Последняя нота редких духов Последняя нота редких духов. Глава 1

Мне снится – я тебя уже любил

Мне снится – я тебя уже убил

Но ты воскресла в облике ином,

Как девочка на шарике земном

В изгибисто наивной простоте

У раннего Пикассо на холсте.

И попросила, ребрами моля:

«Люби меня», как «Не столкни меня»

Я тот усталый взрослый акробат,

От мускулов бессмысленных горбат,

Который знает, что советы – ложь,

Что рано или поздно упадешь.

Сказать мне страшно: «Я тебя люблю»,

Как будто выдать: «Я тебя убью».

Ведь в глубине прозрачного лица

Я вижу лица, лица без конца,

Которые когда-то наповал

Или не сразу – пыткой – убивал.

Ты от баланса страшного бела:

«Я знаю все. Я многими была.

Я знаю – ты меня уже любил

Я знаю – ты меня уже убил.

Но шар земной не поверну я вспять:

Люби опять, потом убей опять»

Девчонка ты. Останови свой шар.

Я убивать устал. Я слишком стар.

Но шар земной ножонками гоня,

Ты падаешь с него: «Люби меня!»

И лишь внутри – таких похожих!

— глаз: «Не убивай меня на этот раз!»

Евгений Евтушенко

-Интересно, конечно, полюбоваться на эту дамочку вблизи… — Лесли Райс крутил в руках чудесную куклу, явно, ручной работы в пышном парчовом платье очень яркого золотисто-огненного цвета, украшенном черными кружевами. Ее настоящих волос темные локоны были собраны в замысловатую прическу, увенчанную великолепным украшением из шелковых черных цветков, переливавшихся, будто, росинками, сверкающими стразами. Она мягко улыбалась, эта кукла. Чуть кокетливо, подобно юной, еще не очень опытной барышне, но очень мило и искренне. Не столько губами, едва тронутыми красной краской, сколько темно-серыми глазами. Такими живыми, что от них трудно было оторвать взгляд…

-… но чертовски далеко ехать! — добавил он. — Как, ты говоришь, называется усадьба?

Он был очень красив, этот Лесли! Высокий, под два метра ростом, с выразительным, порой совершенно детским взглядом серых глаз, обрамленных пушистыми ресницами, с правильными чертами лица и густыми темными волосами отросшей стрижки. Но даже их неухоженный вид, как и трехдневная щетина нисколько не умаляли привлекательности актера. Статный, с прекрасной осанкой и широкой «голливудской» улыбкой, он с легкостью смог бы уложить к своим ногам сотни и сотни поклонниц, что, собственно, и происходило. Только вот самого Лесли это не волновало. Во всяком случае, всерьез. Помотаться с рюкзаком и любимым псом по саванне, в дебрях Амазонии или в горах Китая – вот, что Лесли любил больше всего на свете после игры на сцене и съемок в кино…

-«Бузина»… — пробормотал Филип Дюррент. – Положи куклу на место, будь добр, и поаккуратнее с прической… Она чертовски дорогая!..

-Не сомневаюсь! – усмехнулся Лесли, но отправил игрушку на заднее сидение, к большому, пышному букету ярко-желтых роз. – Лиза Эйприл… Лиза Эйприл… Странное имя, не находишь?

Лесли закурил и приоткрыл окно.

-Нет, не нахожу… Говорят, она из России.

-А имя?

-Изменила. Впрочем, как я понимаю, только фамилию… Куда удивительнее то, что она прячет свою внешность. Церемония вручения Оскара, а она в темно-синем и густейшей вуали. Или в огромных темных очках… Впрочем, явно молода – лет тридцать и фигурка ничего…

-А по-моему, полноватая… — заметил Лесли.

-О таких говорят – аппетитная! – усмехнулся Филип. – Впрочем, даже на такой термин не тянет. Просто кости не торчат… Хватит уже об том! Болтаем тут, как две бабы, обсуждаем… А эта Лиза Эйприл, между прочим, считай, преподнесла мне Оскара на блюдечке! Ибо такую роль испортить просто невозможно. Настоящий подарок для любого актера – сама выводит на игру… Я упивался ею, иначе не скажешь! И даже то, что сама история завуалирована сказочным антуражем, нисколько не сбивает с толку. Лучше в моей карьере вряд ли будет…

-Ну, это еще посмотреть… Реалистичная сказка, надо сказать! – заметил Лесли. – Я, вот именно, не ожидал. Особенно, когда еще только начал читать сценарий, а следом, и сам ее роман. У нее легкий слог, как говорится… Между прочим, даже на обложках ее книги нет ее фото, как обычно водится. А вдруг она изуродована или больна? Может, поэтому Реджинальд Торн ее опекает, а его женушка до сих пор не затеяла драку?

-Рейди Торн «опекает» мисс Эйприл уже давно, — заметил Филип. – Еще с презентации его книги мемуаров. Тогда забавная вышла история!

-В самом деле? Не слышал. А что такое? – заинтересовался Лесли. – Ты был там?

-Нет. Была моя сестра. Она – страстная поклонница Торна!.. Так вот, после всех приличиствующих случаю речей, Торн вдруг заявил, что одна из его поклонниц сделала видеоролик под его песню. Этим, мол, балуются многие, и видел он таких роликов немало, ему, мол, всегда приятно такое внимание и бла-бла-бла, но этот ролик оставил у него настолько сильное впечатление, что ему очень захотелось найти автора. И вот теперь он очень рад тому, что девушка находится, здесь, в этом зале, но очень смущается выйти на сцену… Мэвис – так зовут мою сестренку — рассказывала, что девушка просто поднялась со своего места, несколько раз кивнула в разные стороны и снова села. Мэвис тоже не удалось разглядеть ее лицо. Только темные волосы… Следом свет потух, Торн показал ролик на экране, а когда лампы зажглись, девушки в зале уже не было. То ли сбежала, то ли сам Торн так захотел… Думаю, с тех пор они и общаются. Слышал еще, что роман она издала, уже переехав сюда, в Британию. Наверное, тоже не без помощи Торна.

Филип, не отрываясь, глядел на дорогу, лежавшую через живописные поля и леса Девона к усадьбе «Бузина» расположившейся почти на берегу моря. Он слегка расслабил давивший галстук, глянул на себя в зеркальце заднего вида, провел рукой по очень темным прямым волосам в короткой стрижке и закурил. Аристократические черты мужественного лица обеспечили актера многими интересными ролями в кино, он был востребован в театре, но роль Торнела, действительно, до сих пор не выходила из его головы. Поклонник Шекспира, Филип вложил в нее некий его дух, хотя, персонаж сам по себе оказался выписан близко к нему, и Филип, и впрямь, откровенно наслаждался работой.

-Саманта Торн, наверное, все же, рвет и мечет! – усмехнулся Лесли. – Сучка еще та!

-Полегче, дружище – она может оказаться на этом празднике! – заметил Филип. – Хотя… думается, вряд ли Торн потащит ее с собой.

-Ты думаешь, у него интрижка с этой Лизой Эйприл?

-Почти уверен! В свое время ни одной юбки не пропускал. Говорят, и теперь, в свои шестьдесят, все еще весьма энергичен и привлекателен для дам.

-Саманты мало?! – прыснул Лесли. – Она же на двадцать лет его младше!

-Ну-у… может, и мало, — усмехнувшись, протянул Филип. – Она, хоть и миловидна, но, сдается мне, абсолютная пустышка. Муж – миллионер, легендарный ударник еще более легендарной группы, «звезда». Несколько домов и поместий по стране, любые возможности… Чего ей еще желать?! Чем она занята?!

-Благотворительностью, например? – предположил Лесли.

-Черта с два! Уж скорее, Торн сам жертвует деньги, не особенно красуясь… Актриса, но не играет, продюсер, но я не слышал о каких-то крупных ее проектах. Похоже, она из породы «зажигалок», рядом с которыми стареющие мужики чувствую себя моложе. А ему, продолжающему карьеру, это, ох, как нужно! Повелся, гордился, что так молода, что поддерживает его, таскается везде за ним. А потом… Мне бы уже до смерти надоело! Впрочем, не мне его судить. А ему, бедолаге, вечно с бабами не везло, как я понял. Две жены до Саманты, дети, а счастья так и не нашел.

-А уж красавчик был! – подхватил Лесли. – Обаятельный такой, веселый… Хотя, мне порой казалось… Что-то было в его глазах…

-Что-то по-детски потерянное? – обернулся к нему Филип.

Дорога была почти пустой, но Филип отвлекся лишь на мгновение.

-Да… пожалуй… Может, поэтому и прятал взгляд за извечными темными очками. Хотя, говорят, с глазами у него проблемы были… Скоро уже?

-Да нет, пара поворотов, как я понял… Что ни говори, а места хороши здесь… Если мисс Эйприл, действительно, писательница, а не просто спичка на один роман, здесь только и писать! – пробормотал Филип, заложив довольно крутой поворот под старомодным указателем в виде широких стрелок на высоком столбе.

-Ты сам-то видел этот ее ролик? – спросил Лесли. – Его еще можно найти?

-Думаю, можно… Да, я видел. И я понимаю, почему Торн оказался так впечатлен.

-Почему же?

-Она… Мисс Эйприл – поправился Филип, — попросту призналась ему в любви.

-Как это? – невольно хмыкнул Лесли. – Подписи какие-то?

Филип так глянул на партнера, что тот невольно посерьезнел и стал разглядывать свои пальцы. Но тут же вскинул взгляд.

-Что там было, Фил??

-Терпеть не могу, когда ты так меня называешь! – резко обрезал тот, снова глядя на дорогу. – Американец! Янки!.. Нет, Лесли, она так подобрала кадры, она так кропотливо подгоняла и синхронизировала на, похоже, совершенно примитивном устройстве не связанные между собой моменты игры Торна на ударных и музыку одной этой песни, она показала его, так редко попадавшего в кадр на съемках концертов и в клипах группы, настолько… привлекательным, настолько… любимым ею, как и на словах-то не скажешь! Ни одна из его жен, видимо, так не смогла…

-Оу!.. – только и вякнул Лесли в ответ. – Надо же…

И было не очень понятно, то ли проникся он словами Филипа, то ли… не очень-то верит им, принимает их…

-Что ж… — Лесли зачем-то поправил пиджак, галстук, — приедем – увидим. Лишь бы накормили вкусно!.. Только что же с таким запозданием Оскара празднуют?

-Оскар – это так, заодно. У мисс Эйприл сегодня День Рождения. И она… это она попросила Торна найти нас и пригласить. Хотела познакомиться поближе, поговорить…

-А чего раньше не соизволила? Ведь бывала же на съемках!

-Ты чего взъелся? – заметил Филип.

-Не знаю… Не знаю! – взвинчено воскликнул Лесли. – Мне с самого начала не понравилась эта идея!.. Любопытство только и толкало. Да ты еще перед Торном распинался: «А как же! Непременно будем, мистер Торн!.. Для вас – хоть звезду с неба, мистер Торн!..»

-Не ври, Бога ради, я такого не говорил! – рассмеялся Филип, стараясь снять напряжение. – Я хочу посмотреть на настоящую любовь, Лесли, если это она. Вот и все…

Лесли уставился на Филипа с удивлением, а потом хмыкнул с совершенно непонятной интонацией.

-Что, Лесли???

Но тот помалкивал, продолжая ухмыляться.

-Да и черт с тобой! – хмыкнул в ответ Филип. – А вообще, она – русская, и у них умеют готовить. Просто и вкусно! Ну, так говорят…

Вскоре Филип свернул на прекрасно утрамбованную гравийную дорогу, плавно повернувшую к утонувшим в зелени буйно разросшегося плюща чугунным воротам, вмонтированным в старинную стену мощной каменной кладки.

-Ого! – воскликнул невольно Лесли. – Вот это да! Да там, похоже, настоящий замок!

-Увидим… — пробормотал Филип и посигналил.

Створки ворот плавно разошлись, и машина Филипа въехала в широкий двор, уютно окруженный все той же стеной, увитой плющом. Сентябрьские сумерки заставили зажечь фонари, светившие из густой зелени, украшавшей двор, клумба посередине казалась не очень ухоженной, но при ближайшем рассмотрении становилось ясно, что ее попросту засадили безо всякой системы и правил всем, что нравилось незадачливому садовнику. Пара мраморных львов премило расположились у закругленной сверху деревянной двери в дом, который оказался лишь похожим на замок. Выстроенный все из того же крупного камня, он имел два этажа и приземистую широкую башню с толстыми зубцами, глубоко утонувшие в стенах окна и светильники в виде факелов у самой двери. Один мраморный лев сидел в выжидательной позе, а другой – совершенно несимметрично первому вальяжно лежал, сложив лапы крест-накрест.

Филип и Лесли вышли из машины и огляделись. Лесли поправил пиджак, а Филип достал из машины подарки.

-Ну, и как тебе? – улыбнулся он, подойдя к Лесли. – Держи!

И сунул ему букет.

-Чудно немного, но мне нравится… Не похоже ни на что и напоминает все сразу!

-Добрый вечер! – голосок прозвенел вместе с распахнувшейся дверью, и меж львов выпорхнула молодая женщина в черном платье, переливавшемся черными и серебристыми блестками составлявшими орнамент. В стиле двадцатых годов двадцатого столетия наряд украшала длинная бахрома по подолу, визуально удлинявшая платье, на самом деле доходившее лишь до колена. Волнистые волосы незнакомка тоже убрала по моде того времени, украсив сбоку сверкавшим камешками гребнем. Длинные черные печатки добавили изящества ее и без того совсем некрупным рукам. А положенное к подобному наряду меховое боа ей заменил бархатистый черный палантин с серебристыми нитями и тоже длинной бахромой, чудом державшийся на локтях.

-Мистер Дюррент, мистер Райс! – воскликнула она и, не дожидаясь, пока гости подойдут к дверям, подбежала к ним и совершенно очаровательно и простодушно улыбнулась. – Я – Лиза Эйприл, и я страшно рада видеть вас у меня в доме!

Но они онемели. Они глазели на Лизу, забыв о приличиях, ибо она, так загадочно прятавшая свою внешность, наводя на подозрения об увечьях, уродстве и, Бог еще знает, о чем, оказалась просто неприлично привлекательна даже в наглухо закрытом платье с девчачьими крохотными «крылышками», заменившими рукава. Лиза может, и имела несколько лишних фунтов веса, но… ее, как некоторые выражаются, хотелось попросту затискать… Так, как никогда бы не пришло в голову поступить с какой-нибудь из модных моделей. Мисс Эйприл нельзя было назвать писаной красавицей, ее нос казался чуть длиннее положенного, ее губы модница решила бы увеличить, но… столько обаяния, столько искренности хлестало из этой женщины, которой куда больше подошел бы эпитет «девушка», что ни Филип, ни даже Лесли не могли глаз от нее отвести.

-О… — очнулся, наконец, Филип, — простите, мисс Эйприл…

-Можно просто Лиза! – еще шире улыбнулась она. – И мне не за что вас прощать… Так здорово увидеть моего Торнела так близко!

«Моего Торнела»… Как выстрел в голову! Из ее уст – особенно… Дюррент кожей лица почувствовал очередную ухмылку Лесли, поднял на него глаза и… лишь пожал плечами.

-…Счастлив, мисс… Я очень счастлив, Лиза, что стал… что мы с Лесли стали для вас неким подарком на ваш день Рождения!.. О, простите!

Он протянул ей куклу, она совершенно искренне ахнула и провела кончиками пальцев по куклиным волосам.

-Как же она хороша, мистер Дюррент! – прошептала она. – Она же… совсем, как живая!

… И каким-то чудом похожа на нее, — подумалось Дюрренту.

-Называйте меня Филип. Пожалуйста! – его слова прозвучали самой настоящей просьбой, и Лиза подняла взгляд от куклы.

-Хорошо!.. Здорово!.. А это тоже мне? – рассмеялась она и протянула ладонь к букету в руках Лесли.

-Да, вам… — пробурчал тот, спохватился и напялил на физиономию великолепную широкую улыбку. – С Днем Рождения!

-Спасибо! Чудесные цветы… Я ведь и люблю именно желтые розы, хотя за ними тянется шлейф грустной приметы о расставании…

И Лиза было прижала оба подарка к себе, но тут, в создавшейся паузе прозвучал шорох шин и вслед за ним – громкий сигнал клаксона. Глаза Лизы немедленно вспыхнули, она без слов сунула цветы и игрушку в руки растерявшегося и едва успевшего подхватить все это Филипа, и бросилась к крыльцу, что бы, забежав в дом, нажать на кнопку открытия ворот. Дюррент и Райс увидели въехавшую в ворота машину раньше ее. Она же обернулась у двери.

-Господи, я же забыла закрыть ворота! – вскрикнула Лиза.

Ее глаза заблестели, засияли.

-Рейди!!!

И она бегом понеслась навстречу великолепному жемчужному автомобилю, огромному, с черной крышей и ослепительно сверкнувшими в свете фонарей дисками колес. Машина резко остановилась, дверца распахнулась, и Рейди Торн поймал Лизу Эйприл в свои объятия.

-Лиза! – громко выдохнул он и прижал ее к себе. – Девочка!..

-Воистину, этот Рейди Торн знает, как появиться! – тихо произнес Дюррент и опустил тяжелые розы головками вниз.

Лесли лишь качнул головой и усмехнулся:

-Теперь я понимаю, почему Торн прятал ее внешность за «глухими» нарядами и темными очками в пол лица… Особенно, от женушки…

-Ты ведь останешься сегодня? Сможешь? – тихонько произнесла она, когда Рейди отпустил ее и направился к гостям поздороваться.

Ее глаза так сияли ему в душу! И Рейди не знал, что ответить, чтобы не обмануть, ибо не знал точного ответа. И тогда он сжал ее ладошку и одними губами, упрятанными в седые усы и бородку, прошептал:

-Я обожаю тебя!

И, все еще держа Лизу за руку, он широко улыбнулся и протянул другую руку Дюрренту и следом Лесли.

-Привет, ребята! Спасибо, что выбрались! Очень рад видеть вас здесь!

Даже в свои шестьдесят Реджинальд Торн привлекал взгляд и откровенно излучал обаяние огромными, по-прежнему просто нереально красивыми ярко-голубыми саксонскими глазами. Седой, давно потерявший стройность фигуры, Рейди… Он был «звездой», вот и все! Из тех, что невольно притягивают взгляды даже в толпе непринужденными манерами, словно, и не способным растеряться взглядом и абсолютным отсутствием желания кому-то что-то доказать. Таких, как Рейди, нисколько не беспокоит мнение окружающих об их внешности, ибо, они выглядят ровно так, как чувствуют себя. Они и творят абсолютно так же, но только с полной отдачей всех своих сил, всей своей души. И тогда уже никто, как бы ни упрямился, не может не признать – тут нечего думать, тут только чувствовать и восхищаться! А остальное, любая критика – лицемерная, завистливая ложь… И Рейди… Он просто есть! Вот такой.

Дюррент знавал в жизни множество известных, заслуживших всяческий почет и восхищение людей – замечательных актеров и актрис, драматургов, художников. И многие из них были добры и великодушны, умны и мудры, одарены всячески. Дюррент был счастлив таким знакомствам! И он видел, много раз в жизни ощущал на себе, как эти его знакомые, точно, брали за руку, а то и хватали его за шкирку, что бы указать правильный путь ему, одаренному, но еще такому неопытному в те времена мальчишке… Рейди Торн, он был другого сорта. Он никого и никуда не тащил, он сделал себя сам и был этому рад, он несся по жизни с идеями и амбициями, загребал своими удивительно красивыми руками море оваций, славу, деньги, женщин, упивался своей жизнью, дружбой с другими участниками группы… Ничего общего с теми, кому всегда отдавал предпочтение в общении Дюррент. Но… да, есть люди тянущиеся к свету, ко всему лучшему, что есть в мире и в человеке, ведущие за собой других своими творениями! И есть те… кто сам излучает свет. И все! Больше ничего! Ты можешь совершенно искренне осознавать, что их нечем измерить – никаких званий никто им не давал – но сияние, исходящее от них, непобедимо. К ним тянет сильнее магнита, на них любуешься, не отрываясь, и прощаешь абсолютно все. Хотя, и грехи-то их просто смешны, ибо нет в них зла, нет зависти, подлости, трусости. Только свет… Таким был Рейди Торн, чьи глаза, ставшие среди женщин не одного поколения легендой, на очень многих фото оказывались странно печальны. Словно, он понимал, что надо улыбнуться, но… не мог… Глянешь на такое вот его фото и кольнет – неужели все не так?! Неужели этот свет может когда-нибудь погаснуть?.. Ведь это сила, на которую опираешься, это обаяние, держащее на плаву, это улыбка, от которой у тебя самого рот растягивается до ушей совершенно непроизвольно…