… Дачный домик сгорел, мы к вечеру уже были дома и ещё очень долго не могли сидеть на жопах.
Как я уже говорила, тяга к приключениям била из всех моих мест, предназначенных для родительских пиздюлей.
Убегать из дома я начала рано, лет с 13 как раз. Но приключение с горящим домом было уже не первым и даже не вторым.
Имея полноценную семью, состоящую из мамы учительницы и папы работяги, я не искала недоданной мне отчей любви, как это принято считать.
Ловко лавируя между отцовой любовью, воплощенной в армейском ремне с тяжёлой бляхой, в его же небольших, но очень жёстких кулаках и материнской любовью, проявлявшейся в ругани отца после новых синяков на моей многострадальной жопе, я страдала от избытка внимания к своей персоне.
Мне б крылья да на волю!
Кто рос в моё время, наверное, понимает, что учительница-мать больше мать для своей работы. Собственное дитя растёт как придорожный борщевик: брось семя, а вырастет он сам.
Так что моим воспитанием больше занимался отец. Могущественный (для меня) и вроде даже объективный.
Конечно, когда тебе с ремнем объясняют, что ты должна входить в дом после гулянки не позже последнего боя курантов, вопящих о наступлении 20 часов, а ты, падла мелкая, явилась позже, ты понимаешь, что даааа, косяк за тобой пиздец какой весомый.
И понимаешь, что батя колошматит тебя не зря, а искренне стараясь выколотить из тебя всю дурь.
