— Да, конечно — просиял Женя и сел напротив учителя, за парту в соседнем ряду и вооружившись любимым карандашом, начал заполнять лист всплесками графитных линий, лившихся прямиком из его сознания, обретая на листе что-то иное, нежели просто форму состоящуюю из линий. Это была их жизнь. Они жили впервые не просто в голове создателя, но и на листе, где их мог видеть не только автор, но и остальной мир. Это была прекрасная жизнь — жизнь линий.
Марк же преодолевал страницу за страницей, все глубже погружаясь в пучину слов и их массивов, не желая делать вдоха, глотая их один за другим. Преодолевая время и пространство, не пошевелив ни единой мышцей. Он и не заметил как на него напала дремота и он погрузился в сон. Дело было в колыбельной, что исполнял для него лист и карандаш Жени. Какое же приятное сочетание звуков они второем выбрасывали в воздух, заставляя разум погружаться в царство сна.
На третьем скетче Женя повернул голову вправо и уставился на спящего учителя. О, это была прекрасная картина, будь у него не просто карандаш под рукой, но он решил все же запечатлеть этот момент в эскизе. Запереть этот облик учителя там и никогда не забывать, что тот сделал для него, каким отчаянно-смелым и одновременно беззащитным он ему виделся.
Линия за линией повторяли сцену, что развернулась перед ним совершенно неожиданно. Ох уж этот вечерний закат. Он мазал прямо по лицу учителя такими теплыми и сочными оттенками, отражаясь и преломляясь обо все, чего касался. Женя так сильно жалел, что у него под рукой не оказалось даже цветных карандашей, но закончив скетчить он посмотрел на работу и воображенние захлестнуло его сознание полностью.