я приказываю тебе сесть и позавтракал со мной, это приказ, ты не можешь не выполнить его!
Мэйсон покорно сел. В этот момент находиться с Гарольдом в одном помещении, завтракать за одним столом ему было невыносимо. Он чувствовал себя шутом, которому сказали выйти на сцену голышом. Почему же это приятное утро было ему так в тягость? Ведь Гарольд был его другом, близким другом теперь.
Гарольд заметил, что Мэйсон совсем не ест и ведет себя не как обычно: все его лицо вдруг стало очень грустным, тело обмякло, даже одежда, казалось, была больше обычного и свисала до самого пола.
— Что с тобой, Мэйсон? – спросил он.
Мэйсон не ответил. Тогда принц повторил свой вопрос.
— Я не голоден – промямлил Мэйсон.
— Ну же, Мэйсон, дружище… дело же не в этом, да?
Мэйсон опустил глаза еще ниже.
— Пожалуйста, я хочу быть кому нибудь другом, настоящим, понимаешь?
Мэйсон понимал.
— Все, что я делаю – это заставляю тебя делать за меня кучу вещей и никогда даже не благодарю тебя. Мэйсон, на самом деле, я очень дорожу тобой и всем, что ты делаешь для меня. Не представляю, как бы я сам чистил свои доспехи..
Тут Мэйсон хмыкнул с улыбкой что-то невнятное.
— Мэйсон, позволь сегодня мне быть твоим слугой. Ну или помощником. Я могу принести тебе воды или отнести важные бумаги, куда захочешь. Я даже готов одеться как деревенщина.
Мэйсон улыбнулся, его глаза оживились.
— Гарольд, ваше величество, вы лучший сын короля, лучший наследник, какой есть у этого королевства.
Через минуту недолгого молчания, мальчики скрепили момент объятиями.
В эту минуту в комнату вошли. Это был король Иллидарии, Элиот, отец Гарольда.
— Что происходит?
Мальчики отпрянули друг от друга.
— Пап, доброе утро! – сказал Гарольд.
— Вижу, что доброе…- произнёс король Иллидарии с некоторым напрягом.
После этого Король Элиот удалился, не сказав, зачем он заходил.
— Так..я пойду – Мэйсон покраснел.
Мэйсон начал уходить и услышал слова Гарольда:
— И не забудь постирать мою одежду!
— Дэвид? Ты думал о маме?
Ответа не последовало.
— Дэвид?
Мэйсон напрягся, он прошёл по коридору, повторяя имя брата.
— Дэвид! Ты здесь?
Он медленно подошёл к двери, ведущей в комнату Дэвида, та со с скрежетом отперлась, хоть и не сразу. Перед Мэйсоном появился окровавленный труп Дэвида.
Мэйсон с ужасом взглянул на брата, хотелось кричать, но он не мог, в ушах звенело и темнело в глазах. Он подошёл поближе, и кипящая, теплая слеза упала на торчащий из живота Дэвида нож.
Мальчик выбежал из дома.
— Почему? Боже, почему все вокруг умирают? Чем им там нравится больше?
Он бегал в истерике, крича проклятия на весь мир.
— Я останусь один на Земле! — воскликнул он и упал на разогретую солнцем, смягченную дождями почву.