Бросить все я не могу и нежности подарить не могу. Я уже около дома поздней ночью. А она лежит, уснув, словно в клубок свернута. У меня нет сил. Я падаю в одежде бессильно на кровать. Спать, надо спать…

Агентка Пустоты

День шел необыкновенно легко и ломко. И он не был скрыт пеленой снов. Открыт для всех окон. Шелком шью кружево моего дня. Он так холоден — также, как холоден и я. Как холодна серебра звезда, по неровным линиям растекается боль в мир, и ты изменить этого не в состоянии. Приглядываю за небольшим солнышком, в ожидании судьбы. Теряю счет в эти дни. Кричу своему протяжному сознанию — дыши. И я следую за волной мглы. Каждый шрамик что-то, что помнит сила. Я один такой, или я — полмира? 

Знаешь, ропот такой холодный, взводный гул обостренный, мир такой посторонний. Со временем перестает пахнуть кровь. И мертвое тело для тебя становится пустым — для тебя уже не существует человека, нет существа света. Так больно открыть глаза после вчерашнего — увидишь, как мир разрушается. Но это не печально: побывав тем, кем я есть, я рисковал бы остаться в вечном одиночестве. Да как там, ген «C» (называемый биологами геном Бога) — я рисковал прожить сто лет с лицом ребенка. Война закончилась уже как десять лет — мне двадцать шесть, а на вид и четырнадцать не дать. Сколько легенд о ребенке-убийце, и страх только за одно воспоминание. Что же за влечение ребенка к смерти? Я им не прощу, ублюдкам, смерти матери… И если хотите знать, что глобальной войны сейчас и нет, действия все равно ведутся… Я видел вырезанные города, подбирал полумертвые тела птиц, пытаясь влить в них жизнь.