Жизнь Николаса Лаге была самой обычной. Таких историй вокруг самого Николаса вилось слишком много: отца не стало, мать выбивалась из сил в физической работе, игнорируя то, что её рукам и спине давно уже нужен был покой; также – два брата и сестра – все младшие; дом, нуждающийся в срочном ремонте…
Таких историй было много. Нищета, вечная усталость – всё это Николас Лаге видел слишком часто среди своих сверстников: одноклассников и соседей. Видел он и пути, которые открывались из этой нищеты. Первый путь вёл к озлоблению. К озлоблению и бешеной ярости, к поиску лёгких денег, обязательно больших, и на честность было уже плевать. Николас избежал этого пути. Что-то внутри него противилось этому, не давало поддаться самому простому чувству. Но он с тревогой замечал, что его брат Гаэль, всего на три года младше, чем сам Николас, уже посматривал в сторону не тех компаний, и всё чаще срывались с его губ слава:
–Почему мы не можем жить лучше?
Мать – усталая и замотанная работой привычно объясняла ему о важности образования, о том, что нужно трудиться и жить честно, просто – не всем везёт, и Гаэль вроде бы её слушал, но Николас видел, что он её не понимал. Гаэль не хуже самого Николаса знал, что их мать всегда радела за получение своими детьми образования. Но больше обязательного школьного минимума она дать им не могла. А Гаэль не видел смысла. В их городе, порою даже на их улице появлялась дорогая машина, в которой сидели весёлые люди, из которой звучала яростная музыка, и тянуло яркой, богатой, лёгкой жизнью…
Николас убеждал брата как умел. Убеждал его учиться, и сам старался преуспевать в учёбе, понимая, что это – второй путь. Путь труда, путь учёбы. Николас не был отличником, да и не было их вовсе в его школе, собравшей в себе детей, которым не было дела до образования, которые и смысла-то не видели в уроках и заданиях. Полиция посещала их часто, выдёргивала старшеклассников на какие-то беседы, и Николас понимал, что это значит. Сам он старался учиться. Он понимал, что путь – лёгкий, вытекавший из злости, недолговечен, и делал всё, чтобы от него отойти. Впрочем, порой ему и хотелось опустить руки и не делать больше ничего. Учителя отводили уроки равнодушно, ученики также равнодушно их отсиживали, если не сбегали или не устраивали какой-нибудь каверзы. Николас тянул из этого равнодушия крупицы знаний. Он даже сам раскопал как-то в школьной библиотеке английский словарик и заучивал из него слова.
Гаэль не понимал:
–Зачем тебе это?
в их городке едва ли кто-то говорил по-английски. Здесь говорили по-испански, по-португальски, по-французски и даже по-голландски, а иногда и на дикой смеси всех этих языков. Английский был не в чести. Николас сам не знал, почему тратит на это время. Но мать одобрила:
–Знания всегда важны. Языки тренируют память. И потом – никогда не знаешь путей Господних.
Гаэль пожимал плечами, уходил гулять. Прикрывался футболом, Николас же чувствовал, что его брат тонет. Но у него был ещё один брат, была сестрёнка, которая только-только пошла в школу, и несчастная замотанная работой мать. И третий путь смутно вырисовывался перед ним. Вернее, вырисовывался он отчётливо, но его надо было принять.
Работа. Путь работы. Заканчивались школьные годы, и Николас понимал – высшего образования ему лучше не ждать. Лучше и правильнее пойти на работу. На любую, лишь бы вытащить свою семью, лишь бы помочь матери. В этом он видел справедливость и гнал от себя ту несправедливую часть мысли, которая возмущалась, что именно Николасу выпадает это.
–Решай сам, – промолвила мама тихо, когда Николас поделился с нею своими мыслями. Не всеми, конечно, до конца, промолчал насчёт того, что ему совсем не хочется похоронить свою молодость ради того, чтобы его братья и сестра пошли в жизнь с каким-то устоявшимся положением финансовых дел.
Мама была готова расплакаться. Свою собственную жизнь она видела иначе. В ней у неё имелся опора-муж, счастливые дети, получающие образование и не донашивающие друг за другом вещи. Но не все мечты сбываются. Муж её искал лёгких денег…кончилось плохо. Николас был ещё маленьким, когда она осталась вдовой с долгами, зарекшись связываться с мужчинами. Тоже стандартная для их городка история. Это не большой город, где был выбор, где была работа. Это маленький, умирающий, задыхающийся в преступности и безысходной злобе городок.
Николас всё читал по её лицу. Она хотела ему счастья, и хотела счастья своим младшим детям. И понимала – одна она их не вытянет. Её разрывало между этими мыслями. Николас ей помог:
–Я пойду работать. Гаэлю заканчивать через три года…
Она порывисто обняла его. Ей повезло со старшим сыном. Жизнь оказалась справедлива.
***
В большой город Николас приехал летом. Он смирился уже с тем, что следующие его годы пройдут безрадостно и перестал этого страшиться. В конце концов – работа – это всего лишь работа. А вот деньги…
Да, деньги были важны.
Сначала он был уборщиком в одной из закусочных. Потом убирал мусор на улицах. Затем был ещё десяток работ, пока его не надоумили:
–Шёл бы ты на стройку. Там научат. И деньги больше.
Николас послушался. С тех пор начался его роковой путь. Он не знал, как устроиться, и пошёл напрямую на окраину города, где строился большой дом. Нашёл там какого-то мелкого начальника, попросил работы.
–Да на кой ты мне? – поинтересовался начальник. – Иди отсюда лучше – мне профессионалы нужны, а не какие-то…
Тут что-то позади них грохнуло и этот человек, выругавшись, тотчас забыв про Николаса Лаге, бросился к своим владениям.
–Ты не обижайся на него, – к Николасу тут же подошёл представительный мужчина в сером шерстяном костюме. Кругом была грязь, кругом что-то хлюпало, шипело, под ногами мокло – а он в костюме!
–Да я…– Николас залюбовался против воли этим костюмом. Он не гармонировал с царящей кругом грязью, но он был прекрасен. В их городке такого не носили.
–Лучано Кастру, – представился мужчина, улыбнулся и протянул широкую ладонь.
–Николас Лаге, – смущённо отозвался Николас, пожимая его руку.
–Не обижайся на него, – повторил Лучано. – Он из новых начальников. Прислали, понимаешь? и если что-то случится со стройкой, то спросят с него. Вот он и хватается, ищет профессиональных, обученных людей. С квалификацией. Если придут с проверкой, то будет не так плохо – все у него умельцы, сам он молодец, а дом упал потому что сам так захотел.
Лучано Кастру тепло рассмеялся. Николас неожиданно для себя тоже.
–Дурак он, одним словом, – подолжал Лучано. Он уже не смеялся, но искрились его глаза. добротой искрились. – Для того, чтобы стройка прошла благополучно, иное нужно…
Он осёкся, взглянул на Николаса так, словно увидел его впервые:
–Ты работу искал, верно?
–Да, искал.
–Ну…это можно устроить, – Лучано почесал кончик носа, размышляя о чём-то. сердце Николаса забилось от радостного предчувствия:
–В самом деле? Вы…вы очень обяжете.
–Погоди, – поморщился Лучано, – работать ведь придётся. Не дадут отлынивать.
–Я не боюсь работы.
–Что ж, – Лучано Кастру улыбнулся уже совсем дружественно, – тогда ступай…знаешь, где строят мост? Вот, ступай туда. Скажи, что от меня. они меня знают. Я от городской администрации, хожу, проверяю стройки, так сказать. Заодно иногда подбрасываю и людям работу. Спроси там Пилара Раменю. Он обычно легко там находится, человек подвижный, добрый…
Николас долго благодарил. Лучано Кастру отмахнулся:
–Не стоит. Ещё проклянёшь меня. Как руки да спину прохватит, так и проклянёшь.
И Лучано Кастру рассмеялся.
***
Пилар Раменю был действительно подвижен. Услышав, что его спрашивают, тотчас появился. Сначала он не хотел брать Николаса на работу, заметив, что тот ещё молод, и может сделать что-то не то, неопытен и так далее, но когда Николас назвал своим покровителем Лучано Кастру, Пилар тотчас изменил своё решение.
–А! у него глаз намётан. Видимо, разглядел чего…– промолвил мистер Раменю, уже иначе оглядывая Николаса. – Как, говоришь, тебя зовут?
Николас назвался.
–Чего умеешь?
–Ничего, если честно. Но я быстро учусь.
–Ну ладно…– Пилар поманил Николаса за собой. – Пойдём, покажу тебе нашу кухоньку, наши шкафчики, и оформим тебя. Раз уж пришёл, работай, чего уж.
Оформление прошло быстро. Пилар дал ему анкету. Большую, на три страницы. Поскольку раньше анкет Николасу никто не давал, так как работа его была незначительна, Николас ощутил странную ответственность. В его жизни наступал определённо новый этап.
–Так ты не отсюда? – Пилар улыбнулся. – Эх, давно говорю, что снести эти маленькие города надо к чёрту! На их месте построить что-то действительно важное. А то вот ты не первый, кто из той нищеты рвётся. У нас, конечно, тоже не подарок, но хотя бы работа есть.
Николас кивал. Слова о городке были ему неприятны. И путсь он был с ними согласен, ему казалось, что у него есть право ругать городок, а вот у Пилара нет. Но Пилар давал ему работу, и Николас Лаге кивал ему…
–Семья большая? – Пилар проглядывал заполненную анкету. – Понимаю… ну ничего. Не боись, заработаешь, пошлёшь им денег. Жить-то есть где?
–Снял угол, – Николас смутился своей бедности. Ему не хватало денег на снятие комнаты целиком. Он снял койку. С такими же несчастными как и он.
–А то смотри, здесь есть вагонка для житья, – сказал мистер Раменю. – Ну ладно, считай, ты принят. Иди домой, спи, набирайся сил, а завтра к семи сюда. Понял?
***
Все обещали Николасу тяжёлую работу. Но он через неделю работы понял, что даже не так уж и сильно устаёт. У него в конце рабочего дня оставалась ещё энергия для небольшой прогулки. Чего не скажешь о других. Другие рабочие – каждый из которых был его старше, уставали так, что даже не находили сил для беседы.
Разумеется, положение Николаса было заметно. Он оставался подвижен. Ему не давали поручений по поводу и без. Его с утра отправляли на какую-нибудь не особенно выматывающую работу, а когда он с ней справлялся, и шёл просить другую, Пилар давал ему следующее задание. Иногда это было – сходить в магазин, приготовить чай, или подмести в вагонке и на кухне.
Это замечали.
И Николас, чувствуя неудобство перед другими рабочими и строителями, пытался вызваться на более тяжёлую работу сам. И Пилар его не брал.
Николас через неделю не выдержал, спросил:
–Вы не доверяете мне, мистер Раменю? Думаете, я не смогу?
Пилар вздохнул:
–Сможешь, конечно. Только… ты прости меня, у меня сын твоих лет. даже на тебя чем-то похож. Я как на тебя посмотрю, так его и вижу. Как представлю, что это он на стройке моей трудился бы, так и вздрогну. Успеешь ещё наработаться, парень, успеешь.
Николас хотел возмутиться. Сказать что-то о нечестности, о том, что это несправедливо по отношению к другим на стройке, но…
Но не сказал.
Жизнь сама была несправедлива к Николасу. Ему пришло в голову, что это реванш. Да, недолгий, да, он по-прежнему посылает деньги домой, получает письма из дома – мать рассказывает осторожно, но всё-таки рассказывает. Гаэль едва выскочил из какого-то смутного дела. У самой матери всё сильнее болят руки. А ещё есть младший брат Леоне и сестрёнка Даниэла.
«Одна у меня надежда. На тебя, сынок. Знаю, что это нечестно, что это слишком большая ноша, но потерпи. Будь сильным. Ты всегда был опорой…» – так писала ему мать. Она уже не пыталась скрывать того, что ей не нравится решение Николаса. Его деньги бьыли кстати. Ах, если бы только к ним не примешивалось его отсутствие дома!
Так что Николас решил, что жизнь всё-таки отдавала ему своё, справедливое. Она давала ему перерыв. Он успевал поучивать слова, отдыхать, вечером шёл на прогулку. У него не было денег, чтобы куда-то заходить, где-то веселиться, выпивать или знакомиться с девушками – всё, кроме минимума он посылал домой, но само это состояние прогулки давало ему многое. Чувство свободы, и какую-то веру в завтрашний день.
Не будучи сильно загруженным, вскоре Николас познакомился с несколькими такими же непереутомлёнными делами и трудом тремя парнями. Они работали на той же стройке, только на другом участке. Раньше Николас их не замечал. Теперь заметил. Они были свободны, примерно его возраста.
–Николас Лаге, – представился он, подойдя к ним.
Приняли его тепло. Увидели своего.
–Фернандо Оливарес, – представился тот, кто казался старше их всех. Он был спокоен и держался с каким-то слишком уж взрослым достоинством человека, который сделал в своей жизни много.
–Самуэль Флорес, – представился второй. Он говорил расслабленно, также расслабленно себя чувствовал. Словно не на работе а так, на дружеской посиделке.
Третий представился только по имени:
–Нобри.
Он был нервным. Маленького роста, он постоянно оглядывался по сторонам. Глаза его не находили покоя.
Завязалась беседа. Фернандо Оливарес говорил мало. В основном слушал с какой-то тихой скукой. Зато Самуэль оказался болтлив. Рассказал о себе охотно: на его попечении мать, бабушка и отец в тюрьме. Образование получать он не думал, пошёл работать. Здесь ему нравится.
Норби перебил этот трёп. Спросил у Николаса:
–Ты не отсюда?
Николас признался, что да, не отсюда. Назвал свой маленький убогий городок.
–Семья большая? – Норби словно что-то сопоставлял.
Николас ответил. Но уже с удивлением.
–И тебя сюда привели? – предположил Норби.
–Отвали от него, – посоветовал Самуэль Флорес. – Твои подозрения бред.
–Ну, привели. Лучано Кастру. Знаете такого?
Они знали. Как оказалось, Лучано Кастру их всех сюда и отправил. Самэля он выцепил в такой же закусочной, где он искал работу. Фернандо Оливареса нашёл на бирже труда. Норби на другой стройке.
–Вам не кажется, что это подозрительно? – допытывался Норби. – А? Все мы приехали сюда на заработки. Всех нас нашёл один и тот же человек. Всех нас отправили сюда. И всех нас не загружают работой.
–Пилар сказал, что я напоминаю ему его сына, – Фернандо Оливарес тоскливо зевнул. – Понимаешь, в этом всё дело.
–Он каждому такое сказал, – мрачно сообщил Норби и посмотрел на Николаса, – верно?
Николас в удивлении кивнул.
–Норби, заткнись! – зло сказал Самуэль, – заткнись, иначе я тебе врежу. Тебя здесь никто не держит. Параноик чёртов.
Самуэль Флорес зло сплюнул на землю и объяснил Николасу:
–Он уже не первый день так. Как сюда пришёл, всё что-то крутится, вертится, что-то ему не нравится. Иди, тележки потаскай. Будет дело.
Норби стоял как оплёванный. Но спорить не решился. Он ссутулился, примолк. Фернандо улыбнулся ему:
–В самом деле, ну на кой мы им? Просто взяли по доброте. А работы мало. а может и деньги делят. Понимаешь? заявляют сто рабочих, берут, скажем, семьдесят на работу, ещё тридцать на так себе… приедет проверка – сто? Сто. А тем, кто мало работает, можно не доплатить. Разницу в карман. Понял?
–Мне бы пригодились деньги, – вздохнул Николас. – Очень. Как бы попасть на всю смену?
–И спину гнуть? – поинтересовался Самуэль. – Сиди уж, или вон, с Норби, тележки потаскай, меньше мыслей глупых будет.
***
Норби не появился на следующий день. Сначала Николас не заметил его отсутствия – его неожиданно загрузили работой. Но к обеду напряжение труда пропало, и Николас отправился к своим новым приятелям. Они сидели – расслабленные, спокойные, довольные. Но Норби не было.
Николас вспомнил, что не видел его и утром. Спросил о нём.
–Да хрен его знает, – Самуэль пожал плечами, – может и впрямь тележки таскает, чтоб не думалось ему о дурном?
Фернандо был более сочувствующим. Посоветовал:
–Спроси у Пилара.
Сначала Николас не собирался спрашивать. Но тревога – проклятая змеиная тревога не отпускала его. он пошёл к Пилару. Тот, выслушав, помрачнел:
–Понимаешь, мы тут новый участок делаем, пришлось смену допоздна накануне задержать, а тут ещё этот придурок. Пришёл, начал выступать, мол, то ему неясно, это ему неясно, не нравится, что его не привлекают к работе, что он вдруг какой-то слишком свободный, что-то ещё плёл, мол, подозрительно ему, что всех его новых знакомых Лучано пригласил.
Николас почувствовал странный холодок в груди.
–А у меня бригада! Бетон заливают на новый участок, мне там надо быть! – Пилар аж закраснелся от пережитых накануне чувств. – А тут это недоразумение… короче, сказал ему, что он может катиться на все четыре стороны. Ну он и ушёл.
Звучало правдоподобно. Норби был какой-то очень уж нервный. Николас прикинул: в его ли духе исчезнуть после такого? В его. подозрительный этот Норби, может и впрямь – параноик или истерик?
–Ты нам чайник поставь, – улыбнулся Пилар, – скоро перерыв.
***
Фернандо Оливарес пропал через два дня. Накануне он получил известие – его бригада оставалась на каком-то участке работы. Надо было торопиться закончить стройку, и оставляли допоздна. Обещали, правда, доплатить.
Фернандо исчез. Его бригада появилась на следующий день , а он с нею нет. Самуэль забеспокоился, хотя и пытался это скрыть. Пилар, проходя мимо их уже совсем наглого перерыва, вздохнул:
–Какая жалость… Оливарес был таким хорошим парнем. Мне нравилось…он не спорил, я даже рекомендовал ему идти на курсы.
–А где он? – в один голос спросили Николас и Самуэль. Спросили уже с тревогой.
–Да позвонили ему. Вернее, сюда, попросили его. у него в семье что-то случилось. Так и рванул. Даже вещи из шкафчика не забрал. Ну, может пришлёт кого. Эх, жаль…
Пилар, покачивая головой, пошёл дальше.
–А что у него могло случиться? – не понял Николас.
–Мало ли. Он не сильно о себе рассказывал, но, кажется, у него есть жена. – Самуэль тоже был сбит с толку.
–Не знаю, – честно признал Николас. Он представил вдруг с ужасом, что сам получает звонок, что за ним бегут, приглашая его к трубке, а там мама…говорит, что Гаэля упекли за решётку. Или кто-то из братьев с сообщением о том, что мама совсем плоха.
Эти мысли подорвали Николаса с места.
–Ты чего? – удивился Самуэль, – спятил?
–Пойду к Пилару. Попрошу дополнительной работы. Мне нужны деньги, – и Николас, не обращая внимания на вздохнувшего Самуэля, бросился прочь.
***
Самуэль Флорес не появился на следующий день. Накануне Пилар выслушал Николаса, обещал принять к сведению. А уже к вечеру Николас столкнулся с Самуэлем последний раз. Тот зло плюнул:
–И не сидится тебе! Из-за тебя, из-а тебя, червь поганый, нашу бригаду сегодня нагружают. Пилар так и сказал, мол, если мало вам работы, если мне жалуются, что её мало, значит, будете впахивать.
И Самуэль сплюнул под ноги Николасу.
А на утро не пришёл.
Николас промучился половину ночи, подбирая слова извинения, ведь он не хотел подставлять Самуэля или его бригаду. Он хотел, чтобы ему дали работу, а значит – больше денег, чтобы его задержали, а за то доплатили.
Но Самуэль не встретился ему утром для извинений. Зато встретился Пилар Раменю, который его обрадовал:
–Сегодня остаёшься с бригадой сверхурочно. Оплата двойная за каждый час.
Николас кивнул. Слова Раменю медленно доходили до него. когда тот уже собирался идти, Николас вдруг спросил:
–А где Самуэль?
–Самуэль? – удивился Пилар, – ммм…не знаю.
И ушёл. Его вещи были в шкафчике. А его не было. Тревога стала сильнее. Слишком много всего произошло за последние дни. Но навалилась работа. Долгожданная изматывающая работа. И думать стало некогда.
Николас даже пропустил момент, когда другие бригады стали уходить домой. Оставалась лишь его, и то, как позже увидел Николас – не вся. Так. доверенные, старые строители, которые лучше всех усвоили традиции.
***
–Заливай! – хрипло велел Пилар Раменю, глядя вниз на Николаса Лаге. Обездвиженного верёвками, с тряпкой во рту, безумно вращающего глазами и так и не понимающего что происходит.
Это не могло быть правдой. Сначала он вышел на расчищенную дорожку к новому участку работы. Пилар объявил, что сегодня они должны залить последний фундамент для опоры. Николас кивнул, вышел вперёд, чтобы быстрее начать, а на него вдруг навалились другие оставшиеся. Он отбивался. Он был сильным, но их было больше. А ещё к ним присоединился Пилар Раменю. Они одолели его.
Ударили, связали, сунули в рот тряпку, и, чтобы он не смог её вытолкнуть языком, обвязали её каким-то вонючим полотенцем…
Затем всунули его в выемку, которую надо было залить их бригаде.
–Заливай! – повторил Пилар Раменю и обернулся к тихо подошедшему Лучано Кастру.
–Последний? – спросил Лучано тихо.
–Последний, – подтвердил Пилар.
Между тем двое строителей уже подтаскивали ящик. Из него тянуло сыростью. И смертью. Николас Лаге бешено задёргался в своих путах, но связывали профессионально и не в первый раз.
–Не злись, парень, – посоветовал Лучано, заглядывая через начавший заполняться край, в выемку. – Не злись, это традиция. Чтобы стройка хорошо прошла, чтобы не развалилось чего, и чтобы духи не терзали видениями и кражами, словом – традиция. Так поступали всегда. Ничего личного, не думай. Просто так надо. Это секрет крепкой стройки. Секрет любого крепкого здания или моста. Никакое мастерство не победит традицию – это наш маленький секрет.
Он улыбнулся с прежним дружеским теплом.
–Не боись, твоим пошлём открытку и всю твою зарплату.
Николас Лаге уже не мог шевелиться. В выемку плескало, скручивало, сжимало, охватывало его жалкое тело древней традицией, сковывало.
–Лучше закрой глаза, будет не так страшно, – Лучано Кастру махнул ему рукой на прощание, – пока.
Жизнь всё-таки оказалась несправедлива. Николас Лаге попытался заплакать от сдавливающей, лишающей его жизни тяжести и не смог. А затем плеснуло снова и стемнело навсегда.
