Осознав что  обе руки могут махать,  я как ребенок начал пытается с делать с ними что то  более трудное,  ища возможность. Я как ребенок учился подымать их, начал искать пальцы,  кисти,  все это занимало очень много времени. Проходили недели. Иногда,  вместо  пальца или кисти двигалась нога и я падал. С каждым падением боль пронзало все мое тело, поэтому о ногах  я не думал,  сначала,  нужно полностью освоить руки.

Время шло.  Перетаскивание книг  прекратилось,  я стал выполнять более сложные приказы той тени.  Порой, пред  уходом он затушевал свечу и я замечал его наряд,  странная черная ряса с кроплением красного, и его лицо , довольно молодо,  оно  было без  щетины, слега проскальзывала молодая живость и нетерпение в его глазах.

В комнате была бедна кроме стола с трупом и кувшина со шкафом, которой я видел только при свете, было еще  несколько предметов,  непонятной формы,   к котором я не подходил,  и видел только их  черные непонятные тени.

И вот время для меня настало, ноги.  Каждая  попытка использовать их приносило мне боль и падение на землю.  Это было не выносимо.  Падение за падение,  жгучая боль по всему телу,  совершенное непонимание что  произойдет дальше.  Я словно тяну за ниточки к которым привязано мое тело,  а где то в середине ниточки спутались и все перепуталось.

Постепенно левая нага начала двигаться в том направлении куда я хочу.  Слабо ковыляя, оставлял тонкий шлейф земли. Я не упал, что было моей победой. Правая же нога меня подвела,  она резко взмыла в верх, так,  что я потерял координацию и вновь падение.  К  боли можно привыкнуть,  но к разочарованию  нет.   И вот время  настало для  попыток встать,  невообразима боль, и долгие гадание, догадается  или нет что я осознаю  себя. Ведь тень как я понял не чего не знает обо мне.  Для него я словно  кукла которой он упражняется, зачем кукле душа, ей этого не надо. И  с каждым падением я боялся что вот вот мне раскроют и как ненужное удалят.  Но время шло,  тень нечего не замечала, либо не придавало к этому внимание. Учась и придумывая все более изощрённые приказы. Порой я походил к трупу на столе, и что то из  него доставал или наоборот пришивал. Он был таким же,  как я, ведь в тени его глазные яблоки все время смотрели на меня,  всеми силами говоря о желании умереть до конца,  но что то,  как меня его держало в этом разлагающемся трупе. Может быть это была что то вроде магии,  о которой разумеется все слышали,  но ни кто не видел,  или старинный обряд,  в общем я не знаю,  но я есть и это меня все ровно радует, и  не важно что я есть.