Была ночь. Тихо, мирно блестела луна в воде, и единственное, что нарушало тишину, были два голоса, беспокойно перебивавшие друг друга, вдыхавшие и выдыхавшие, словно захлебнувшиеся.
— Я не могу тебе этого сказать – грустно проговорил он.
— Но почему? – она заглянула в его упущенное лицо – Мэйсон, я люблю тебя!
Он с некоторой злобой отвернулся от нее.
— Я люблю тебя…больше всех на свете, Беатрис, как же ты не видишь?!
— Ну вот – она обняла его, а он заплакал.
Беатрис упала на пол и ее тело моментально остыло, маленькая струйка крови текла из ее рта. Мэйсон посмотрел на нее. Потом заплакал снова. Его слезы капали на лужицу из крови и расплывались в ней. Он был не в силах звать помощь или даже взглянуть на ту, которую любил так давно, на ту, которой все рассказал…
Мэйсон просто ушел, оставив ее лежать на холодном полу башни, где они столько раз виделись. Он не хотел звать на помощь, да это и не нужно было, предсказание сбылось, он это знал.
Было лето. Мэйсон ощутил миллионы капель дождя вокруг себя. Шел золотой дождь. Раз в год в королевстве Иллидарии проходил золотой дождь – знак того, что скоро можно будет увидеть золотые деревья и собирать урожай. Он шел домой, зная, что его там ждет.
Он вошел в дом, стараясь, чтобы его не услышал старший брат.
— Мэйсон! – раздался дикий вопль из кухни.
Мэйсон молчал.
— Она мертва! Придурок! Она умерла из-за тебя!
Дэвид был братом Мэйсона, хотя он ни разу за все 17 лет, что они жили вместе, не назвал его своим братом. Дэвид был рыцарем, у него было полно друзей, которые всегда издевались над Мэйсоном. Когда ему было всего десять лет, пятнадцатилетние дружки Дэвида с ним самим напились в таверне, сказав, что им по двадцать, они завалились в дом к полуночи, мать выгнала их и сказала им ночевать в сарае за домом. Дэвид взял Мэйсона и своих приятелей-рыцарей и сказал, чтобы Мэйсон освободил им лучший загон. У матери Мэйсона и Дэвида было два мужа, второй был корыстным бароном, Дэвид был его точной копией, когда он уезжал, купил четырех коров и быка, чтобы жене и детям было, что есть и чем зарабатывать. Нелли, так он назвал корову, которую подарил персонально своему сыну. Мэйсону он не подарил даже камня. Дружки Дэвида решили позабавиться и объявили, что нигде, кроме загона Нелли, они спать не собираются. И Мэйсону пришлось выгонять самую злую, огромную корову из загона. Тогда она его сильно потрепала, но он не злился на Дэвида, хотя тот всегда заставлял его делать самые неприятные вещи и выполнять самые мерзкие поручения.
Сам Мэйсон был слугой. Его мать и отец были высокопочетаемыми слугами у короля и королевы, теперь он был слугой их сына, Гарольда, он был другом Мэйсона, но не близким. Эти королевские дети всегда чем-то заняты. Гарольд нравился Мэйсону, ему казалось, что с каждой минутой, которую он проводил радом с ним, он сам становился лучше. Они часто болтали обо всем на свете, но потом Мэйсона уводили и Гарольд оставался один. На тот момент Гарольду было восемнадцать лет. Осенью ему исполнится девятнадцать и он станет занимать более значимую роль в жизни королевства, а это значило, что он будет проводить больше времени на троне, а не с Мэйсоном.
— Ты, чертов идиот, — не унимался Дэвид – она умерла из-за твоей глупой увлеченности!
— Это не была глупая увлеченность! – возразил Мэйсон – я любил Беатрис, и до сих пор люблю ее. Мама знала это, она знала о проклятии, она все знала…
— Ты тоже знал, что если ты полюбишь девушку и скажешь ей об этом, мать умрет, и девушка, та несчастная, которой посчастливилось заколдовать твое сердце тоже умрет!
— Она сказала, что будет лучше, если я поговорю с Беатрис, ее собирались выдать замуж…
— Она сказала! Эта старуха уже ничего не соображала!
— Не называй ее старухой! Она была совсем не старой. Она же любила нас!
— Она работала, а теперь, что мы будем делать? Ты умеешь, может быть, лепить глинянные вазы, расписывать их и продавать?
— Нет
— А мать могла это делать, но ты оказался слишком большим единоличником, ты решил, что ей лучше будет в аду, чем здесь
— В аду и правда лучше, чем рядом с тобой… – пробубнил тихонько Мэйсон.
— Ты что-то сказал?
Мэйсону захотелось уйти из этого дома, он не мог больше выносить своего брата. Именно, сейчас, он называл его братом, хотябы даже в мыслях, потому что он знал, что больше они не увидятся.
Внезапно дверь распахнулась, подул сильный ветер с каплями золотистого дождя. Мэйсон быстро выбежал на улицу. Он окаменел, увидев перед собой девушку, ту девушку. Беатрис, его милая Беатрис стояла перед ним, вознеся руки к небу. Что она делала? Она не молилась, нет, это было другое. Но ведь Беатрис умерла — пронеслось у него в голове — так было сказано в древней записи, девушка, которую полюбит Мэйсон, умрет, а с ней и мать его.
Но сейчас Беатрис стояла здесь, перед ним, целая и невредимая. Но как же ей это удалось, ведь люди не умеют воскресать…только если они не..
— Ты колдунья!… – Мэйсон отпрянул.
Она продолжала держать руки наверху и что-то шептала.
Мэйсон хотел бежать, но что-то удерживало его.
Он обернулся на свою возлюбленную. Странно, но она больше не была той милой горнишной которая ему так понравилась, она была другой, лицо было сердитое, вены на висках пульсировали, зубы были неестейственно белые, а все ее тело…оно было не ее телом, нет, это было большое, почти мужское тело, одетое в платье. Это была уже не Беатрис, это была колдунья.
Произнеся последние слова какого-то непонятного заклинания на чужом для всех языке, колдунья, истощенная, упала на землю. Мэйсон продолжал лежать на том месте, куда его отбросило. Тут, с диким криком, почти сумасшедшим, он понесся прочь он нее. Он толком уже и не понимал от чего бежит, но он знал куда он хотел попасть, в комнату своего друга, в комнату Гарольда