Где-то рождался рассвет. По небу, словно по бесконечной ленте, тянулись облака – из густой тьмы они медленно превращались в синие, а затем в пепельно-серые. Чернота расступалась, уступая эту чашу весов дню. Но день и ночь всегда вместе, и если на одну чашу восходит день, на другой непременно начинает властвовать ночь.
Память – это тоже лента, лента из цветных фотографий, кадров из фильма, что именуется жизнью, которые застряли в глубинах разума. Чем мы становимся старше, тем длиннее становится эта лента, тем больше счастливых моментов остаются только кадрами на пленке, только воспоминаниями.
Воспоминания… Они заставляют нас осознавать, что прошлое невозвратимо. Они заставляют нас улыбаться самой грустной улыбкой в мире.
Алексей закрыл глаза.
Где-то на зеленой лужайке под ярким летним солнцем бегала детвора. Зимой всех посещает особая тоска и грусть, ощущение безысходности и неотвратимости судьбы, а в детском доме эти чувства более ощутимы. Но летом стирается любая тоска, все оживает и живет, все устремляется к небу, приближаясь к свету солнца. Лето – это вечный полет детства, вечное счастье.
В скудном дворе детского дома, где скрипели как престарелые деревья, качели, тоже было лето. И все этим наслаждались: играли, бегали, шумели, смеялись, сидели на цветастых подстилках, прятались за буйными зарослями ягодных кустов…
Это было много лет назад… Лет пятнадцать назад…
Маленький мальчик, крепко сжимая мяч, бежал по лужайке. Ему так натерпелось поиграть с ним. Напротив сидели несколько светловолосых девочек, которые бережно расчесывали волосы единственной кукле. Он не обратил на них внимания.
Мальчик так заигрался, что не услышал ни резких шагов, ни наглого смеха. Это были другие, более взрослые дети, лет по тринадцать. Они никогда не гуляли вместе, редко виделись, но в честь теплых летних дней всех детей выпускали гулять вместе.
— Твое время вышло. Мяч отдай! Пора нам играть, – грубо сказал один из них, высокий, худощавый, в веснушках.
Мальчик был растерян, он чувствовал себя самым одиноким ребенком в мире, но мяч отдавать не хотел.
— Там другие мячи есть. Их возьмите. Я с этим играю.
Мальчишки засмеялись: злобно и враждебно.
— Иди в куклы играй, – издевательски улыбнулся второй.
— Не отдам!
— Он еще дерзит старшим, – один обернулся к другому.
— Научим его вежливости?
Они вновь рассмеялись и сомкнули круг вокруг ребенка.
Мальчик упал в траву, мяч выскользнул из рук и покатился по траве. Один из мальчишек замахнулся ногой. Мальчик сжался в комок и закрыл голову руками. Он уже знал боль, но пока не умел противостоять этому.
В детском доме считалось, что каждый должен быть одиночным волчонком: уметь драться, иначе будут бить тебя. Однажды тебе надоест быть слабым, надоест боль и позор, и ты начнешь отвечать, учиться быть сильнее. Будь злее, чем другие, тогда ты будешь жить. Самое верное учение – учение о том, как выжить.
Но боли за взмахом его ноги не последовало, чему Алексей удивился.
Кто-то подошел и что-то говорил. Мальчик подумал, что воспитатель увидел безобразие, но это был ребенок чуть старше Алексея.
— Отстаньте от него! – его голос был строгим. Он сурово смотрел на взрослых обидчиков мальчика.
— Тоже получишь сейчас, иди куда шел…
Мальчик испугался, что его защитника, возникшего из ниоткуда, тоже будут бить, и закрыл глаза. Доносились странные звуки: удары, кто-то ругался, угрожал, потом быстрые шаги, почти бег.
— Ты как?
Алексей открыл глаза, его защитник стоял напротив и улыбался по-доброму, с неподдельной искренностью и сочувствием, с заботой.
— Вставай. Или бегать нужно уметь, или драться. – Он протянул ему руку и помог встать.
— Ты как здесь появился?
— Гулял, шел через площадку. Заметил этих… – Он махнул рукой. – Я – Матвей.
Алексей отряхнул с одежды остатки травы.
— Ты их раскидал просто! Здорово! – восхищенно сказал Алексей. – Я – Леша. Не видел тебя раньше.
— Я тут недавно. И так бывает, – пожал он плечами, заметив удивленный взгляд.
— А сколько тебе?
— Десять.
— Мне почти девять, но я так не умею драться, – заметил мальчик.
— Я раньше в секции занимался. Когда жил… – Он остановился и грустно вздохнул. – Не тут.
Матвей пошел вдоль тропинки. Алексей молча шел с ним. Он был очень удивлен его поведением и впервые почувствовал какую-то близкую связь, почти родственную. Хотя откуда ему знать – какая она родственная связь?
— Я же не сказал тебе «спасибо», – опомнился Алексей, шагая рядом. Он действительно был безумно благодарен ему и хотел отплатить добром на добро. Алексей впервые увидел, как это быть добрым, быть хорошим и отзывчивым. Как это быть человеком.
— Так все должны поступать.
— Нет, здесь не так. А научи меня драться? – вдруг попросил мальчик. – Я здесь давно и никаких секций тут никогда не было.
— Драться – это не всегда хорошо. Защищаться – научу, – пообещал Матвей.
— Будем дружить? – с опаской предложил мальчик. Он боялся, что такой слабый и робкий друг Матвею не нужен.
— Конечно, будем!
— Только не забудь научить! Вдруг тебя рядом не будет, – тихо сказал Алексей. В эту минуту ему показалось, что Матвей теперь самый главный и самый близкий человек для него и если его не будет, он пропадет, даже умея защищаться.
— Почему? – Матвей остановился. – Я буду всегда.
Алексей открыл глаза и вынырнул из воспоминаний. Теперь у него есть только они. Мгновения жизни, когда он чувствовал себя нужным, когда он прогнал одиночество… Мгновения, когда он был счастливым.
Наполненные дождевой водой, что вот-вот грозит вырваться и обрушиться на землю, тучи низко пролетали над городом так стремительно и неутомимо. Рассвет все еще сражался за право властвовать на темном небосводе и раскрасить его в светлые голубые полутона.
С крыши самого обычного и непримечательного серого дома, такого же серого ка любое утро поздней осени, хорошо просматривался весь город. Одинокий. Застывший в облаках тумана. Ни один шорох не смел нарушить эту тишину, побеспокоить этот недолгий сон.
Резкие, быстрые, громкие, разрушившие сонную идиллию. Шаги, а за ними и появление человека.
— Я знал, что ты будешь здесь.
Арсений достал из кармана кожаной куртки сигарету.
— Предложить?
Алексей отмахнулся.
— Мешает дышать при беге.
Он все еще стоял лицом к спящему городу и слушал тишину, не поворачиваясь, не отвлекаясь. Это странное слияние с природой не в лучшей ее поре помогало пережить внутренние неурядицы, заглушить странный голос. То ли совести, то ли жалости к себе, то ли отчаяния.
— Я нашел это… Это твое. Теперь.
Он протянул маленький брелок с серебристым медвежонком, сжимающим крошечный ключ.
Алексей повернулся. Человек, стоявший напротив, не был таким как он. На его лице не отражались все оттенки боли, пусть и скрываемые. Он был в нормальном состоянии, торопился куда-то, показывая это всем своим видом, слегка раздосадованный свалившимися хлопотами.
— Брелок был рядом с телом. Я нашел его, никто не заметил эту мелочь. И я решил забрать. Память все-таки…
— Ты уже говорил с ними?
— Нет, меня не допрашивали.
— Наверно, нужно рассказать… Все, что известно, – голос Алексея был неуверенным и слегка дрожал.
— Лучше молчать. А в прочем, я со всем разберусь. А ты разберись с собой. – Он по-дружески хлопнул по плечу.
— Нельзя быть настолько трусливым, чтобы отрицать то, что есть. Его убили из-за нас.
Злость и ярость начинали медленно овладевать, подниматься как бурлящая лава из самых недр земли. Алексею пришлось сжать кулак.
— Это стечение обстоятельств, – Арсений махнул головой. Его слова были настолько неуверенные, словно он и сам не верил в них.
— Ты веришь в версию о хулиганах? Да мы сами …. – Он запнулся. Да, истину всегда неприятно принимать.
— Не лучше их, – договорил Арсений. – Я знаю. Но так произошло. Кто-то оказался сильнее.
— Глупость.
В эту правду, о которой трубили на каждом углу о ново выявленной группе хулиганов, которая вечером совершила дерзкое нападение, Алексей не верил. Не верил и Арсений, но эта версия была очень удобна.
— Я никому рассказывать не буду, конечно, – горько усмехнувшись, Алексей повернулся. – Но мы должны сами найти и даже наказать… Это долг…
Арсений предпринял попытку положить руку на плечо, но Алексей быстро увернулся.
— Я понимаю твою боль. И мне нелегко.
Алексей заглянул в его карие бегающие глаза, не доверяя этим словам ни на грамм.
— Нужно трезво оценить ситуацию. К тому же, ты помнишь, сколько мы запланировали? И Матвей был бы не рад, что мы бросили наше общее дело.
Знакомое имя резануло слух, воспоминания как колесница на жуткой скорости промчались в голове.
— Я пропаду на пару дней. Подумаю, погуляю.
— Не наделай глупостей. Неприятности навлечь – дело нехитрое. Но разве этим мы его вернем?
— Но правду узнать можем….
Арсений отступил несколько шагов назад. Он был уверен, Алексей не воспротивится его словам, без его согласия не сделает опрометчивый шаг. Возможно, ему нужно больше времени и после какого-нибудь завтра все снова будет в норме. Арсений повернулся.
— Деньги есть? – покровительственно спросил он. Он всегда был таким, словно исполнял какие-то родительские обязанности. Покровительствовал. И это ему нравилось. Так он чувствовал себя частью их семьи. Жизненно необходимым кому-то. Важно человеку быть нужным.
Алексей молча кивнул.
— Слишком холодно. Пора заканчивать утренние вылазки на природу…
Алексей посмотрел на него. Беспокойство? Забота? Нет, скорее насмешка. Разве нельзя понять, что он в поиске того единственного с помощью чего можно спастись… Уединения, может, забытья. А этот холод, этот мягкий туман, сонливость города, прощальный осенний вздох – это то, что лучше всего помогает. Разве могут два человека одну беду чувствовать так по-разному.
— Не стоит…
Арсений тихо, не прощаясь, растворился. В его голове мелькали сотни мыслей, идей, планов. Его дни были расписаны поминутно, и каждый из них должен был приносить пользу для него. Времени страдать не было. Времени вообще было мало, а дел, как водится, – много.
Читай книгу полностью тут — — — https://litsovet.ru/books/982118-zver
В облаках тумана остался стоять его друг. Тревога все еще переполняла Алексея, острый комок застыл в горле. В серо-голубых глазах отразились несколько лучей солнца. И все-таки победил рассвет.
