***

Живая мозаика

Честно сказать, меня очаровывали не только крыши и выброс адреналина. Фасады панельных домов тоже не были исключением: они серые, грязно-жёлтые и холодные, такие же, как и ДК «Нефтехимик», но компактнее и безо всяких торжеств. Эти невзрачные коробочки с глазами-окнами стоят везде, куда ни глянь. Однако не каждая такая постройка выглядела как под копирку.
На тех, «особенных» домах вкраплялись цветные матовые осколки, образующие последовательность, неразрывную цепочку. А эта цепочка, в свою очередь, складывалась в гармоничный рисунок – панно.
Это не простенькие узоры, и даже не многоярусные орнаменты, а портреты. На некоторых из них может стоять один человек, устремляясь куда-то ввысь, вперёд – к Светлому Будущему! Ну и, конечно же, ликующая толпа. Толпа простосердечных и искренних советских рабочих, кибернетиков или спортсменов – их всех объединяет одно – стремление.
Никто из нас не знаком с ними лично, даже мои прадедушки и прабабушки, это же лишь мозаичные лица. Лица, изображавшие теплоту душевную и гордость за нескончаемый и упорный труд во благо советского общества.
А вот девушка в скафандре, которая смотрит на зрителя, как с телеэкрана, поддающегося помехам. Глаза наполняет серьёзность и боевая готовность, как перед выполнением наиважнейшей космической миссии.
Эта грозная девушка возвышалась над куском мутноватого моря с неприметной лодочкой. А на том берегу стоял коренастый человек в выцветшем рыжем комбинезоне, и с выжиданием вглядывался в атомное облако, которое преспокойненько так мог удерживать в одной руке. Разве не здорово? Это значит, что он готов взять всю советскую науку в кулак, как волю, и постичь её едва заметные горизонты.
Рядом с ними стоит Вождь (куда же без него?). Точёный подбородок, прикрытый треугольной бородой, и неизменный прищур. Он вопросительно разводил руками, да ещё и держал микрофон так крепко, будто боялся, что он выскользнет и разобьётся об асфальт.
На кого он так смотрит? Какой вопрос его интересует? Может, он чего-то не знает, и всё ещё ждёт ответа? Я не могу сказать. Возможно, он мог бы спросить: «Жив ли Советский Союз до сих пор?», или: «Читает ли молодёжь его литературу, статьи в «Комсомольской правде», вступает в кружки, носит ли галстуки?», «Что происходит у вас, товарищи?» – мог бы спросить он.
С таким же успехом он мог взять интервью у мэра города, но, скорее всего, мэр просто стоял бы в оцепенении.
Чем дольше я смотрел на Владимира Ильича, тем больше создавалось впечатление, что он вот – вот мне хотя бы подмигнёт, но этого не случилось.
Я мог до бесконечности придумывать диалоги с ним, просто стоя на одном месте, а люди обходили бы меня стороной и осекались: я же мешаюсь.
На тот момент было всё равно. Когда созерцаешь картину – и времени не замечаешь, чего уж говорить о людях.
Эффекта добавляло и то, что я не смотрел на картины в тишине, а слушал музыку, такую лёгкую и непринуждённую, она погружала в ту атмосферу мечтаний о Прекрасном Далёком, которое тогда не казалось жестоким, а совсем наоборот – магическим.
В ней, помимо мяукающего синтезатора, слышались обрывки речей советских актёров и даже политиков, в которых читалась надежда на полное покорение космоса и появление самой дружной и лучшей жизни на всей Земле.
Сейчас это может показаться абсурдным и несбыточным, но не тогда. Сейчас об этом можно только послушать и посмотреть, ну и пусть. Мозаики ведь есть, и по сей день никуда не исчезли. Да и не нужно им исчезать: это как стереть ластиком все яркие краски с только что нарисованного пейзажа, и оставить лишь карандашные линии.
На мгновение мне привиделось, что Вождь чуть передвинул правый зрачок на меня, а каменные усы шевельнулись. Но через секунду он всё так же глядел на магазинчики и жилые дома, будто недоумевая, как такие неведомые постройки с нелепыми названиями могли оказаться в Городе Победы.
Кто знает, как эти мозаики себя показывают в отсутствии публики? Забавно было бы знать о том, что тот человек в комбинезоне потихоньку качается, чтобы не потерять прежний вид мускулистого парня, волны Байкала движутся, а чайки совершают один мах крыльями… Только и всего.
Никто никогда не узнает об этом, как бы он ни старался. А что, если они выбирают тех самых, «Избранных», и невзначай подмигивают им так же, как и мне, либо показывают большой палец или кулак. В таком случае им следует задуматься об отдыхе или о поиске психиатра, наверное.
Вот ещё одна из причин, за что я люблю этот маленький спящий город. Таких, как он, похожих на него, много, но та жизнь, которая заложена в нём – уникальна, и ни один архитектор не вложит ту частичку своего профессионального взгляда, что когда-то вложили в него, ведь им всегда будет чего-то да не хватать…чего? Ну, скорее всего, души.