Вернувшись с собрания, он сразу полетел к Девочке, сел не на перила кровати, как обычно, а сразу на постель и только собрался страшно заорать, как Девочка включила ночник и села в кровати, обхватив руками коленки, она уже ждала его.

— Привет, — сказала она. — Ты голодный?

— Я страшный и ужасный, — обиделся Удя и отвернулся. Он так сидел долго, а когда повернулся, увидел, лежавшее рядом с ним красное яблочко.

— Что такое?! — возмутился он.

— Угощайся, — сказала Девочка. — Это тебе.

— Я не ем яблок, — гордо сказал Удя и оскалил острые зубы. — Я пью кровь маленьких девочек, а они кричат и плачут!

Но он все же подошел к яблоку поближе и потрогал кончиком крыла.

— Разве что попробовать, — сказал он. — И откусил большой кусок.

— Ум-м, у-у, ня-я, — речь его стала невнятной. — Впрочем, очень даже ничего, — сказал он, съев яблоко целиком, вместе с сердцевиной. Но тут ему стало стыдно, что он так легко поддался на угощение, что он тут же вспорхнул на своих крыльях и, не говоря ни слова, полетел к себе в логово.

Он забился в угол, закутался в черные крылья и заснул. Днем ему спалось плохо. Ему снились яблоки. Сочные, румяные. Они висели прямо на деревьях. Их было много-много, целый яблоневый сад. Девочка рвала их с деревьев и протягивала ему. «Хочешь?» — спрашивала она. «Возьми. Они сладкие». Удя ворочался во сне и даже поскуливал.

Ночь четвертая.

С наступлением ночи Удя вылез из норы и приготовился показать все самое лучшее на что он был способен, а значит самое страшное и ужасное. Он вспорхнул и стал кружить по комнате невидимой в темноте тенью. Только слышался клекот, зубовный скрежет и легкие завывания. Это было очень страшно. Любой бы испугался. Даже взрослый. Удя чувствовал себя в ударе. Он переворачивался в воздухе, шурша крыльями, таращил свои глазищи в темноту, от чего те начинали светиться и были видны как два красных огонька.