Раннее утро. Медленно выползающее Солнце робко заглядывает в окно. Нежный шепот касается губами кончика уха.
— Элоиза… Элоиза Шантоберри… Душа моя, сударыня. Пора вставать.
— Ах, сударь, — отзывается та, не открывая глаз,- оставьте меня. Вы прекрасно знаете, во сколько я вчера приехала от баронессы. Кстати от кучера опять несет луком и чесноком. Я прошу вас поговорить с ним или нанять другого. Вы прекрасно знаете, что я не выношу запаха лука…
— Но душа моя…
— И не называйте меня так. Вы меня не любите. Вы оставили меня наедине с этим виконтом де Бужье, и он опять рассказывал про своих собак. Боже, он так о них говорил, что я чувствовала собачий запах. Дошло до того, что я стала различать породы собак. А в это время вы развлекались с друзьями в брижд, сударь…
— Бридж, Элоиза…
— Неважно! А потом подошел шевалье Мартруа. Вы знали, что он жирондист? Это ужасно! Он санкюлот, он носит брюки! Хвастал тем, что научился работать молотком и этим, как его, рубанком!
— Но сударыня…
— Нет, вы не любите меня. Баронесса вчера показывала колье. Подарок баронета Огюста де Монтье. А последнее, что вы мне подарили, это птенец сороки, выпавший из…. Его покормили кстати? Удосужьтесь справиться об этом.
— Но Огюст известный….
— Знаю, знаю, что о нем говорят. Что он жулик, вор, и даже убийца. По мне так это полная чушь, сударь. Не может человек, который так танцует в паре, играет на клавесине, лютне, скрипке и показывать такие карточные фокусы быть тем, кем его описывают. Это все зависть, сударь. В конце концов, он за короля. Вчера в споре с шевалье Мартруа он хвалил кардинала и нашу матушку Церковь. Оставьте эти домыслы, сударь и…
