Шорканье вещами, колка дров, неразборчивые разговоры возле катуна уже полчаса назад разбудили Марию. Со всем нежеланием она наконец-то открыла припухшие глаза, горло уже не пронзало дикой болью, но сглатывать слюну было неприятно. Вдалеке Баро плел корзинку, на улице слышались разговоры на непонятном языке, несколько мужских голосов и один женский. Заметив, что героиня вчерашних событий проснулась, маленький барон шикнул, давая понять, что лучше не привлекать внимание тех, кто был снаружи. Тихо встав, она подошла к нему и с шепотом спросила:
— Кто там говорит?
— Мои дяди и дедушка приехали к папе, нельзя, чтобы они тебя заметили здесь, — мальчик не отрываясь плел узлы.
— Почему им нельзя меня видеть?
— Ненавидят чужаков! Если узнают, что мы вам помогаем, то высекут плетьми мать. Наше дело оГладно — встретить и отвести до Родлика. Помощь тебе будет расцениваться, как осквернение традиций предков.
— Но почему Розалина не говорила, наоборот настаивала остаться?
— Матушка не из этого селения, поэтому и заботится, не понимает она до конца злостного отношения семьи отца. Наш народ гостеприимен, но только к людям той же народности. Раньше и к местным хорошо относились, но это было до того, пока они чужаков не начали пускать к себе.
— Поэтому вы живете отдельно от них? Не миритесь к их отношению к другим людям?
— Нет… — Баро захмурился. — Я родился…
Разговор прервался шорохом открывшейся шторы, из которой выглянул Сарко.
— Поди сюда, сын мой.
Мальчишка вручил вам недоплетенную корзинку и устремился к выходу. Желание узнать, как выглядят незваные родственники, взяло вверх. Девушка переоделась в свою одежду и подошла к дырочке, которая испускала лучик света вверху над стоящей рядом лавкой. Она взглянула во двор. Два крепких низкорослых мужчины, одетые в длинные серые шубы стояли возле черных лошадей, гладя их по гриве. Поодаль от их на скамье сидел старый человек в черном одеянии, его руки были украшены золотыми перстнями, сидя в величественной позе он подозвал цыганенка к себе. Все это время они говорили на неизвестном языке. Отец Баро колол дрова и лишь изредка смотрел на своих братьев. Роза сидела на против и улыбаясь, смотрела на своего сына. Пожилой человек вручил мальчику один из перстней, похлопал по плечу. Цыгане оседлали коней и те с диким ржание помчались прочь. Маша, немного подождав, вышла из катуна. Тут же на нее обрушились упреки Сарко:
— Если бы они узнали о тебе, то кинули бы мою жену в здешнюю канаву перед этим хорошо избив плетями возле центрального столба, а сына забрали к себе в табор на воспитание. Я бы никогда не увидел их, был бы в изгнании всю свою жизнь на той проклятой опушке леса, — он злостно откинул топор в сторону.
— Вы думаете мне легко осознавать, что со мной произошло. У меня тоже есть своя жизнь…
— Если попала сюда, значит не дорожила ею! — Сарко перебил ее.
— Не кричите на меня, откуда мне было знать ваши законы и предрассудки. Я по незнанию оказалась здесь и всего лишь хочу выбраться. Я даже не знаю, где я! Мне никто ничего не объяснил в этой деревне.
— Сарко, любимый. Все обошлось, как не есть хорошо.
— Розалина, хватит жалеть этих отбросов реальной жизни. Они сами виноваты, что допустили того, чтобы отдать место в своем мире.
— Виноваты точно также, как и я когда-то?
Мужчина остолбенел, нахмурился. После минуты молчания попятился за пустым ведром и ушел прочь. Все это время маленький барон стоял возле матери, опустив голову.
— Папа расстроился опять, всегда он такой после наших родственников, — мальчик сел возле матери.
— Ничего, сейчас успокоится и придет, — женщина грустно улыбнулась, поглаживая ребенка по голове.
— Мам, не надо, я не маленький, не присуще будущему мужчине, чтобы его мама гладила, — цыганенок отстранился в сторону.
— Для меня ты всегда будешь ребенком.
Маша стояла, наблюдая за разговор. В таких ситуациях ей становилось некомфортно. Все, что касалось семейных дел приводило ее к разным размышлениям, чаще перед глазами проскакивали ситуации не из лучших. Даже, казавшееся на первый взгляд, счастливая семья могла оказаться с большими проблемами и конфликтами между ее членами. Немного подождав, она напомнила о себе:
— Я правда не хотела вам навредить. Пожалуй, пойду в это поселение.
— Родлик, — подсказала цыганка. — Думаю, тебе лучше, если дойдешь сама. Если бы я хотела тебя проводить, то разбудила рано утром.
— Да, я сама. Почему именно на рассвете? — поинтересовалась девушка.
— Мужчины из табора часто бродят днем по открытым окрестностям. Если и вздумается тебе еще раз прийти, то будь добра идти не одна и только ночью. Но не советую выходить за пределы города в ночное время — это опасно.
— Родлик — город? По-моему, обычная деревушка. Не беспокойтесь, я к вам не вернусь, не хочу, чтобы из-за меня случилась беда. Я пойду…
— Карты вчера указали на обратное, — ухмыльнулась она.
— Врут ваши карты, откуда вы знаете Инну Анатольевну? Вы тоже из бывших новоприбывших?
— Карты предсказали, что ты придешь и поинтересуешься вновь, тогда и расскажу все, — цыганка протянула руку с мешочком в руках. — Держи, это целебные травы.
— Спасибо. Прощайте.
Всю дорогу светило яркое солнце, было теплее, но все еще холодно для прогулки в одном свитере. Маша заглядывалась на деревья, встречающиеся возле тропы, прислушивалась к каждому шуршанию, боясь встретить грозных мужчин, относящиеся к чужакам враждебно. Именно сейчас она чувствовала себя незащищенной, кто знает, что могут сделать эти люди. Даже вчерашние события, полные слез не тревожили разум, как сегодняшние новости. В какой-то момент ей начало казаться, что на самом деле это все неправда, лишь шутка жизни и не более. Когда она дойдет до поселения — местные жители помогут, вызовут полицию или кто-то поделиться телефоном для звонка близким. Может из-за нервов все встречные люди казались мрачными и опасными. Конечно, они явно странные личности, но кто из нас не с изъянами? Каждый по-своему сумасшедший.
Дойдя до самого города, девушка совсем замерзла. На ее пути встречались люди, которые отвлекались от своей работы, останавливаясь по среди дороги, чтобы рассмотреть незнакомку. От этих взглядов и параллельного молчания появлялась злость вместе со скованностью. Скрестив руки, она зашагала в быстром темпе к зданию театра, уставив свой взгляд под ноги. Оказавшись около уже знакомых дверей, Маша постучала. В ответ- тишина. Вновь попытки достучаться и ничего. Нарастающая злость породила гнев и раздражение. Недолго думая, она направилась к дороге, подобрав камень. Уже хотев кинуть его прямо в окно, девушка остановилась, выдохнула и направилась на задний двор к железной дверце с еще тлеющим раздражением от данной ситуации. Больше всего ей не нравилось, когда люди не выполняли свои обязанности. Всю жизнь она встречала безответственных ей, каждый из которых приводил ее в возмущение.
После череды стуков раздался возглас тетушки Луизы:
— Да кто опять тарабанит, заколочу я скоро эту дверь, чтобы черти никакие не приходили, — кухарка отворила ее. — Божечки, пришла, вся трясешься.
— Просто дайте войти, — безэмоционально попросила она и, не дождавшись ответа вошла внутрь.
Молча добравшись до большого зала, она села на кресло возле камина. Луиза охая и возмущаясь пошагала на второй этаж. Через какое-то время за шкирку повела Петра по лестнице вниз. Тот в ночной рубашке и жакетом в руках, совсем не понимая, что происходит, в спешке спустился вниз. Под громкие чихания кухарка начала бранить по-видимому заболевшего швейцара.
— Не кричите, — произнесла Маша. — Вот вам мешочек от Розалины, заварите чайник и принесите сюда. Довольно возмущаться, и без вас голова болит.
Тетушка недовольно взяла травы и ушла. Напротив, в кресло сел продолжающий чихать мужчина:
— Прошу простить меня. Совсем расклеился, — извинился он, поправляя ночной чепчик.
— Почему не попросили подменить себя, если заболели. Я сложила мнение, что передо мной сидит человек не умеющий выполнять свою работу.
— Извините, но я уже 30 лет самостоятельно работаю швейцаром, отлично выполняя обязанности. Произошедшее всего лишь исключение.
— Вы даже не пытались меня остановить, когда я убегала.
— Мария, вы так быстро убежали, я бы не смог догнать. Был удивлен, обычно барышни падают в обморок.
— Надеюсь, Петр, вы поняли, что я девушка других манер. Итак, расскажите, где я, что мне делать, как поступить дальше? Откуда узнали мое имя? Почему местные жители такие странные?
В голосе девушки нельзя было распознать ни одну эмоцию, монотонное, рассудительное, в какой-то мере циничное произношение слов приводило Петра, человека привыкшего встречать потерянных, взволнованных людей, в неловкое положение. Луиза принесла поднос с двумя чашками, заварным чайником и ломтиками хлеба, намазанных маслом.
— Спасибо. Можете идти, — произнесла девушка, не отводя взор от языков пламени.
— Ох, что за дьявол вселился в эту девку, — повариха пошла к себе, продолжая по пути выпускать из уст непотребные возмущения.
— Чего вы ждете, рассказывайте мне обо всех делах Родлика.
— Хорошо, с вашего позволения я начну сначала, не смотря на то, что вы уже почти в курсе дел, которые тут происходят. Меня зовут Петр Петрович, попрошу называть меня просто Петром. Родлик — это небольшой городок, который имеет свои правила и законы, которые невозможно нарушить. Само место и его окраины предположительно находится в другом измерении или мире, никто так и не смог разобраться в этом. Иногда сюда прибывают люди. Все они приходят из разных времен и стран. Никто из них не может вырваться из этого места и им приходиться лишь смириться, выучить местный язык и жить, привыкая к новым условиям. Я работаю здесь швейцаром уже 20 лет. Это здание считается театром, которое совмещает в себе функции местной администрации и предоставляет жилье для новоприбывших или работников. По истечению трех дней человек должен найти себе место жительства, либо обустроиться на работу в театр и жить в нем. Все достаточно просто юная леди.
— Вы хотите сказать, что я нахожусь в другом измерении. Теперь никогда не смогу вернуться в свою скучную, но стабильную жизнь, а еще мне нужно в скором времени найти место, где я смогу жить?
— Да, все верно.
— У вас есть коньяк или виски, да все что угодно покрепче чая?
— Давайте сохранять спокойствие, но если вы решитесь напиться под конец дня — просите яблочный сидр или рябиновую настойку у местных жителей.
— Кто они такие, тоже пришли из реального мира?
— Нет, они родились и проживают тут. Они отстраненно реагируют на новеньких, но потом привыкают, особенно, если оказать им услуги.
— А их не смущает, что они не могут выбраться от сюда?
— Мария, они могут выезжать за пределы в другие города. Ведь, изначально здесь родились, не совершая временных скачков. Но при этом тоже имеют свои проблемы с выездом из селения.
— Это очень странно, почему они могут, а чужие нет. Под видом проблем вы говорите о цыганах, которые остро реагируют на Родликовых поселенцев?
— Что вы, дорогая, они тут не при чем, хотя и вызывают трудности. Вы сами могли убедиться, что вам не уйти, я прав?
— Да, все попытки вернуться через лес увенчались провалом.
— Через лес? — удивленно спросил Петр, допивая отвар.
— Да, почему все обходят его стороной?
— Считается зловещим местом, многие там умирают, а вы живы и невредимы, повезло.
— Горло после болело, как будто его режут лезвием изнутри, но уже все хорошо, местная цыганка помогла или же не она, — Маша нащупала под свитером кулон.
— Цыганка? Я наслышан о ней. К сожалению прибыл сюда раньше, чем на опушке обосновалась милая семья, что нельзя сказать о их родственниках.
— Согласна, с первого взгляда понятно — мрачные личности, — немного задумавшись, она продолжила. — Я должна встретиться с Василием, как понимаю — он самый влиятельный здесь человек.
— Простите, но вы не сможете к нему попасть, по крайней мере, в таком виде.
— Согласна, вы все ходите в одежде века 19. Кстати, не могли бы ответить, какой сейчас год?
— 1852
— О боги мои. Ладно, допустим, что я в прошлом. Сделаю вид, что это небольшое приключение в стиле фентези, да?
— Мария, только не нервничайте. Понимаю, сложно все осознать…
— Не нужно, — грубо высказалась она, перебив чихающего на протяжении всей беседы швейцара. — Возвращайтесь в свою спальню, приведите себя в порядок, я тоже приведу себя в подобающий для вашего времени вид.
— Для начала я отведу вас в покои, ваши вещи уже там.
Поднявшись на второй этаж и пройдя по длинному коридору, украшенный картинами и размещенный софами, они дошли до дверцы в самом его конце. Открыв дверь, Петр отдал ключ от комнаты и удалился.