Глава 8
Фолс долго сетовал на чудовищное отставание от плана. Но при этом, когда Бертрам предлагал идти в путь, Фолс отвечал, что ещё рано, надо подождать, пока нога заживёт. Тот аргумент, что нога будет заживать около двух месяцев, на него не действовал. «Два месяца ждать не будем, но два дня подождём». Как ни странно, Фолса смог успокоить Килинг.
— Возьмите лошадей, — посоветовал он, — и догоните свой план. Я знаю, где здесь можно купить лошадей. Заодно и Берту с его раненой ногой не придётся ходить.
Фолс решил, что это замечательная идея, но не забыл упомянуть, что «вы всё равно здесь незваный гость, Килинг».
Фемида поселилась в той же гостинице, что и Фолс и весь его отряд.
Берт жил у лекаря. Фемида часто навещала его. Чаще даже, чем Фолс. А заодно, она исполняла обещание, данное лекарю: позволяла ему лечить свои глаза. Лекарь выдал ей какие-то капли, которые сам же и приготовил прямо при ней. Он велел каждое утро закапывать их в глаза. «Конечно, заставить слепого видеть, это вам не головную боль вылечить, — говорил он, — одних капель будет недостаточно. Нужен толчок. Резкий выброс эмоций. Причём положительных».
Фемида не представляла, как ей поможет резкий выброс положительных эмоций, а главное, где она его возьмёт. Но она послушно закапывала в глаза лекарство каждый день. Хуже всё равно не будет.
Наконец, вышли в путь. Фемида самостоятельно не могла управлять лошадью, поэтому её посадили вместе с Бертом. Берт вёл лошадь мягко, аккуратно, но быстро. Раненая нога ему совсем не мешала. А Фемида обнимала его сзади (просто, чтобы не упасть с лошади) и говорила что-то.
— Фолс сказал, что я хороший воин. Вот только он ошибся. Я решала судьбу преступников в Эмелоне. И думала, что если понадобится, я легко смогу отправить их на виселицу. Но это не так. Когда мы сражались со Свободным отрядом, в моих руках оказалась жизнь одного из лучников. Жизнь человека. И мне было решать оставить его в живых или убить. Хороший воин решил бы убить. А я решила оставить в живых. Я не смогла убить. И никогда не смогу.
— Это говорит не о том, что ты плохой воин. А о том, что ты хороший человек.
— А ты когда-нибудь убивал?
— Нет. Фолс всегда готовил меня, чтобы я стал воином. И я стал им. Отлично владею мечом, понимаю кое-что в стратегии, умею хранить тайны даже от самых близких. Но это сражение с лучниками Свободного отряда было моим первым крупным сражением. Я не задумывался о том, что я сделаю, когда в моих руках окажется чья-то жизнь. А она бы оказалась неизбежно, если бы не стрела. Стрела, воткнувшаяся в мою ногу, освободила меня от того выбора, который сделала ты. И это очень хорошо. Ведь я мог бы сделать неправильный выбор.
Лошадь оступилась, и Фемида крепче обхватила Бертрама за пояс. А может, дело было совсем не в лошади.
***
Клинок больше не звенел. Дорога была чиста и спокойна. Ночью остановились, раскинули навес. Фолс и его солдаты устроились под ним, а Фемида и Килинг остались снаружи.
— Фолс принял тебя в отряд, потому что не мог не принять, — ни с того ни с сего начала Фемида. – Ведь ты знаешь планы отряда. Все действия Фолса поняты. А вот твои становятся всё загадочнее. Никто и не подумал у тебя спросить: зачем тебе вдруг понадобилось вступать в отряд?
— Боюсь, Фем, что на этот вопрос я тебе не отвечу.
— Секреты, секреты. У тебя их всегда было много. Но ты теряешь сноровку, Килинг. Раньше я даже не догадывалась, о том, что ты что-то скрываешь.
— Раньше ты задавала меньше вопросов.
— Раньше я была другой.
— Я уверен, в душе ты всё та же. И, кстати, памятуя о том, что ты любишь поэзию, я решил прочитать тебе кое-что из нового. Это стихотворение написал поэт Вирэн. Разрешишь прочесть?
Фемида кивнула. И Килинг начал:
«Есть слово «кровь» – его боятся.
Оно о страхе, о войне.
О том, что кто-то любит драться,
О темноте, о тишине.
Когда закаты цвета крови,
Боятся люди ночью спать.
Ах, сколько власти в этом слове!
И сколько воли побеждать.
Я не ребёнок: слово «кровь»
Меня давно уж не пугает.
Страшнее слово есть – «любовь».
О чём оно? Никто не знает.
Оно, по слухам, о страданьях,
О смерти, зависти, судьбе.
О злобе, мести, о скитаньях,
О неспособности к борьбе.
О рыцарях и злобных троллях,
И, что страшнее, о тебе.
«Люблю», — и в этом столько боли.
Люблю тебя, представь себе».
Фемида молчала. Она всегда любила стихи. Они погружали её в какой-то другой мир без забот и горести. А теперь нужно было возвращаться обратно. В мир, в котором идёт война. В котором она, Фемида, слепа и беспомощна. Причём о том, что она беспомощна никто не знает! Возвращаться в мир, где напротив неё у костра сидит Килинг. Предатель, которого она когда-то любила. А может, любит до сих пор.
— Отличные стихи, — тихо сказала она. – Зачем ты прочитал их мне?
— Чтобы порадовать тебя.
Фемида уже приготовилась сказать, что это ложь. Но лжи не было. Килинг говорил правду.
— Я не понимаю тебя! – почти закричала Фемида, — То ты признаёшься мне в любви, то я получаю от тебя удар в спину. А потом ты спасешь меня, но лишь для того, чтобы продать меня. Теперь же ты читаешь мне романтические стихи, чтобы порадовать меня. Я не понимаю! Не понимаю…
— Я тоже не понимаю. Ты особенная, Фем. Не потому что ты слышишь ложь, а потому что ты влияешь на меня очень странно. Я сам не понимаю себя, когда нахожусь рядом с тобой.