Глава 8

Скрежет, лязг запора и звон цепи, издаваемые при открытии тяжёлой металлической двери в камеру, не разбудил Ольгу, она проснулась куда раньше, чем дежурившие в изоляторе милиционеры, чей храп она слышала всю ночь через вентиляционное отверстие в стене под потолком.
— Оленька, умывайся, прихорашивайся скоро поедем, — по-отцовски шутливо, почти скороговоркой, произнёс с порога ей дядя Митя, самый старый конвоир в районной милиции. Его она знала с самого детства. Ещё когда мама была молодой, он всегда шёл на службу мимо их дома и видя, как та копается в маленьком огородике у дома, всегда останавливался, здоровался с ней, и они несколько минут беседовали. К людям в форме мама относилась с уважением, потому и во время разговора с дядь Митей вела себя стеснительно и робко, словно это и не он был вовсе, а самый что ни на есть Брежнев, которого кстати она обожала до беспамятства. Портрет Леонида Ильича, купленный на базаре у местного художника, мама повесила рядом с иконами и крестясь всё время приговаривала: «Господи, пошли ему здоровья и долгих лет жизни».
Ольга собрала волосы на затылке скрепив их резинкой, но та в самый последний момент порвалась и непослушные, немытые с самого ареста густые пряди, безжизненно повисли вокруг плеч. Увидев такой конфуз, дядя Митя принёс аптечку, достал из неё бинт, оторвал небольшой кусок и протянул ей.
— На-ка вот, обвяжи. До города-то ехать далече, уж лучше так, чем совсем ничего.
Ольга послушно взяла бинт.
— Спасибо, дядь Мить.
Она уж было собралась, но конвой за ней в указанное время не пришёл. Через всё то же вентиляционное окошко до неё доносились обрывки фраз милиционеров, из которых она поняла, что нарушена всякая телефонная связь и нет возможности предупредить начальника областного следственного изолятора о выезде с арестованной. В конце концов, Ольгу вывели из камеры и повели к милицейской машине. Она тогда подумала, что связь появилась и не придала значения ворчливости дядь Мити, который уже посадив её в клетку, расположенную в будке грузовой машины ГАЗ-66, продолжал обвинять ремонтников телефонных линий в нерасторопности и бездействии.
— Шёл бы ты дядь Мить в кабину, — громко, чтобы перекричать рёв мотора, сказала Ольга. — Там хоть подремлешь, да и не так трясёт. — Я ведь не сбегу, ты же вроде, как приковал меня. – Она демонстративно показала ему пристёгнутые на запястьях рук наручники. – Да и клетка закрыта на замок, а ключи у тебя.
— До следующей станции красавица побуду с тобой, — ответил он. – Там с водителем села судья. Начальник попросил подвезти её до вокзала соседней станции.
Ольга понятливо закивала.
— А…Тогда ясно дядь Мить.
Машина въехала в лес и поймав колёсами две старые колеи, заполненные дождевыми и стекающими с болот водами, крадучись, бросаемая из стороны в сторону, словно неидентифицированный объект типа НЛО, двинулась по лесной дороге разбрызгивая водное препятствие. Ольге и пожилому милиционеру – конвоиру чтобы не упасть и не удариться обо что-то головой, приходилось держаться за железную клетку, которая слава богу была намертво закреплена к днищу кузова. Но иногда мотало так, что дядь Митя не выдерживал и крепко ругался. Подъезжали к плотине. Лес стал более густым, почти дремучим, а болото, что по обеим сторонам размытой дороги, выглядело мрачным. Внезапно позади машины раздался треск падающего дерева. Дядь Митя вскочил со скамейки припав глазами к стеклу на окошке, расположенного сбоку дверцы. Увидев там непонятно кого и что, он с тревожным выражением лица кинулся к переговорному устройству с водителем, закреплённому рядом, и нажав на кнопку, сквозь хрип в голосе громко и надрывно закричал:
— Сеня! Гони, сынок! Гони! Мы в западне! Газуй! Не останавливайся!
В ту же секунду, в том месте, где за деревянной перегородкой в кабине сидел водитель, раздался глухой удар. Испугавшись, Ольга машинально села на пол, заметив образовавшееся на стене отверстие размером с блюдце, по краям которого стекала кровь с желеобразными сгустками серого цвета. Понимание того, что пуля попала водителю в голову, пришло к ней сразу же после душераздирающего женского крика, донёсшегося из кабины. Какое-то время машина продолжала ехать вперёд. Ольге показалось, что время замедлилось, что всё происходящее ничто иное, как страшный сон, прервать который она не в силах.
Пребывая несколько секунд в растерянности, словно не зная, что ему предпринять, дядь Митя в конце концов спохватился, вытащил из кармана ключи, спешно открыл трясущими руками замок железной клетки, где находилась Ольга, и вытянув её оттуда, буквально вытолкнул из кузова машины, сопровождая криком:
— Беги, девка, в болото! Беги и не останавливайся! Убьют они тебя!
Спрыгнув вниз и очутившись по колено в вязкой жиже, она услышала выстрелы. Пули с визгом просвистели над её головой и с противным звоном, подобным звуку рвущихся гитарных струн, вонзились в деревянный борт машины, которая, лишившись управления на полном ходу всё глубже и глубже въезжала в зыбкую трясину. Боясь оглянуться назад, Ольга бросилась в растущий на мелководье зелёной стеною рогоз и ни на секунду не останавливаясь, разбрызгивая ногами воду, побежала в глубь болота, распугивая из насиженных гнёзд на моховых кочках укрывшуюся дичь. Падая и вставая вновь, проваливаясь с головой в бездонные ямы и выбираясь из них, мокрая и грязная, Ольга, исцарапав в кровь обе руки, скованные наручниками, с огромным трудом вскарабкалась на крошечный болотистый островок из пересохшего на солнце торфяного пласта. Приподняв голову, она увидела небольшую толпу из суетившихся у милицейской машины мужчин. Они силой вытаскивали из кабины кричавшую и звавшую на помощь судью. Та отбивалась руками, всячески сопротивлялась, умоляла не убивать её, но один из нападавших выстрелил несколько раз ей в живот. Через минуту милицейский ГАЗ — 66 был полностью объят огнём. Ольга заплакала, кусая себе пальцы рук от отчаяния, страха и безысходности. Вдруг, кто-то из бандитов что-то крикнул остальным, те подбежали к нему, и он стал показывать им рукой в сторону островка, на котором затаилась Ольга. Она почувствовала на себе рассматривающий её в бинокль жестокий и полный злобы взгляд, словно этот человек находился не там, где он сейчас, а всего лишь в двух шагах от неё. Он взял в руки винтовку, прицелился и несколько раз выстрелил. Ольга на сколько было возможно вжалась всем телом в торфяное покрытие, из которого прорвалось несколько отростков багульника. Пули с шипеньем врезались в воду, поднимая в воздух фонтанчики. С каждым разом эти смертельные фонтанчики подкрадывались к ней всё ближе и ближе, и когда следующий выстрел по её предположению мог стать в её жизни последним, она сползла на противоположную сторону островка, погрузившись до подбородка в болотистую воду, но продолжала держаться окровавленными пальцами за всё, что только могло удержать её тело на плаву.
Геббельс опустил винтовку. Стоявшие рядом с ним члены его группы сочувственно переглядывались.
— Ганс, — тихо произнёс он, — возьми с собой Ерёму и Бороду, подлиннее шесты и идите за ней. Далеко она не уйдёт, тут куда не плюнь одни мочажины. Враз утопнет. А мне она нужна живая, хочу снять с неё шкуру. – Геббельс скинул с себя широкий офицерский кожаный ремень с висевшей кобурой, в которой находился немецкий сигнальный пистолет, подарок его деда, и протянул парню. – Вот ещё это возьми, — он положил на протянутую ладонь Ганса два патрона к пистолету. – Как найдёшь её, дай мне знак. Мы сразу же все подойдём. Сам не трогай даже пальцем. Она моя. Ты понял?
Ганс ехидно усмехнулся:
— Хорошо шеф.
— Громыхало, — Геббельс подозвал рыжего толстяка с веснушками на лице. – Пулей на станцию. Пронюхай, нет ли шума по ментам и судье. А заодно узнай, наладили ли они телефонную связь с городом или нет. Оттуда иди в крепость и труби общий сбор. Пусть вытаскивают со склада всё оружие и боеприпасы.
Заинтересовавшись раздающимися гулкими одиночными выстрелами, Леший бросил в ведро не дочищённого лиманного карася, вытер руки о штанину и взяв свой трофейный ещё с войны морской бинокль, направился к восточной стороне острова. Оттуда хорошо просматривался участок лесной дороги, по которой можно было доехать из одной станции в другую, либо на автомобильную трассу союзного значения. Но кроме геологов, да разве что милиционеров, ею редко кто пользовался, а уж в распутицу, когда болота заполняются ливнями и выходят из берегов, здесь кроме зверья уже и не встретишь никого. Редкий случай кто отважится себе беду накликать. Однако, уж года как два, в гиблых местах хозяйничал Геббельс. Да кто же его не знает, все знают. Для простых людей он единственный спаситель, пусть даже и корыстен, но без его гробов и без кладбища, которое он выкупил, живому верующему человеку никуда. Так или иначе, Леший знал о Геббельсе, а тот знал о нём, как о живущем на болоте отшельнике, как об опытном охотнике, способным попасть и белке в глаз. Их дороги никогда не пересекались, и никто из них не шастал по территории, где они не считали себя полновластными хозяевами. Именно это и устраивало обеих. По звуку выстрелов Леший узнал старую немецкую винтовку «Маузер», которую имел Геббельс. «Неужто поохотиться вышел, — подумал Леший. – Али как…». Разглядывая в бинокль кромку леса у дороги, он заметил снующих туда-сюда «молодняков», так Леший называл пацанов, которые состояли в окружении главного похоронщика. Поймав в окуляры бинокля догорающий милицейский ГАЗ-66, Леший взволнованно встрепенулся.
— Господи, да как же так…
Он безошибочно мог бы узнать эту машину даже под водой. Повернув бинокль чуть в сторону, отшельник увидел и самого Геббельса, тот прицельно стрелял по моховым кочкам. Осмотрев по направлению его винтовки болотистую поверхность, Леший заметил передвигающуюся по трясине фигуру человека.
— Никак баба… — произнёс он.
Сопоставляя всё увиденное им, он уже не сомневался, что беглянка, в которую стрелял Геббельс, это та самая девчонка, что порешила двух его бандюганов.