— Посыл я уловил, Марк Германович, но ошибки сделали не только мои родители, я тоже в отместку бросил им пару ласковых, от которых мама начала рыдать, а отец сначала влепил пощечину мне, а потом пошел и додал сверху маме. Я попытался вмешаться, но меня отбросило новой волной ударов под дых. Отец был в ярости от услышанного. Я понимал, что не должен был произносить этого вслух и выдавать секрет мамы ему, но не получилось, мной будто бес овладел, я хотел причинить им столько боли, сколько не получал ни один человек за всю жизнь — облегченно выдохнул Женя, словно исповедался своему пастору и признался в содеянном.
Он ужаснулся от услышанного, Марку не нужно было конкретики в описаниях Жени, он прекрасно понял, что именно тот сказал отцу и матери, что отец пришел в ярость, а мать впала в истерику. Не ему быть судьей мирским порокам и грехам и он уж точно не святой, но бить жену нельзя было, а уж тем более ребенка, пусть даже не своего. Дети всегда должны оставаться непрекосновенными, ведь аргумент здесь только один: «Они дети». Это истина, которую пора усвоить каждому, и даже если бы родители или люди клялись на библии или конституции о том, что ребенок непрекосновенен, клятвы имели прекрасное свойство быть нарушеными, а вот если бы по достижении определенных лет человеку врезали бы чип с установкой на охрану детей или же билось какое-либо высокотехнологичное тату на сердце, которое за невыполнение условий прожигало бы в сердце дыру, это бы возымело нужный эффект.