Роман из двух книг “Гранд-пасьянс в кабинете Андропова” из двух книг полностью опубликован здесь – https://www.litprichal.ru/users/gp436/ либо https://www.next-portal.ru/users/grand-passianse/ ЧТЕНИЕ И СКАЧИВАНИЕ БЕСПЛАТНО.

Пророчества последнего жителя затонувшей 12 тысяч лет назад Атлантиды и слепой провидицы Златы из Югославии свелись к одному: в 1979-ом году человечество ждет Третья мировая война и полное уничтожение. Это не останавливает группу американских «ястребов» во главе с Бжезинским, намеренных сорвать «разрядку» и вернуться к «холодной войне»: они готовят безумную выходку у берегов Крыма, не осознавая, что спровоцируют ядерный кризис.

Советская разведчица Валентина Заладьева (девушка из Древнего мира, погибшая в борьбе против Рима, но получившая «дубль-два» в теле жительницы XX века) решается на отчаянную попытку ценой собственной жизни сорвать гибельную для всего мира американскую провокацию, хотя понимает, что шансы на успех близки к нулю.

Кн.2. Глава 1. Гена

   После развода с Настей и провала попытки Гены завладеть чужой жилплощадью, обстоятельства для него резко изменились к худшему.
   Дело не ограничилось неприятным разговором с деканом факультета. Гене пришлось уйти с комсомольской должности, что перевело его в разряд обычных студентов выпускного курса, лишенных каких-либо привилегий при распределении на работу. Это означало, что его распределение будет проходить на общих основаниях. А поскольку ленинградской прописки у Гены после развода не было, зацепиться в Питере уже не получится, оставляли в городе только прописанных. И в его родной город его тоже не отправят: там нет предприятий, соответствующих его дипломной специальности. Да он и сам туда не рвался.
  Только теперь Гена осознал, насколько пагубную тактику он для себя избрал, когда нежданно вернувшаяся Настя застала его в ее собственной квартире со случайной любовницей. Надо было тут же демонстративно выгнать новую знакомую, подцепленную в баре на Невском, и встать перед Настей на колени в позе кающегося грешника: «Прости, бес попутал, затмение нашло, а больше я ни-ни!» И всеми правдами-неправдами дотянуть этот брак до окончания института, остаться по распределению в Ленинграде, а вот уже потом… Вот тогда Насте и ее родителям никакой деканат-ректорат не помог бы квартиру отстоять. Ведь Гена бы уже не студентом был, а с работы молодого специалиста, отрабатывающего три года по распределению, просто так «за аморальные действия» не турнешь. И было бы у него все: и работа в Ленинграде, и прописка, и свое жилье. А теперь – полная неопределенность.
  Впрочем, в день распределения определенность наступила. Гене достался город Стерлитамак. Когда он нашел это место на карте, то забористо выругался. После Питера это вроде как в ссылку по тропам Тараса Шевченко, того вроде тоже куда-то в те же места засунули.
  «Допустим, Уфа не так далеко, да только что мне с той Уфы? – размышлял Гена. – Нет уж, кроме Питера или Москвы ноги моей нигде не будет. Никуда не поеду!»
  Подумать-то на эмоциях было легко, а вот в реальной жизни… КЗоТ все предусмотрел: никто не имеет права принимать на работу по дипломной специальности выпускника вуза, не отработавшего три года по распределению. Допустим, найдет он работу не по специальности, трудовая книжка-то есть. А жить где? 
  Со временем он, конечно, найдет жену с квартирой, часть которой потом отожмет через принудительный размен после развода. Пока же надо решить три проблемы: место для проживания с временной пропиской, работа и… любовница.
  С первым вопросом все получилось быстро. Как только Гена получил диплом и распрощался с институтом, он просто договорился с комендантом вузовского общежития, своим хорошим приятелем, чтобы его не выставили, что позволяло и сохранять пока временную прописку. Но для этого коменданту придется каждый месяц приплачивать в личном порядке. То есть, деньги нужны срочно.
  Гена отправился на поиск работы. На одной из железнодорожных станций в черте города он наткнулся на объявление, приглашающее на работу монтеров путей. Предлагалась зарплата сто восемьдесят рублей в месяц – в полтора раза выше, чем у начинающих инженеров, да и не только начинающих. Гена без колебаний устроился туда.
  Приступив к работе, он очень быстро понял, что большую зарплату просто так не назначают. Здесь не было принято пять минут работать, а потом пятнадцать перекуривать, как во многих других местах. Задание, которое давали бригаде с утра на рабочий день, надлежало выполнять полностью, не откладывая ничего на завтра, а для этого нужно работать в хорошем темпе и в любую погоду. Сейчас-то еще август, но потом будут бесконечные дожди и пронизывающие ветра, которые особенно неприятны во время зимних морозов.
  А пока его бригаде поставили задачу: за указанное число дней демонтировать давно заброшенную узкоколейку, которая понемногу зарастала бурьяном. 
  Чтобы отделять рельсы от деревянных шпал, нужно сначала вынимать скрепляющие костыли. Во многих случаях это было очень тяжело по причине давности исходного процесса. Но Гена не растерялся. Он быстро научился определять на вид «легкие» костыли, которые вынимались куда с меньшим напрягом, и норовил подбежать быстрее всех именно к таким. Он полагал, что его маневр будет оставаться в бригаде не замеченным, но очень скоро пожилой бригадир сказал ему:
  — Геныч, ты вот что… Или работай как все. Или… вообще не работай.
  Бывший муж Насти предпочел второе. Не понравилось ему здесь.
  Уволившись, Гена возобновил поиск работы. Впрочем, это был даже не поиск, а процесс выбора. Поразмыслив, он решил устроиться на один из заводов стропальщиком. У этой работы был целый ряд преимуществ. Зарплата сто шестьдесят рублей, хоть это и меньше, чем у монтера путей, но гораздо больше, чем у молодого инженера. Выучиться можно быстро и легко, во время обучения завод уже платит зарплату. К станку он не привязан, да и сама работа предельно простая. Конечно, для нее надо быть физически крепким, приходится часто таскать тяжеленные цепи и лазать по кузовам грузовиков, но Гена на здоровье не жаловался, а в студенчестве был дружен со спортом.
  А вот двоим его напарникам до богатырской стати было далеко, потому что оба любили выпивать после работы. Между собой они постоянно перебранивались и даже наградили друг друга прозвищами. Один постоянно называл другого «Разбездяем» — за частые перекуры и прохладное отношение к работе. Тот в долгу не оставался и именовал оппонента «Долболобом», видимо ставя под сомнение его аналитические способности. Остальной цех с интересом прислушивался к их перепалкам и, разумеется, тоже взял эти прозвища на вооружение. Зато оба напарника были на редкость рукастыми и во время простоев в работе вытачивали что-то для своих нужд в слесарной мастерской в углу цеха.
  Работал Гена то в связке с крановщиком, то на тельфере. Этот механизм, именуемый еще краном-балкой, в крановщике не нуждался: управлял им сам стропальщик с помощью подвесного пульта.
  Приступив к работе на новом месте, Гена вскоре с унынием понял, что даже зарплаты в сто шестьдесят рублей, ему хватает далеко не на все.
  Например, походы в бар с целью найти подругу для непродолжительного амура – дело затратное. У постоянных посетительниц бара шкала ценностей была нехитрой и не предусматривала сексуальной благотворительности. Мужчина должен был не только угостить их коктейлем и коньяком, но и запланировать поход в ресторан, да не абы какой, а «хороший», то есть, не дешевый. Что-нибудь из модной одежды (то есть – импортной) в подарок прикупить по своим каналам снабжения. А для этого он обязан быть платежеспособным, и на этот предмет глаз у «барных» девушек был наметанным. Это не Настя, с которой можно было просто  бродить по набережным, чередуя прогулки с посещением музеев, где входной билет стоил копейки.
  Значит, к своей зарплате надо добавить еще какой-то дополнительный доход, но не тратя на его получение свободное время после работы. Надо делать это здесь, на заводе.
  Решение вскоре нашлось.
  В последнее время на завод зачастили сотрудники районного штаба гражданской обороны. Они инспектировали состояние убежищ и проверяли наличие стендов с инструкциями для работников на случай ЧС. Это странным образом совпало с тревожными интонациями политинформаторов по международному положению. Строились какие-то американские базы в иранских городах Тебризе и Мешхеде возле южной границы советской страны, США и Китай все больше сближались против СССР. 
  Представители районного штаба ГО потребовали от цехового начальства подготовить в качестве возможного убежища огромный подвал. Сам Гена об этом узнал случайно, и тут же его озарила блестящая идея. Он заделался активистом по гражданской обороне, чрезвычайно порадовав этим оное начальство, и сразу получил в свое распоряжение ключ от подвала.
  Приведя один из закутков подземелья в более-менее человеческое состояние, Гена умудрился даже его обставить: притащил старый стол и несколько стульев. В один из последующих дней он утром подошел к заводу гораздо раньше начала рабочего дня. Со стороны пустыря Гена перекинул через забор крепкую пластмассовую канистру, наполненную водкой, а затем спокойно прошел через проходную.
  Там всегда осматривали работников не только на выходе (по понятной причине), но и на входе – на предмет наличия с собой не положенных жидких субстанций. 
  Оказавшись на территории предприятия, Гена без труда нашел свою канистру: он еще раньше определил, что с внутренней стороны стены тоже был небольшой пустырь. Свой груз он затащил в подвал, в котором теперь властвовал безраздельно – благодаря наличию ключа. 
  Был как раз понедельник, «день тяжелый». Перед обеденным перерывом Гена подошел к токарю Лопатину, у которого выражение лица было особо страдальческим.
  — Что, Лопата, трубы горят? – поинтересовался он.
  — И не спрашивай, — буркнул Лопатин.
  — А залить хочешь? 
  — Издеваешься? Чего пургу гонишь?
  — Как знаешь, было бы предложено, — вздохнул Гена и повернулся, чтобы отойти.
  Но токарь его тут же догнал:
  — У тебя, что ли, есть где и что?
  — Открылась тут при цехе небольшая харчевня, только секретная и не бесплатная, — туманно сказал Гена. – Можно со своей едой.
  — А без своей? Я в столовку хожу.
  — Можно тоже сообразить – за дополнительную плату.
  — По рукам! – радостно сказал Лопатин.
  Как только начался обеденный перерыв, Гена привел токаря в подвал, усадил его за стол, поставил перед ним стакан и наполнил его водкой из канистры, заодно достав батон и банку с сайрой.
  — Прейскурант таков. Один стакан стоит полтора рубля. Закуска – в два раза меньше.
  — Чего так дорого?! – возмутился Лопатин.
  — Наценка за сервис и мой риск, — объяснил хозяин заведения.
  — Прохиндей ты, Гена, — вздохнул первый клиент, но торговаться не стал и выложил плату вперед.
    Ушел токарь с довольным видом, хоть и сетуя на дороговизну услуг. А на следующий день во время обеденного перерыва посетителей было уже четверо. Вместе с Лопатиным пришли Разбездяй, Долболоб и кучерявый парень из другого цеха. Гена выставил четыре стакана и разлил по ним водку.
  — Ну, мужики, вздрогнем! – в качестве тоста прогудел Долболоб.
  Коммерция пошла в гору. Но Гена понимал, что по мере увеличения популярности подпольной рюмочной появится и опасность, что слух дойдет до начальства. Поэтому он подстраховался: для хранения водки и посуды оборудовал в подвале превосходный тайник, обнаружить который было невозможно. Закрывая подвал на замок, он каждый раз замазывал замочную скважину тонким слоем солидола, а перед открытием смотрел, не нарушена ли целостность смазки, что говорило бы о том, что кто-то заходил в подвал в его отсутствие. На случай облавы во время распития у него тоже имелось решение проблемы: у подвала был еще один выход. Конечно, рано или поздно, начальство все узнает, но доказательной базы против Гены не будет. Мало ли, кто что рассказал! Уволить по плохой статье не смогут, да и нет такой статьи. За нахождение на работе в нетрезвом состоянии – есть, а вот спаивание других авторы КЗоТа не предусмотрели. Для уголовной статьи о нетрудовых доходах доказательств тоже не набрать, тут за руку поймать надо. Так что, если Гена когда-то спалится, его просто попросят уйти по собственному желанию, ну и пожалуйста: таких рабочих мест он найдет вагон.
  Доходы Гены стремительно росли. Он возобновил амурные походы в бары, неизменно заканчивающиеся времяпровождением с очередной меркантильной пассией в его комнате в общежитии. Для того, чтобы это было возможно, Гена приплачивал коменданту (дополнительно) и вахтершам. 
  Так что, работой своей он был доволен. Но однажды наступил крах. В один из дней после особенно прибыльного обеденного перерыва Гену отправили работать в другой цех: там заболел стропальщик. Когда ближе к концу рабочего дня он вернулся, то увидел, что все взбудоражены, некоторые собрались небольшими группами и что-то обсуждали.
  — Что тут творится? – с недоумением спросил он у кого-то из проходивших мимо.
  — Лопатина скорая увезла. Два пальца ему в станке прихватило, отрезаны напрочь. Говорят, под мухой был, лыка не вязал и дышал перегаром на километр. Говорят, не первый раз такое. Как он бухло на завод проносил – хрен кто знает.
  Гена похолодел от страха. 
  Что же теперь будет?
  Сейчас начнется разбирательство. А дальше что? Уголовная статья? Нет, только не это! Замести следы! Срочно!
  Гена примчался в подвал, вылил всю водку в щель, канистру сполоснул и вместе с посудой вынес из цеха и зашвырнул в мусорный бак. Все, от доказательств избавился! Теперь надо немедленно увольняться. Написав заявление, он подсунул его на подпись начальнику цеха, что-то наврав про срочный переезд в другой город для ухода за парализованным родственником, а потом подписанную бумагу отнес в отдел кадров. Правда, теперь придется отработать две недели, но делать этого Гена не собирался. Его физиономия не должна сейчас мелькать ни у кого перед глазами.
  Прибежав после работы в общежитие, Гена сразу попросил вахтершу вызвать скорую. Когда она приехала, хитрец мастерски симулировал приступ «дискинезии желчевыводящих путей». Болезнь эта хороша тем, что никакие анализы и прочие обследования не определят, есть она или нет.
  Уже в больнице Гена вздохнул свободнее. Теперь надо продержаться здесь две недели – до дня увольнения.
  И продержался.
  Сразу после выписки Гена пришел на завод в состоянии крайней нервозности. Сердце его бешено колотилось. Вот сейчас придет он в отдел кадров, предъявит больничный, протянет руку за трудовой книжкой, а кадровичка зловеще прошипит ему:
  — Вы не торопитесь, идите прямо сейчас в заводоуправление, вас там кое о чем спросить хотят.
  Но ничего такого не произошло. Сотрудница ОК с равнодушным видом приняла больничный и сказала, что с выплатой расчета будет задержка из-за этого самого больничного, а трудовую книжку она отдаст ему прямо сейчас. И тут же написала в ней увольнение по собственному желанию.
  Пронесло!
  Гена возликовал. Получается, никто его не выдал.
  «Но все равно надо извлечь урок и впредь быть во всем осторожнее», — сделал он для себя вывод на будущее.

  Работать ему сейчас дико не хотелось. Надо хотя бы сделать перерыв, чтобы какое-то время получать денег хоть и меньше, но без затрат усилий. После полученного стресса надо восстановить боевой дух – так решил Гена.
  Он устроился вахтером в гостиницу рядом со зданием телецентра. При гостинице было еще и молодежное туристическое бюро. Посидев на вахте несколько дней, Гена порядком разленился. Но деньги-то нужны! Тут зарплата совсем хилая, не случайно вахтерами больше пенсионеры подрабатывают, иногда студенты. 
  Когда его смена подходила к концу, Гена собрался переодеваться, чтобы идти домой, но тут в вахтерскую комнату заглянул румын.
  — Джинсы не нужно? – вполголоса спросил он.
  Гена уже слышал, что приезжающие румыны — в большинстве своем фарцовщики. И этот туда же.
  — И сколько? – спросил он чисто из праздного интереса.
  — Сто. Если от двух до четырех пар – то восемьдесят. Если больше – шестьдесят.
  Арифметика нехитрая. Но тут Гену осенила идея.
  Продажа импортных шмоток, которые в СССР являются дефицитом и показателем благосостояния человека – дело необыкновенно прибыльное, хоть и рискованное. Так называемые «жучки» паслись «на галерке» (под сводами Перинной линии «Гостиного двора») и продавали джинсы тоже за сто рублей. А брали наверняка оптом у таких, как этот румын, по шестьдесят. Навар с каждой пары – сорок рублей. Это месячная студенческая стипендия и треть месячной зарплаты начинающего инженера.
  А что, если самому пожучковать?
  Дело, конечно, опасное, как раз под статью о нетрудовых доходах. Но «жучки» как-то с этим не парились и чувствовали себя вполне спокойно и уверенно. Милиция почему-то их не трогала: видимо у «жучков» были с ней какие-то особые отношения. Но конкуренты завсегдатаям Перинной линии не нужны. Новичка не только изобьют, но и в милицию сдадут. Так что, если промышлять в свободное время фарцой, то делать это нужно не там. Но это не страшно – Ленинград город большой. 
  Деньги для вложения в первую оптовую покупку у Гены были – он еще не успел просадить все доходы от подпольной рюмочной. Надо было еще убедиться в надежности потенциального поставщика. Он ведь под видом «фирмухи» может впарить и подделку, сработанную кустарями где-нибудь в сарае, которая расползается по швам на второй день.
  — Принеси пять, я посмотрю и примерю, — коротко сказал Гена.
  Примерить очень важно. Настоящий импорт собственной кожей ощущается совсем иначе, чем «паленка». 
  Румын ушел, а через некоторое время нарисовался вновь с большой клетчатой сумкой в руках. Из нее он выложил пять свертков.
  Развернув один из них, Гена стянул с себя брюки и начал напяливать на себя новенькие, радующие глаз джинсы.
  Комната изнутри не запиралась. Как в нее вошла заместитель директора гостиницы, он в первый момент даже не заметил. Гораздо раньше увидел ее румын. Он мгновенно покидал свертки в свою сумку, сорвал с Гены примеряемую им пару и в одночасье улетучился, оставив своего контрагента наедине с начальницей. 
  — Вот все и выяснилось, Гена, — вздохнула женщина. – Значит, фарцуешь? Так что, милицию вызывать будем?
  — А зачем вам милиция? – нагло спросил Гена. – В смысле, зачем сор из избы выносить? Я напишу заявление по собственному желанию, и тема будет закрыта.
  — Пиши. Прямо сейчас, на увольнение сегодняшним днем. И как получишь трудовую на руки, чтобы через пять минут духу твоего здесь не было. 
  Гена вышел из гостиницы с недовольным видом. Конечно, обошлось, ну выкинули за шкирку, так с кем не бывает! Но проблема денег опять вставала в полный рост.
  Следующим местом, где он бросил якорь, стал продовольственный магазин, куда он устроился грузчиком. Зарплата – сто пятдесят рублей. Зато к ней прилагалась еще и постоянная дама сердца – Люба из винно-водочного отдела.
  Сошлись они быстро. Люба хоть и постарше, но тридцати пяти ей еще нет. Правда, годилась она только в качестве временной любовницы, а вот на статус жены не тянула. На то были две причины.
  Первая: Люба, хоть и жила одна, но обладала не той жилплощадью, которая бы представляла интерес. Всего лишь крохотная «однушка» в «хрущевке». После развода тут и разменивать было нечего.
  О второй причине Гена сделал вывод, послушав напарников-грузчиков, которые с удовольствием перемывали косточки всем коллегам по торговой точке, хотя почему-то считается, что этим в своем кругу занимаются только женщины, а мужики к такому хобби не склонны. 
  — Любка-то, она чуть на голову тронутая. Говорят, прямо в магазине с какой-то бабой подралась, это не при нас было, тут другие мужики работали, их за пьянку поперли. А сдвинулась она после того, как…
  Оказалось, что раньше Люба была замужем, а жили они втроем с матерью и мужем в «трешке». Однажды Люба вернулась домой раньше обычного и застала мужа и свою мать, его тещу, «в пикантной ситуации». В отношении матери Люба распускать руки не стала, просто крепко обидела ее словесно, а вот мужу досталось по физиономии по полной программе. Голый прелюбодей даже не знал, куда спрятаться от разъяренной фурии, и на каждую прилетавшую оплеуху только тупо моргал. Последствия истории ощутили на себе все. С матерью Люба после этого жить вместе не захотела, и они разменяли «трешку» на две «однушки». А спалившийся муж был просто выставлен за порог: прописать его еще не успели.
  «Поделом такому идиоту, — подумал Гена. – Ты, мутила, сначала сумей прописаться, а уже потом приходуй хоть тещу, хоть тестя, хоть собаку тестя». 
  Правда, тут же он вспомнил и собственные ошибки на этом поприще.
  Но опасность попытки отжать часть жилплощади в случае развода была очевидна. Люба явно неадекватна, может глаза выцарапать, а то и ножом пырнуть, а уже потом подумает, правильно ли сделала. Это не тургеневская барышня Настя.
  Но на роль временной любовницы она вполне подходила – благодаря наличию места для амурных свиданий. Это все же комфорт, не то, что с кем-то в общежитии на скорую руку. Конечно, рано или поздно она поставит перед ним вопрос: а что потом? Но на это Гена с очаровательной улыбкой ответит ей: «Супчик с котиком, дорогая». 
  А вот для загса он наметил себе совсем другую кандидатуру. 
  Совершенно случайно Гена познакомился с Эммой Эдуардовной, вдовой коллекционера Фришера, и за небольшой срок сумел расположить ее к себе. На это Гена был мастер. Вдова, в отличие от Любы, была основательно старше него, ей недавно исполнилось «ягодка опять». Внешностью она не блистала.
  Но зато квартира! И… то, что внутри нее!
  Оказавшись в первый раз в гостях у новой знакомой, Гена ощутил себя дикарем-островитянином перед бусами, разложенными предприимчивыми португальцами.
  Чего только не было в этой квартире! Ковры и гобелены, старинные статуэтки и посуда, с которой не побрезговали бы кушать и короли. Что касается картин, то казалось, что сюда переехал один из залов Эрмитажа.
  Все это великолепие тянуло на огромные суммы в любой валюте. Было не совсем понятно, как советское государство, отнюдь не поощряющее появление потенциальных миллионеров, безучастно позволило покойному Фришеру собрать такое богатство в руках отдельно взятого частного лица.
  Впрочем, были и другие претенденты. Эмма Эдуардовна поведала, что был момент, когда в ее отсутствие квартиру почти уже ограбили, и только активная жизненная позиция двоих случайных прохожих, позволила милиции вовремя поймать преступников за руку, и культурные сокровища вернулись на свое прежнее место.
  Гена немало бы удивился, если бы знал, что одной из этих случайных прохожих была его бывшая жена Настя. Хотя, если разобраться, это была и она, и… не совсем она.
  Молодой аферист с трудом удержался, чтобы не пуститься в пляс. В его дверь громко стучалась компенсация за все прежние неудачи. К тому же, Эмма Эдуардовна случайно обмолвилась, что квартира ей дорога как память, поэтому она отсюда никогда не переедет.
  Это откровение вызвало у Гены очередное ликование. Если ему по результату пребывания в качестве любовника удастся склонить вдову Фришера к визиту в загс, то в будущем, после получения прописки и подстроенного им развода, он сможет проявить великодушие, избавив Эмму Эдуардовну от размена квартиры – в обмен на переход к нему части культурных ценностей. Тогда он и с собственной квартирой вопрос как-нибудь решит, и на многое другое еще останется.
  После жаркой постельной баталии Гена и его новая пассия неспешно пили чай с лимоном, он осыпал вдову комплиментами, а она таяла от них, словно Снегурочка.
  Гена уверенно шел к своей цели.
  Работать в магазине он продолжал и Любу тоже бросать не собирался, хотя по понятной причине его безусловной фавориткой была Эмма Эдуардовна. Но Гена был мужичком запасливым, в жизни всяко может сложиться, вдруг и Люба на что-то сгодится со своей «однушкой». Уровнем тестостерона природа его не обделила, поэтому в качестве самца его вполне хватало на двух женщин, визиты к которым он равномерно чередовал, построив подобие графика.
  Но если из Любиной хрущевской «однушки» нечего было бы захватить с собой даже в качестве памятного сувенира, то в хоромах Эммы Эдуардовны Гене каждый раз приходилось выдерживать тяжелейшую схватку с бесом-искусителем. Здесь было много того, что по объему вполне можно было бы незаметно вынести, но – делать этого нельзя! Начнешь мелочиться – сорвешь крупную игру.
  Зато в магазине с этим было куда проще. После каждой смены Гена незаметно выносил в сумке колбасу, сыр, масло. Все это он притаскивал Эмме Эдуардовне под видом «покупки», поддерживая в ее глазах свой имидж хозяйственного и заботливого мужчины, то есть любые подозрения в альфонсизме отметались уже в зародыше.
  В один из вечеров, когда закончилась смена, Гена закинул в сумку пару свертков масла, сыра и колбасы и, присвистывая, спокойно направился мимо кассы в сторону выхода. Выходить после смены все работники магазина могли только через торговый зал, ворота для приемки товара предусмотрительно запирались. 
  Но когда он уже прошел половину пути до выхода, кассирша вдруг его окликнула и попросила раскрыть сумку.
  Гена похолодел. Раньше его никто останавливать не пытался.
  Он сделал вид, что не услышал, и ускорил шаг. Но сотрудницы зала его опередили, подбежав к выходу и перекрыв его живой стеной. 
  Гена был вынужден раскрыть сумку, и оттуда тут же были извлечены злополучные свертки.
  Всеобщий ропот был заглушен пронзительным криком Любы:
  — Мразь! Гаденыш! А потом у нас из-за него из зарплат высчитывают! Да я тебя…
  Она подскочила к Гене, намереваясь обрушить на него град оплеух, но в последний момент вдруг остановилась и даже отдернула руку.
  Как бы ни была Люба «неадекватна», соображаловка у нее присутствовала. Ведь Гена-то интеллигентскими комплексами на предмет рыцарского отношения к женщине не отягощен, а значит, непременно вмажет ей в ответ.
  Откуда-то появившаяся Антонина Викторовна, директор магазина, проговорила:
  — Знаешь, Гена, а ведь я сразу почувствовала, что ты с гнильцой. Все откладывала с этим, а сегодня все же позвонила на твое прежнее место работы, в гостиницу, и там узнала, что ты фарцовщик. Поэтому и велела тебя на выходе проверить, и выяснилось, что ты еще и вор. Сейчас буду звонить в милицию.
  — А вот это зря, Антонина Викторовна, — ухмыльнулся Гена, к которому уже вернулось самообладание. – Мне ведь тоже будет, что милиции показать. Например, потайную кладовку, где у вас дефициты хранятся. Кофе растворимый, консервы со всякими там деликатесиками, колбаса сырокопченая, бананчики эквадорские. Не в торговый зал они отправляются, а расходятся куда-то по другим каналам. Так что давайте, звоните в милицию, звоните.
  Он с удовольствием отметил, как изменилось лицо директора после его реплики, и поспешил развить успех:
  — Давайте-ка лучше полюбовно разойдемся. Я сейчас заявление на увольнение напишу, и больше вы никогда меня не увидите.
  К Антонине Викторовне вновь вернулся дар речи. Она коротко сказала:
  — Иди ко мне в кабинет.
  Когда Гена, сидя в ее кабинете, писал заявление «по собственному желанию», она все же не удержалась от едкого вопроса:
  — Кто же тебя в детстве воровать-то научил?
  — А тот же, кто научил вас дефицит припрятывать, — лучезарно улыбнулся Гена. – Так что, мы с вами одного поля ягоды. Грех нам ссориться, лучше давайте дружить и сотрудничать. Вы будете по-прежнему деликатесы тырить, а я – находить для них новые каналы сбыта. Заодно могу и по постельным делам вас ублажать. Вы, конечно, не первой молодости, да и красотой не блещете, зато и я не привереда какой-нибудь, которому только свежатину на стол подавай. Люба подтвердит, если что. 
  — Пошел вон, — тихо сказала директор, которая уже успела поставить в его трудовой книжке свою подпись, и шлепнула на страницу сверху печать.
  Сунув трудовую в сумку, Гена размашистым шагом вышел из магазина. Плевать он хотел на потерю этой работы, как и любой другой. Таких рабочих мест в городе вагон и маленькая тележка, да и о психопатичной Любе жалеть нечего. Его главный актив, за который надо держаться обеими руками – это Эмма Эдуардовна с ее квартирой, а главное – ее антикварным содержимым.
  Вечером он к ней и завернул. Но совершенно не был готов к неприятному сюрпризу.
  Когда он позвонил, дверь открыла не она, а жилистый мужчина средних лет, лицом очень похожий на французского актера Бельмондо. Был он в халате, а вот в прихожей на вешалке красовалась офицерская шинель.
  Военных Гена терпеть не мог. Это пошло со времен его срочной службы, где его регулярно отправляли «на губу». Причина была проста: он повадился постоянно бегать из части в самоволку на свидания с местными красотками. Закончилась эта эпопея тем, что Гену отловили местные парни и обошлись с ним так, как поступили бы с нарушителем конвенции Паниковским остальные сыны лейтенанта Шмидта.
  — За что вы меня бьете, идиоты?! – вопил Гена, катаясь по земле и пытаясь уворачиваться от ударов. – Девок же много!
  — Девок много, — согласились парни, продолжая методично месить его ногами. – Но тех, которые дают – мало.
  После экзекуции нарушитель конвенции несколько дней провалялся в госпитале, а оттуда отправился прямиком на гауптвахту, где провел довольно продолжительное время. Из-за частых дисциплинарных взысканий репутация Гены в глазах офицеров части находилась ниже плинтуса, поэтому их отношение к нему было лишено сочувствия и понимания.
  Вот и этот незнакомый мужик смотрел на Гену без симпатии.
  — Молодой человек, вам не надо сюда ходить. Вас здесь больше никто не ждет.
  — А пусть она мне сама это скажет, — запальчиво потребовал Гена.
  Эмма Эдуардовна, тоже в халате, тут же вышла в коридор.
  — Прости, Гена, но я больше тебя сюда не зову. Мне надо как-то свою жизнь выстраивать, Женя вдовец, скоро в отставку выйдет, и ему тоже быть одному не в радость. А то, что у нас с тобой было… Просто баловство, но оно не может же продолжаться вечно.
  Удар был жестокий. Все матримониальные планы Гены с последующей после развода реквизицией части накопленных богатств в одночасье рухнули под откос. Может, он излишне промедлил, и надо было сделать Эмме Эдуардовне предложение раньше, чем его опередил этот нежданный соперник в погонах?
  Не зная, на ком сорвать раздражение, Гена толкнул Женю в грудь и зло сказал:
  — Небось, на квартиру и культурные ценности запал, сапог?
  Бельмондо перехватил его руку, ловко закрутил ее сзади за спиной, развернув Гену на сто восемьдесят градусов, и сильным толчком придал ему ускорение.
  Через открытую дверь Гена вылетел на лестницу, с трудом сохранив равновесие и удержавшись на ногах. Дверь за его спиной захлопнулась.
  Чтобы оставить за собой последнее слово, Гена со злости расстегнул ширинку и помочился на закрытую дверь, после чего побрел по лестнице вниз, бормоча ругательства в адрес новообразованной пары.
  — А дальше-то что делать, что дальше? – вслух спросил он себя, оказавшись на улице. – А, вот! Позвоню-ка я Артему.

  С момента окончания института дружба между ними, хоть и не прекратилась полностью, но сводилась к редким и коротким телефонным диалогам: «Ты как?», «Я ничего, а ты?», «Я тоже ничего».
  Сейчас Гена предложил встретиться. Артем возражать не стал и предложил в качестве места встречи пивной бар. На том и договорились.
  После рукопожатия и похлопывания друг друга по плечам, приятели заняли небольшой столик, и Артем заказал пиво и довольно обильную закуску, великодушно заявив, что сегодня он угощает. 
  Институтский друг шел в гору. Сейчас он работал в райкоме ВЛКСМ замом по идеологии, но собирался двигаться выше. Гене же похвастаться было нечем, он коротко перечислил этапы своей трудовой деятельности, не упомянув лишь о причинах ухода с каждой работы.
  — А твоя-то бывшая, Настя, снова замуж вышла, — вдруг вспомнил Артем.
  — Откуда знаешь?
  — Недавно ее с мужем на улице встретил. Я этого парня и раньше видел, когда в совхоз ездили.
  — И кто он? – поинтересовался Гена.
  — На «Ленфильме» помощник режиссера. Но чувствуется, что со временем и сам в режиссеры выбьется.
  — А она не боится, что он у нее квартиру отожмет?
  Артем как-то оторопело взглянул на друга, а потом звонко расхохотался:
  — Кто о чем, а вшивый о бане! Неглубоко плаваешь, старичок, отсюда и мысли такие. Пора тебе вылезать из детских штанишек, переходить на новый уровень и заняться настоящим делом.
  — Только вот случай не представляется, — буркнул Гена.
  — Считай, что представился. Мне в райкоме нужны свои люди, своя команда. На первое время я мог бы тебя пристроить инструктором, организовали бы тебе вступление в партию, а дальше уже твоя судьба в твоей власти.
  — Ты серьезно?! – с радостью вскрикнул Гена.
  — Серьезней не бывает. Более того – пришло время шальных заработков. А деньги – это кровь. Вот ты с института что помнишь про стройотряды?
  — Фигня на постном масле, — усмехнулся Гена. – Студенты знают, что им в любом случае заплатят копейки, поэтому больше перекуривают, чем работают. Но наряды им все равно закроют. Потом, получив после строяка эти копейки, они в первый же вечер сообща их пропивают.
  — Вот-вот, — согласился Артем. – Но есть и другие строяки, о которых не говорят и не пишут. Когда приезжают на суровый Север, работают весь световой день с получасовым перерывом на перекус и без выходных дней, зато привозят домой то, что не только приятно шелестит, но и не в любой бумажник влезет. Это называется – серьезный настрой. А мы, райком ВЛКСМ, можем пособлять в том, чтобы такие желающие и те, кто готов им серьезно платить, могли друг друга находить. И за это мы тоже будем что-то иметь.
  — Это же прямо маклерство какое-то, прямо под статью о нетрудовых доходах, — скривился Гена. – За такое весь райком пересажают.
  — А вот и нет. Мы не маклеры. Мы те, кто тоже в этом договоре прописан в качестве участников трудовой деятельности, с какими-нибудь формальными функциями, но подлежащими оплате. Пусть попробует кто подкопаться. Усек?
  — Да, здорово, — признал Гена. – Это ты сам придумал?
  — Куда мне одному! Сейчас по райкомам серьезное шевеление пошло, потому что идеи – хорошо, но их под матрас не положишь. Что-то материальное тоже должно радовать наши души. Даже такая фраза где-то проскочила: «Надо не жить прошлыми успехами, а уметь перестраивать себя для будущего». Как тебе это слово – «перестройка»? Звучит?
  — Звучит. Артемыч, ты же знаешь: я под всеми твоими затеями всегда подписывался и теперь тоже готов. 
  — Но ты еще вот что учти, — предупредил Артем. – В такой работе водится куча подводных камней. Желающие подставить тебе подножку всегда найдутся. И если не сожрешь ты, то сожрут тебя. И ветер нехороший может дуть как в самом райкоме, так и за его пределами. К примеру, была такая Валька Белихина. В комитете комсомола Универа идеологией заведовала, сама с Восточного факультета. Много крови мне попортила, сука кагэбистская. А задавить не мог.
  — И чем кончилось?
  — Сама слилась. Закончила Универ и сразу в МИД скакнула.
  — Какая же кагэбистская, если в МИД? – удивился Гена.
  — А то ты не знаешь! Что МИД, что Лубянка – это все грибы из одной корзины. Аристократия, глыть! Вот придет время, когда мы в стране власть возьмем, тогда быстро их одернем, чтобы они свои свиные хавальники от кормушки-то отодвинули и другим место возле нее дали, а то и получить по этим хавальникам можно сильно и резко…
  Гена испуганно оглянулся. Он уже понял, что Артем перебрал пива, и совершенно не хотел, чтобы к их разговору прислушивался весь зал. Но все было спокойно, никто не обращал на них внимания, за другими столиками мужики дули себе пиво и вели собственные разговоры, не пытаясь улавливать обрывки чужих.
  — Артемыч, а тут слухи ползут, что война скоро. Американцы-то в Иране базы строят у наших границ, а наши им пригрозили. Как бы ни случилось так, что потом власть эту брать будет уже негде и некому.
  — Я тебе так скажу, — хохотнул Артем. – Ты по этому поводу не парься и нервные клетки свои не сжигай. Мы с тобой все равно ничего изменить не можем. Если и случится война, то не сегодня и не завтра. Погулять в этой жизни как следует мы еще успеем. Хочешь, прямо сейчас к девчонкам закатимся? Знаю я двух… Коньяк и сервелат за мной.
  Гена поднял увесистую кружку:
  — Идет! Давай, братишка, за то, чтобы если война минует, то нас бы с тобой вынесло течением наверх, а лучше на самый-самый-самый верх!
  — Не сомневайся – вынесет, — заверил его Артем и тоже поднял кружку.

Еще почитать:

Охота на лисицу — Глава 5. Кровное посвящение

РАБЫНЯ МАВРА

Сборник пазла судеб — Просто безумие

Альтея: Полое Солнце — Глава 20 — Дипломатия