Стены содрогались от взрывов. С потолка то и дело сыпалась красно-серая пыль кирпича и бетона. Ужасный грохот оглушал даже здесь, под землёй. Снаряды разрывались один за другим, то где-то далеко, то совсем близко. Казалось, что вот-вот следующий попадёт прямо в цель и разрушит здесь всё.
Маленькие неуклюжие светильники давали лишь тусклый мерцающий свет. В таком полумраке было трудно различить что-либо в этом подвале. Вернее, всё, что от него осталось. Полуразрушенные каменные стены с торчащими во все стороны металлическими конструкциями, повсюду горы разбитых кирпичей и прочего строительного мусора, мешков с песком и штабеля деревянных ящиков. А ещё тела людей – их с десяток лежало прямо вдоль стены, накрытые грязными тряпками и покрывалами.
Посреди этой адской канонады, если хорошенько прислушаться, можно было услышать тихие переговоры находившихся внутри людей. Испуганных и отчаявшихся. Потерявших всякую надежду. И еле уловимые стоны. Перевязанные на скорую руку окровавленные раненные и контуженые лежали на старых ржавых пружинистых кроватях. Кто-то получил осколок в голову, в другого попала пуля из немецкого автомата, а кто-то лишился целой ноги или руки. На грязном бетонном полу валялись винтовки, немецкие армейские каски, разорванные в клочья одежды, обувь, пустые гильзы. И кровь. Реки крови….
Негромкий, но чёткий голос то и дело пролетал в воздухе. Связист тщетно пытался связаться с остальными по своей громоздкой рации, но никакого ответа не было. Хриплым голосом он то и дело повторял: «Варшава пала, нужна помощь. Боеприпасов нет, много раненых и убитых. Варшава пала…». Его перебинтованная рука судорожно телеграфировала это сообщение, но глаза были уже закрыты от бессилия.
В подвал по ступенькам спустился чумазый боец, помогая своему пострадавшему соратнику, держа того под плечо. Аккуратно положив того на пол и прислонив к стене, он снял свою трофейную немецкую каску. Его золотые, немного пыльные кудри сильно выделялись на фоне чёрного от дыма и пороха лица. Дрожащей перебинтованной рукой он достал свои очки из нагрудного кармана шинели и протёр их.
— Как там, наверху? – прозвучал тихонько женский голосок из глубины подвала.
— Почти никого не осталось, — парень обессилено плюхнулся на пол. – Это конец.
Девушка отвлеклась от перевязывания раненного и обернулась.
— Что же нам теперь делать? – она уже еле сдерживала слёзы.
— Остаётся только сдаться, — другой худощавый невысокий парень попытался подняться, опершись на винтовку, но тут же простонал от боли в ноге. – Восстание провалилось, и это уже давно известный факт.
— Я слышала, как немцы говорили, что будут относиться с пленниками согласно Женевской конвенции – как с военнопленными. Правда, по после всего, что они натворили, я им уже не верю, — ответила другая светловолосая девушка, прислонившись к стене и закрыв глаза, словно собираясь уснуть.
— И всё же это лучше, чем гнить тут, дожидаясь чуда, — гневно пробурчал парень с повреждённой ногой, усердно привязывая испачканную белую футболку к винтовке.
— Нужно подготовить раненных, — белокурый парень поднялся на ноги и сорвал с рукава изрядно испачкавшуюся бело-красную повязку. – Если и сдаваться, то с гордо поднятыми головами!
— Я с вами, — девушка подняла с пола сумку с бинтами и подошла к солдату.
— Нет, Беата, — парень взял её за плечи и посмотрел девушке прямо в глаза. – Ты не должна умирать с нами. Это – наш дом, и мы готовы отдать свои жизни за него.
Он осторожно вытер слезу с её щеки.
— Когда вернёшься домой, обязательно расскажи обо всём, что видела здесь. Пусть весь мир знает о нашей храбрости. Пусть все помнят об отважных поляках!
Небольшая колонна запачканных и перевязанных бойцов, возглавляемая белокурым парнишкой с белым флагом, неся на носилках своих раненных, направилась к выходу из подвала на улицу.
Это было раннее, прохладное Варшавское утро, 1 октября 1944 года…
* * *
Еще почитать:
Сiрота Исаакиевская
Проект ОВА
О доблестном рыцаре и о прекрасной голубке
Мечты
«
»
