Рядом, в метрах трёх, упал снаряд, издавший характерный звонкий, металлический звук удара о поверхность, и через три секунды разорвался, разбросав в стороны клочки земли и осколки стекла и металла.

— Вперёд, вперёд! – закричал солдат, оправившись раньше остальных.

Он стоял у разинувшейся пробоины, держа одной рукой автомат Калашникова, а второй махая в сторону. Где полным ходом шёл бой за Родину, и пытался перекричать звуки войны:

— Поднимайтесь! – ревел тот, — Или хотите быть погребёнными под грудой камней?! – словно гром раздался взрыв позади него. Вспышка света осветила его стройное крепкое тело для глаз незрящих.

Снайперская винтовка на его спине покачнулась; он одним резким движением развернулся и, крича слово “В бой”, рванулся с места в ад, где под ногами горит земля, а над головой свистят пули.

За ним – отряд из трёх человек бежит.

— За Севастополь! – кричат они.

“Добраться до дота, только добраться до дота,” — думал Иван, командир, — “Господи! Благослови нас на великое сражение!”

Из-за туч пробился слабый, но ясный лучик света, освещая надежды воинов.

На горизонте показалось полукруглое каменно-бетонное строение с прорезью в сторону моря, будто выросшее из земли, по которому велась усиленная стрельба.

“Это дот! Да!” — мысленно обрадовался Иван, осмотрев местность.

Солдаты ускорились. Они проносились сквозь густые облака серого, как и небо, дыма и ярко-оранжевого пламени.

Впереди, в шести шагах, был ров, из которого с пулемёта стреляли морские пехотинцы в сине-белых тельняшках. Где-то сверху прорезался тонкий, как лезвие, острый свист, постепенно нараставший. Он раздвоился, растроился и вскоре в воздухе был слышен адский рой. Враги забрасывают нас бомбами, желая изрыть всю местность. Сзади застрочило орудие, ПВО, оставляя от атаки в воздухе сверкающие, словно фейерверк, вспышки взрывов. Этот режущий слух звук постепенно утихал. Но всё ещё летел один, один неумолкающий свист, он становился всё громче и громче.

“Он летит сюда!” — наконец понял солдат

— Берегись! – он увидел, как снаряд упал в то место, откуда только что валил огонь наших по врагу, — в ров… Взрыв!!!

Пулемёт замолк. Глаза Ивана чуть повлажнели, он закрыл их.

“Почему же люди убивают людей?!” — в ярости подумал он.

Он открыл глаза, пылающие ярко-красными кострами. С самого начала войны Иван испытывал неприязнь и злобу к фашистам, но это разъярило его ещё больше. Услышав топот и немецкие выкрики недружеских солдат, Иван развернулся и, выпрыгнув из укрытия, два раза ударил пальцем по курку. Две пули настигли цели. Ликующий крик фашистских солдат превратился в крик агонии, оба упали, замолчали.

Маленький отряд двинулся к доту, обгоняя собственные тени.

ГЛАВА 2

Только трое ворвались в дот.

— Где Миша?! – вопрошающе крикнул Иван.

— Нет его! – помотали головами солдаты, — погиб… — упавшим голосом ответил один, на его погонах светились две полоски, отражая свет, бьющийся из щели на бетонном потолке.

“Храбрых забирает война,” — подумал Иван, — “Вечная тебе память!”

— Не время печалиться! – подбодрил Иван, перекрестившись.

Он подошёл к просвету, взял автомат Калашникова и начал стрелять. С каждым выстрелом било по ушам, — оружие сотрясает воздух, издавая мощный хлопок, кажущийся ударом молотка на фоне треска огня в печи.

Навстречу летели пули, грозно свистя, битвы самолётов и истребителей окрашивали невинное небо в красно-огненный цвет.

“Чёрт!” — занервничал снайпер, увидев, что первую шеренгу фронта прорвали. Передний строй распался. По доту посыпался град пуль. Но каменная укрытие выдерживало. Пока.

Рядом упал, взорвавшись, снаряд. Иван, оглушённый, пригнулся. Холодок пробежал по коже. Он увидел, затем услышал, как его товарищ, валяясь на земле, кричит. На верх дота сбросили бомбу. С потолка посыпалась пыль; Ивана сбило с ног. Он оцепенел. По солдату, стоявшему у раненого, попало сразу три пули: две в грудь, одна в шею. Снайпера охватило смешанное чувство: чувство печали и жажда мести. По укрытию ударил танк. По стене проступили трещины, начали падать камни. Перед ним лежало три тела – три отважных солдата, поднявших свои штыки за Родину и умерших за неё. Иван, облокотившись на стену, подобрался к просвету. Подтянул к себе пулемёт. Поставив его на булыжник и направив дуло в проём, медленно втянул в себя воздух, пахнущий порохом и кровью, и на выдохе, оскалив зубы, нажал на курок.

Он стрелял, выкашивая ряды фашистов, стрелял, ни на что не обращая внимания, стрелял, лишь помня, за что он стреляет.

ГЛАВА 3

Сверху послышался гул. Звук мотора. Моторов… Летит эскадрилья, — немцы собираются снова забомбить эту местность, второй раз; но сейчас, по-видимому, грядёт проблема побольше.

“Вы запомните этот день!” — мысленно орал Иван.

Из серо-бурых облаков вылетело первых три бомбардировщика, выстроенных треугольником, за ними ещё пять, потом семь и наконец на небесах была выстроена шахматная доска.

“Они пытаются поставить нам шах,” — подумал Иван

Понеслись бомбы, разрезая воздух и издавая соответствующий звук.

“Но мат поставим им мы!” — затаив дыхание, он опустил курок, прекратив огонь.

Будто всё в мире замолчало перед событием, перед бурей. Блаженные секунды тишины… Ничего не гремит… Никто не кричит… Всё стало лицом к лицу с судьбой… Милая земля… Благородная вода… Невинное небо…

***

Но в ушах прозвучал щелчок. И время понеслось с удвоенной скоростью. Взрывы, взрывы!!! Скрежет, треск!!!

Всё уничтожающий огневой дождь иссекает технику и орудия, режет рвы и укрытия, изрывает землю и дробит камень! Всё трясётся!!! Дрожит!!! Но противники не отстают ни на секунду, не дают ни момента покоя.

***

Адский дождь успокоился. И с горизонта вновь побежали немцы. В тени их оружия мутнели, издали их фигуры плавились. Они неслись сломя голову, стреляя куда попало и выкрикивая:

— Für den Führer![1]– орали они.

“За кого?” — усмехнулся Иван, прижавшийся к земле, не желая ни произносить это слово, ни даже думать о нём, когда услышал тот же топот и ор, — “Потом в котле будете это орать!”

Он быстро встал на колени, вскинул пулемёт.

“И не топчите здесь своими калошами!” — обозлился боец, — “Земля то чистая!” Нажал на спусковой крючок.

И из дота снова полился огонь.

***

— Психическая атака, — сказал себе Иван, — пьяные прут…

 Его перебил удар бронебойного снаряда о его оружие, оно треснуло и перестало стрелять. Солдат коснулся виска. Кровь! “Значит ранен.” — понял он, — “повезло, что ранило только осколком, а непрамую”, — и, отбросив неисправный пулемёт, достал свою винтовку. Он бил на выбор – его не волновало, кто из этих “тварей” умрёт первым.

“Ни разу не промахнулся,” — подумал воин.

Фашисты отступили…

ГЛАВА 4

Увидев, что вражеские войска убегают, сверкая пятками, прочь от дота, Иван выдохнул. Бережно положил любимую снайперскую винтовку и упал навзничь. Он смотрел в потрескавшийся потолок, наслаждаясь этими минутами. На его лице растянулась улыбка; он искренне захохотал. Закрыв глаза, солдат думал о семье, о детях, о друзьях.

Светало. Лучики солнца пробивались через облака и ночную тьму, заливая помещение ласковым светом. Стены оставляли ровные тени. Иванова винтовка и лычки на его погонах отражали свет; было чувство, что они будто сами собой светятся, как маленькие звёздочки.

Издали послышалось моторное гудение и людской шум. Только разносился звук не с запада, где сейчас, окутавшись в облака, мутнела луна, а наоборот с востока, со стороны солнца, упорно пытающегося взойти на небосвод.

“Наши…” — подумал Иван. Последовал русский говор.

Иван вспомнил годы службы, те мирные времена, ласкавшие наши души. Вспомнил, как давал присягу, как получил первое звание. Вся жизнь пронеслась перед его глазами. Только в это момент он знал, что ему уже ничего не грозит, что это испытание закончилось…

— Богатырь! – кричали оттуда, — Богатырь! – он ещё раз открыл глаза, чтобы взглянуть на рассвет и на своих товарищей, бегущих ему на помощь.

“Точно…” — и с этой мыслью он опустил веки и заснул…

ЭПИЛОГ

Ветеран с генеральскими погонами вышел на трибуну, достал папку с бумагами, вытащил белый лист, на котором было что-то написано.

На главной площади Москвы ровными коробками стояли гарнизоны и полки Советской армии. Форма и медали на ней блестят, отсвечивая утренний свет. Все стоят в предвкушении.

Генерал заговорил:

— Указом президиума Верховного Совета СССР от 20 июня 1942 года, — начал он, Иван пошатнулся, — за “образцовое выполнение боевых заданий командования на фронте борьбы с немецко-фашистскими захватчиками и проявленные при этом мужество и героизм”, — Иван занервничал, он стал бегло осматривать глазами площадь, — ефрейтор Иван Богатырь был удостоен высокого звания Героя Советского Союза с вручением ордена Ленина и медали “Золотая звезда”.

Ефрейтор Богатырь гордо приподнял голову, вытянувшись стрункой. Он слушал список Героев, также совершивших подвиг во время войны.

На душе было лёгкое чувство радости, он знал, что его будут с криками встречать, когда он придёт домой, а в будущем помнить, как отважного, храброго и мужественного героя…

«И, что эта память будет бесконечна…»

***

“…мы выиграли. Иван Богатырь выдержал это долгое и ужасное сражение, в одиночку 5 часов отстреливая немецко-фашистские отряды и роты. А в 1945 году все пошли на парад Победы, 9-ого мая.”

Иван поставил точку. Он был одет в зелёную гимнастёрку. На груди звенели медали и маленькая золотая звезда, подвешенная на красной аккуратно завёрнутой ленте. И с радостной мыслью закрыл толстую тетрадь. На ней было написано:

ПАМЯТИ МОИХ ДРУЗЕЙ И ТОВАРИЩЕЙ

Открылась дверь. Из проёма выглянула голова в белоснежной фуражке, заговорили:

— Иван Иванович, — обратился мужчина лет тридцати пяти, — идём? – спросил он.

— Пошли, — с улыбкой на лице сказал Иван.

Он вышел.

[1] *нем. – За фюрера