***
Сквозняк. Зевок. Кровати скрип. Часы почти пробили полночь. Бардак. Глоток. С надрывом хрип. На языке таится горечь.
Включенный в окнах свет.
Огонь конфорки медленно начнёт свой танец.
Лица худого бледно-розоватый цвет
Сменился синевой отборных пьяниц.
Лай бездомных собак за советским окном
Раскатом грома кажется в глухом похмелье.
Глаза, как у тех дураков,
Четвёртый день страдают от безделья.
***
Хлопок двери.
Повёрнутый направо ключ.
Стук каблуков на лестничной площадке.
Поникший взгляд.
Промокшее насквозь пальто.
Следы воды и грязи на брусчатке.
Тут сумерки. Свет фар в лицо.
В туман укутавшийся город;
Озноб. От ветра слёзы. Щёки багрецом.
И отраженье осени холодной в светофорах.
Убитый домофон.
И снова лестница.
Одна. Другая.
Со скрипом поддаётся дверь.
Не терпится.
На крыше. Как родная.
Состояние — сущая гадость.
Сигаретный дым горло дерёт.
Впрочем, что поменялось?
Затушу. Мысли прочь. Вперëд.
В жилах кровь отравой сменилась.
Терпким ядом в слюне отдаёт.
Ни одно из мечтаний не сбылось.
И не сбудется больше.
Полёт.
Над асфальтом, бетоном,
Над плафонами старых столбов?
Над садами прекрасными справа,
Или слева — у тех кабаков?
Тут уж как повезёт.
***
Повезло, как и раньше — в кавычках.
«Без пятнадцати восемь», — часы.
Не дождался я раньше в привычках,
Так хоть так дотянусь до косы.
