Имена девушек менялись, название города никогда. В его звучании слышалась нежность.

     Потом Юра умер, так ни разу и не женившись. А вот у Сережи и Саши остались жены и дети.

     Люди редко говорят о смерти, об отношении к смерти. Чаще о факте смерти. «У Коли мама умерла», — слышим мы и нам жалко Колю. «У Коли дочка умерла», — и нам жалко девочку, и Колю тоже. Нам напоминают, что в нашей войне погибло двадцать семь миллионов человек, и мы испытываем чувство близкое к гордости. Мы не можем ощутить горе от смерти миллионов, а ведь там среди этих миллионов очень много детей.

       Они уже все умерли – Юра, дядя Петя, Саша, Сережа и поэтический Саша тоже. Последнего убили из-за женщины. Жив еще мой хороший знакомый священник, отец Симеон. Он монах и женщин не знал совсем. Я иногда приезжаю к нему, отстаиваю службу и потом мы беседуем.

      Я как-то приехал с женщиной. Мы оба по очереди исповедовались, а перед отъездом, прощаясь, обнялись с ним. Сначала я, потом женщина. Когда она его обняла, он вспыхнул и покраснел, и сказал стесняясь:

     — Вам не надо бы… мне нельзя…

      А я заметил, что ему все равно приятно и потому стыдно.

     Они все женского рода – жизнь, смерть и женщина. А также – душа, земля и вода. А небо, оно – оно, средний род, неизвестность. Потому и царствие небесное – тоже неизвестно что. Все попытки установить царствие небесное на земле приводили к миллионам смертей. Не приживается оно здесь, у нас.