Глава 35: В самое сердце
Я раскачиваюсь на громадных качелях, стоя на прочном, деревянном сидении. С силой приседаю, разгоняя тяжелую, металлическую конструкцию, набираю нужную, темповую скорость.
Том с удивлением поглядывает на меня, наклоняя голову то на один бок, то на другой, словно обычная собака. Он никогда так раньше не делал и не смотрел. Почему я прежде не замечала: какой он миляга и какая у него потешная мордаха с умильной гримаской. Забавный, приветливый земной песик. Совершенно домашний, простой и ласково-доступный.
Красавица ворона сидит на своём любимом месте, на вершине пушистого, раскидистого кедра. Свежий ветерок легонько перебирает Варины перышки, которые переливаются спектром радуги в заходящем солнце. Я чётко вижу каждое в отдельности.
Наступают сумерки. Моё любимое, но очень быстротечное время суток, когда убаюкивающая, чувственная, флеровая полудрёма всего живого готовится к отбою. Неуловимые мгновения вспорхнули, расправив надо мной немеркнущие, лучезарные крылышки, повисли в барражировании стоп-кадра и перешли в бессменную, фантастическую нетленность.
Неестественно яркие цвета янтарной вечерней зари, буйство красок всех оттенков. Великолепие неописуемое!
Кальмато!
Это она, та самая шелковая, ангельская нежнятина. Музыкальный термин, который аттестовал и воспел бы сказочные чары, изведав их даже чуток.
В проходе открытой двери царственная и несговорчивая Алиса безмятежно вылизывает свою блестящую, ухоженную шерстку. Неимоверная чистюля. Она вышла почти на террасу и ничего больше не опасается. На нас, славная кыса не обращает внимания, недотрога занята важным, ответственным делом.
Ненаглядный Федюся стоит на подоконнике, передними лапками упёрся в стекло. Самый-пресамый добрый, покладистый и благодушный мой наблюдатель. Ему тоже хочется присоединиться к отдыхающей, жизнерадостной компании.
Я смеюсь искренне, непритворно, как тогда, когда ещё умела и могла радоваться.
Я счастлива!
Как же я сейчас счастлива!
Даже воздух несравненно-пленительный. Он орошен цветами дикого шиповника. Облачно невесомый, утонченный и изысканный аромат диффузором заполнил эфир моего чудесного, волшебно-роскошного местопребывания. Мне не хочется останавливаться. Я не буду, пусть состояние просветленной услады и полного растворения длится бесконечно.
Хочу, должна попробовать сделать полный оборот качели. Трюк «солнышко», который давно собиралась выполнить, но на который никак не решалась раньше. Я ускоряюсь, еще немного, еще чуть-чуть, захватывает дыхание. Сейчас важно удержаться на ногах несмотря на то, что немного затекла одна рука и покалывает в плече. Амплитуда вибраций сердца максимальная, она предельно зашкаливает.
Ничего-ничего, всё нормально, моторчик справится с непривычным испытанием. Режим форсажа на грани возможного, впереди самый мощный, прорывной скачок напряжения. Всего пару присестов и я буду блаженствовать в ванильной, бело-розовой пастиле.
Внезапная, режущая, острая боль. Всё-таки перпетуум-мобиле взорвалось, рвануло во все стороны, раскололось на множество мелких острых кусочков. Оно не выдержало нагрузки. Сломались мои уникальные, штучные ходики. Постепенно исчезают все звуки, затихает главный, безотказный движок. Он перегрелся, уже не трепыхается и не тикает. Последний вздох, я разжимаю ладони.
Успела! Всё же головокружительный кульбит свершился, удался на славу. Наивысший пилотаж! И стремительный отрыв от всего суетно повседневного, скудельного, отвеснее, чем суфлешные зефирки в шоколадной глазури.
Взмываю вверх, только не к свету.
Лечу, минуя аэродинамику, в тёмно-лиловое ночное небо, к чёрным, с серебристым ореолом, звёздам.
Всеволновой, экзотермический восторг!!!
Достигнув пика своего апогея, я воспарила и уношусь туда, где не существуют, где полностью отсутствуют и где не действуют ни один из всех общеизвестных законов наших лучших наук …
У меня инфаркт средней тяжести.
Полностью осложнений избежать не удалось. Я ещё хорошо отделалась и как бы абсурдно не звучало-данный недуг самое лучшее, что можно было ожидать в драматической ситуации. Замечательный исход. Оптимальный и возможно единственный вариант остаться в живых.
Посещения ограничены, однако каждые два дня, вечером перед сном, приходит Семен. Он приносит своё живительное зелье в небольшом термосе. Это прозрачный, охлажденный, светло-розовый раствор, подобно слабо разведенной марганцовке. Он совершенно пресный, но лучше бы был любого другого вкуса, пусть даже отвратно горького или непереносимо кислого. Я должна принять всё и сразу, на потом снадобье не оставляет. Выпиваю привозную жидкость в его присутствии и под неусыпным наблюдением. Не спрашиваю, что это такое, он всё равно не скажет.
У Семена непроницаемое, скорбное и угнетенное настроение. Моё не лучше. Все попытки поговорить с ним о пережитом мигом пресекаются и отклоняются, сводясь на «нет». Перестала бередить нежелательную тему.
Небывалая, обалденная эйфория прошла, чувства внутреннего довольства и истинного воодушевления давно улетучились. Я вернулась к индексу своей бывшей, нейтральной психофизической установки.
После стационара еще две недели находилась в кардиологическом реабилитационном центре, затем на амбулаторном лечении. На больничном пробыла прилично, почти два месяца. Чувствую себя неплохо, настолько хорошо, что даже отпуск не стала брать, сразу вышла на службу. Работаю уже полтора месяца по пол дня, до обеда, с наименьшей нагрузкой, но с сохранением прежней, полной зарплаты, всеми её надбавками и доплатами.
Благоприятные условия и щадящий режим на неопределенное время мне изыскала и установила патронесса «СкорпиЛена». Сначала я побрыкалась, попробовала отказаться, ссылаясь на удовлетворительное состояние. Однако, глава экономического ведомства отвергла мои неубедительные доводы, настояла в приказном порядке на своем и сделала так, как сама учредила и постановила.
Посоветовала, чтобы около часа я гуляла в нашем сквере, только потом отправлялась домой. Однообразно-пространно слоняться по природе, проветривая коллектор неторопливого кровотока и насыщаться кислородом-к чему всё это? Обойдусь. Мне и так сносно-терпимо. Бесперебойно, как прежде.