Его правое колено ударило о железный берег ванны. Он зажал предплечье зубами сильней, но в этот момент он не чувствовал боли.

Я должен увидеть, что я натворил. Я знаю, чем в любом случае это закончится, но я должен это увидеть.

Он открыл веки. Зубы его стиснулись ещё сильнее. Его голова пульсировала болью, словно то синее пятно на дереве. Кровь потекла по руке и начала капать на и так уже залитый кровью пол. Кровью девочки со сломанной шеей, переломанным носом, разрезанной щекой до уха и с коленом, выбитым в другую сторону. Тусклый желтый свет освещал её впавший в яму серый глаз, смотрящий прямо на Питера. Кровь из его прикушенной руки уже лилась из неё маленькими ручейками. На этот раз Питер закричал, но слышно было только мычание.

Он развернулся и бросился прочь отсюда. Прочь из туалета. Прочь из дома. Прочь из города. Прочь из жизни.

Питер, выбежав сначала из туалета, а потом из квартиры на лестничную площадку он побежал по ступенькам вверх. Звук полицейских машин выл всё ближе и ближе. Через 5-10 минут они должны быть здесь. Но они не смогут мне помешать. Он добежал до входной двери на крышу. Дёрнул за ручку. Закрыто. Прислонившись к параллельной стенке, он пнул дверь. Благо в этом старом доме не было по-настоящему „закрытых” дверей.

Питер выбежал на чистую (что странно для этого дома) крышу. Он почувствовал прохладный ветер, веющий на его вспотевшее лицо. Полной грудью он вдохнул прекрасный загородный воздух. Вдруг он почувствовал жгучее печение в левом предплечье. Он посмотрел на него и увидел полностью окрававленную руку. Скорее всего её пришлось бы ампутировать. Но Питер знал, что это ему не пригодится.