Уже через мгновение хворостина летела в дерево. Удар, и воздух наполнился гулом. Шершни, размером с финик, начали выползать наружу. Они не были похожи на гномов. Мне сразу же захотелось в туалет, и я сдерживал себя, чтобы не закричать. Странно, но они полетели в сторону Димки. Я хотел предупредить его, но не смог, струсил.
Через секунду вопль разнёсся по лесу. Я видел, как Димка бежал сквозь бурелом, ломая всё на своём пути. Потом слышал голоса мамы и папы, а потом всё затихало.
Я сидел под сосной, обхватив голову руками, плакал и бился затылком о ствол дерева, пытаясь выбить страшные мысли. А когда не помогло, решил остаться в лесу навсегда.
— Мии — шаа! — закричала мама.
Наконец, мамин голос вернул меня в реальность, и я побрёл в их сторону. Когда я подошёл, Димка сидел на земле и всхлипывал. Папа держал в руке Димкин сапог, а мама с тревогой в глазах осматривала Димкину кудрявую голову. Повсюду валялись грибы и пустые корзины.
Через двадцать минут мы вышли на асфальт. От укусов в спину Димку скрючило. Солнце припекало и ему становилось хуже. Мы шли несколько километров до Борков, а потом отец повёз его в рай центр. Он рассказывал, что папа гнал так, что старый Москвич мог взлететь, но, к счастью, не взлетел.
* * *
Димке уже сорок: у него седые виски и суровое лицо. Когда он слышит рядом жужжание, то обычно срывает с себя одежду и кричит: «Убери её, убери! Она на спине!» Иногда он боится мух и слепней.
