Она все больше начинала раздражать, угнетать его. Единственным облегченьем было появление еды, короткий всплеск света, скрежет задвижного окошечка. Это стало едва не божественное провидение.

 Муки, казалось, длились вечно, сон, еда, бодрствование, сон, еда, бодрствование. Это все было на подобие слайдов, что медленно и не спеша менялись друг за другом. Во тьме перед ним часто появлялись немые фантомы родных и близких. Стоило только что-то сказать, как они растворялись во тьме. Мать, что скончалась три года назад от болезни, жена, сгоревшая в доме, когда вытаскивала из пожара сына, и его девочка, Анна, ей было всего тринадцать, когда каратели во время потасовки разбили ей голову. Все они смотрели на него, полными слез глазами, иногда улыбались, нередко гневались.

 “Я лучшего не заслужил”, — Кристоф вспоминал как был простым безропотным рабочим на продуктовой фабрике, производстве, что штамповало питательные батончики с неприглядной серой массы. Своим трудом он добился до чина распорядителя продуктов, какое же было его удивление, когда обнаружил, что высший класс каждый день потребляет столько пищи, сколько простые рабочие не ели за неделю! И что это была за еда, жареная птица, фрукты, алкоголь, рыба, -все высших сортов и качества. Эти те самые лидеры, что пропагандировали политику стоицизма. ЗАТЯНИМ ПОЯСА! Кричали они.  

 Такое развитие событий не нравилось Кристофу, он начал протестовать, но его заставили молчать. Его лишили работы, дома, социального статуса человека! Из-за правительства сгорела его жена с сыном и погибла дочерь. Такое простить, или же смирится он был не в силах.