Моё самое раннее воспоминание — как папаша, забравшись на кровать, подымает меня к потолку. Я, пятилетний, хихикаю от восторга взахлёб и раскидываю руки. Комната с высоты видна вся-вся. Это совсем не то, что плутать среди гнутых ножек столов и стульев, засматриваться на резные верхние полки и мечтать об их сокровищах. Сейчас я — сверху. Всё здесь мне подвластно, потому что всё видно.
Ну вот, опять. Замечтался и свернул не туда. Где же булочная? Жена уже, поди, к обеду ждёт… Эх, голова я садовая! И улица-то незнакомая. Что там в переулке, не блошиный ли рынок? Любопытно! Что ж, в воскресный день лишний часок прогуляться не грех.
Это только поначалу кажется, что ничего тут не высмотреть, кроме старенькой медной утвари, линялых платков да растрёпанных книжонок. Я знал, что нужно зайти чуть подальше: тогда найдутся альбомы и письма, сохранившиеся с начала века, астролябии и медальоны, шкатулки а-ля ампир и флаконы духов, какие могли бы принадлежать императрице. Не собираясь ничего покупать — однако же, вдруг? — я жадно глазел на пёстрые, блестящие и узорчатые предметы старины и не мог насытиться.
— Чем интересуетесь, почтенный? — проскрипел рядом со мной голос. Ко мне обращался некто в потёртом до серости чёрном пальто. Из-под мятой гармошки, когда-то бывшей цилиндром, живо блестели тёмные глаза. Я слегка растерялся под изучающим взглядом. Казалось, не он спешит мне услужить, а я должен ему поклониться. Но ощущение пропало, как только он расплылся в подобострастной улыбке:
— Вижу, у вас имеется вкус на редкости, юноша… — Я обрадованно закивал. — Сделайте милость, пройдите к моей скромной коллекции. Кажется, у меня завалялось именно то, что вам нужно. Даже если вы сами этого не знали…
Протиснувшись дальше по ряду, туда, где переулок сужался и становился темнее, мы подошли к невзрачным ящикам.
О! Как обманчива была их наружность! Грубые доски скрывали рулоны гобеленов с золотыми нитями, загадочные тома на латыни, ларцы с гербами и вензелями — осколки чьей-то родовой истории, прикосновение к великим людям. Как только могли они оказаться здесь? Инкрустации, резьба и вышивка — я любовался ими, ощущая благородство в каждом изгибе, а потому вздрогнул от неожиданности, когда в скрюченных пальцах мелькнул оплавленный подсвечник со странно тёмным огарком, а затем несколько кривых трубок и колб из красного стекла. Но даже это зрелище доставило мне удовольствие. Нет, я не пожелал обладать этими горделивыми вещами, а хотел лишь упиваться ими, переживать и представлять себе их истории — бесконечно!
Старьевщик наблюдал за мной своими глазами-угольками. Один взмах руки — и пёстрый хоровод померк. Я растерянно моргал, возвращаясь в действительность.
— Я знаю, знаю, что вам предложить! — с этими словами он вытащил ещё один ящик и пинком сбросил крышку. — Ага! Вы только полюбуйтесь.
В его руках трепетало что-то бесформенное, вроде мешка. Тяжёлая ткань напоминала шёлк, только уж больно засаленный. В буроватой расцветке угадывались выцветшие и размытые узоры.
— Воздушный шар в миниатюре? — попробовал угадать я. Старьевщик прищёлкнул пальцами:
— В яблочко, почтенный! Однако это не просто воздушный шар. Это Шар Грёз.
— Что бы это значило?
— Что толку говорить о грёзах, когда их можно испытать! Примеряйте его. Совершенно бесплатно.
Грязноватая ткань не внушала доверия, но любопытство во мне победило. Старьевщик расправил шар и накинул мне его прямо на голову. «Грабят!» — пронеслось у меня в голове, я зажмурился, а когда открыл глаза, то увидел двоих разбойников, вооружённых до зубов и корчащих рожи. Но — потеха! — одеты они были так, будто сошли с театральных подмосток спектакля, который я видел в детстве. Нелепые пистоли с раструбами годились разве что в музей. Не грабители, а шуты гороховые! По их лицам то и дело пробегали цветастые пятна: точь-в-точь узор на шаре, как будто его осветили волшебным фонарём.
Скрюченные пальцы легли на красочную поверхность, и шар был снят. Передо мной снова был переулок и цепкие глаза под комканным цилиндром.
— Сколько? — дрожащим голосом спросил я, хватаясь за кошелёк…
Вновь выйдя на широкую улицу, я поспешил домой. Какой-то мальчишка увязался следом: «Дядь, покажи игрушку!». Пришлось упрятать покупку под сюртук. Так я вернулся домой, совершенно забыв о хлебе, и на вопросы супруги развёл руками. Лишь к ночи, когда она уснула, я достал и опробовал шар.
Наша убогая кухонька — жили мы, как и многие молодые семьи, скромно и скучно, — приобрела волшебное очарование. Едва я успевал подумать о чём-нибудь занятном, как оно воплощалось во множестве подробностей. Расписные ложки попрыгали на праздничное блюдо, торжественно выплывшее из глубин буфета, затанцевали на нём, пока оно описывало виражи вокруг кастрюль. Ножи затеяли нападать друг на друга, словно дикие носороги. И эти милые узоры всё кружились, кружились так сладко… Тут мне стало немного дурно, и шар пришлось снять.
Проморгавшись, я кое-что заметил. Ложки будто бы лежали не на своих местах, а вон тот нож — с чего бы ему тонуть в корыте? Что если… Что если мои фантазии с помощью шара можно не только смотреть, так сказать, вживую, но и в какой-то мере воплощать! Иначе говоря, то, что я сумею увидеть — то будет мне подвластно.
С мальчишеской страстью я принялся за опыты. Всё больше свободного времени проводил я внутри своего шара. Однажды пришло мне на ум то самое воспоминание детства. Я постарался представить себе комнату сверху… И это удалось! Я парил в разноцветных переливах, невесомый и блаженствующий, представляя себе всякие чудеса. Открывая мысленным усилием верхние ящики нашего старенького шкафа, куда давно никто не забирался, я ощущал себя первопроходцем.
Вдруг что-то ткнулось мне в пятку. Оборачиваюсь — и ничего не вижу. Стащил свой волшебный мешок с головы, гляжу — моя благоверная держит швабру и с негодующим выражением пытается меня согнать из-под потолка. Впрочем, глазел я на неё лишь долю секунды, а потом рухнул с высоты, лишившись подъёмной силы.
— Ох! Дорогой, но я звала тебя, а ты не откликался, — принялась оправдываться супруга. — Если ты хотел провести ревизию в шкафу, не проще было бы взять стремянку? — озадаченно добавила она, глядя на выдвинутые ящики. Взаправду выдвинутые.
Из-за этого ли случая, из-за того ли, что мы теперь едва проводили вместе время, но отношения мои с женой несколько охладели. Она стала пропадать у подруг, я же всецело погрузился в свои занятия. Но в один из вечеров…
— Милый, в воскресенье мы отправляемся на ярмарку. Там будет выставка авиаторов. Не спорь! Я должна представить тебя своему новому знакомому. Он славный, тебе понравится.
Авиатор мне не понравился. Он стоял у кромки поля спиной к зрителям, подбоченясь, и разглядывал крепления своей деревянной птицы, как будто ничего больше не существовало. Но на оклик моей супруги повернулся. Скоро ей надоели наши вежливые расшаркивания, и она упорхнула к своим товаркам, оставив меня в неловком положении. Авиатор глядел чуть свысока, на его загорелом лице было написано желание поскорее вернуться к возне с машиной.
— А ведь я тоже в некотором роде летатель, — брякнул я, чтобы развеять молчание.
— Небо зыбкая стихия, более зыбкая, чем море, — ответил он. — Невозможно летать «в некотором роде». Если поднялся в лазурь, то уже не выйдет отступить, пока не приземлишься. На мгновение выпустил штурвал — всё, погиб! Только и следишь, чтоб не рыскал и не задирался нос. Это не игра, не ремесло, а целое искусство…
«Каков зануда,» — подумал я. А вслух заявил:
— Позвольте продемонстрировать вам лёгкий и непринуждённый способ полёта, каковым я владею. Извольте: невзрачный мешок превращается…
Натянув своё таинственное приспособление на голову, я как можно более живо представил чувство парящей лёгкости, а заодно изобразил в воображении авиатора глядящим в изумлении снизу вверх. Всё это в точности я немедленно увидел перед собой, после чего так же аккуратно обрисовал себе приземление. Когда я снял шар, то на лице моего оппонента было именно то удивление, с которым я его себе представил. Каково, а?
— Вы меня заткнули за пояс, — наконец нашёл он в себе силы заговорить. — Такой феномен мне абсолютно не знаком. Вот что: обратитесь к нашему главному инженеру. Он там, под навесом… Старик — первопроходец авиационных дел. Возможно, с ним вам будет, о чём поговорить.
Старый инженер оказался ещё более важным, нежели его питомец. Поглаживая окладистую бороду, он заявил мне:
— Безусловно, некоторую, э-э, подъёмную силу фантазмы иметь могут. В конце концов, и монгольфьеры когда-то были лишь выдумкой смелого ума. Однако при отсутствии действительного источника энергии лобовое сопротивление быстро превзойдёт экранный эффект и… Кхм! В общем, подобный механизм для реальных полётов не приспособлен. Поверьте моему опыту, молодой человек, это — игрушка, и вам не следует относиться к ней всерьёз. Если вы действительно увлечены мечтой о небе, а не пытаетесь произвести впечатление…
— Разве вы не видели? Этот шар работает взаправду! — перебил я его. — Если позволите, я готов соревноваться с этим вашим фарманом, бипланом — неважно. Я докажу, что мой метод не менее, а даже более эффективен, что он может буквально всё!
— Молодой человек!
Но я уже бежал обратно на поле.
— Мы будем соревноваться! — выпалил я на бегу. Авиатор, уже садившийся в машину, удивлённо поднял бровь:
— Неужели старик дал добро?
— А зачем? Вот увидишь, я поднимусь выше… Значительно выше!
Глубоко вдохнув, я погрузил голову в шар. Успокоиться. Вообразить полёт как можно ярче. Поначалу было, как всегда, душно. Даже завидно стало: летатель-то глотал полной грудью свежий ветер. Кто-то кричал мне, но я уже не разбирал слов. Все они оставались внизу.
Набрав некоторую высоту, я огляделся. Вон нарядные зрители, группа дамочек так и подпрыгивает — не моя ли супруга меня поддерживает? А может, не меня, а того, другого? Где же он? Едва успел разогнаться и оторваться от земли! Нет, не соперник ты мне, авиатор!
Так я висел, расслабившись и наслаждаясь удивлением толпы. Но вдруг зрители повернулись в другую сторону. Летательный аппарат всё-таки добрался до моего уровня и теперь неспешно закладывал вираж. Как бы обогнать его? Я представил, будто зрители стали размером с муху. Странное дело: хотя они тут же стали меньше и все уместились передо мной, я всё же мог мысленно приблизиться и разглядеть каждого, а значит — о каждом что-нибудь эдакое вообразить. Какова власть, а? Тут же меня потащило вверх. Авиатор не отставал. Медленно, упрямо он поднимался следом.
— Отвяжись! — крикнул я. — Смотри: я поднимаюсь так высоко, что вижу окрестные сёла, как на ладони. Пусть река станет как нитка, а ярмарка — с ноготок!
Шар послушно раздулся, и вот я уже видел и деревеньки, и ярмарку. Цветные домики и павильоны словно выполнил с немалой точностью часовой мастер. Да, в моём шаре они выглядели просто диковинными игрушками. Что сотворить с ними? Пожелаю — пущу в пляс, охвачу пожаром, вознесу на вершину горы… Стоит только представить — и воплотится.
А деревянная птица всё не сдавалась, хотя соревнование, очевидно, было для неё закончено. Меня это раззадорило. Каков гордец, не желает признать своего поражения! Дай-ка, проучу!
— Сломайся, крыло! — и я представил себе надрыв, хруст, летящие щепки… Представил изо всех сил, но картинка не сложилась. Ничего не произошло! Это что же — и на меня самодовольный летун ухитрился произвести впечатление? А может, он слишком жизнелюбив, слишком стойкая в нём тяга к небу, чтоб сила мысли могла сломать его?
Нет, шалишь! Я охвачу своим взглядом всю землю. Всё, что внизу, будет пленено в мой фантастический шар, в мой хоровод таинственных узоров. И верно: вся страна уже подо мной, словно на карте. Вся она удерживается волшебной сферой, отдающей предметы во власть моих грёз. Переливчатой плёнкой, словно заключённая в мыльный пузырь, укрыта планета — она в моём подчинении.
Но упрямо ползёт, медленно поднимаясь, едва заметный самолёт.
Сломайся, крыло! Нет, всё тщетно — он продолжает ползти. Тогда сделай меня ещё сильнее, шар, подыми ещё выше! Пусть уместится на моих руках всё сущее, а с ним и жизнь глупца-авиатора, вздумавшего тягаться с повелителем непознаваемых сил. Ведь я отныне вижу себя не простым смертным, я поднялся на престол небывалых высот.
Расширься ещё, шар! Я — подчинитель стихий. Я — властитель вселенной.
Я — божество!
.
.
.
Бабах.
Еще почитать:
Глаза цвета карамели — Глава 3. Судьба
Колизей — 17. Переподготовка зла, или что то новое
Странный гость — Странный гость.(Часть 2)
Музыка с кладбища
«
»
