***
После двух часов дурацких разговоров об играх подсознания, я, не забыв свои верные резиновые сапоги и пылесос, отправляюсь наверх. Комната встречает меня отвратительным запахом спрея и мертвых насекомых.
Выставив вперед трубу от пылесоса, я собираю ей паутину и маленькие тела поверженных врагов. Мертвые пауки вызывают, однако, не чувство триумфа, а неосознанное отвращение.
Слегка осмелев, я продвигаюсь в глубину комнаты, и, не выключая жужжащего оружия, начинаю медленно разбирать завал. Снимая очередную паутину я вдруг краем глаза замечаю ЕГО. Он огромен. И скользит прямо по трубе пылесоса, явно насмехаясь над моими попытками к изгнанию его племени. А на толстых лапках я успеваю заметить мелкие волоски. С диким воплем я в один прыжок выпрыгиваю из комнаты, оставив паукам мой храбрый пылесос и очередной разбитый бокал. Продолжая орать, я бегу в машину и, даже не закрыв входную дверь дома, уезжаю в неизвестном мне направлении.
Улица, как всегда, пуста. Дома кажутся заброшенными. За всю свою сумбурную поездку я вижу только одного человека: странную бабулю, бредущую по обочине.
Дорога сама приводит меня в Брикораму. Ну, я покажу этому Шелбину, как продавать бракованный товар.
Удивленный продавец с интересом выслушивает мою исповедь. Затем непринужденно пожимает плечами.
— Я же Вам говорил, что спрей не избавит от всех насекомых. Но мы не продаем сильных средств.
— А кто продает?
Я знаю, что кажусь ему безумной. Еще бы. Разыграть такое представление из-за какого-то паука. Но видел бы он волоски на его лапках. Я непроизвольно морщусь, желая как можно скорей выбросить из мозга столь нелицеприятную картину.
— Никто не продает, — безжалостно отвечает Шелбин. — Во всяком случае, официально.
Я чуть наклоняюсь вперед. Если он попросит за свой подпольный товар миллион долларов, то я, наверное, соглашусь. Выбора у меня все равно нет.
— Ладно, — вдруг шепотом говорит продавец, испуганно косясь на мои грязные руки, — у меня есть очень сильный яд. Двадцать евро за бутыль. Смерть мгновенна и мучительна. Пауки дохнут, как мухи. В смысле… Ну, вы поняли, мадам.
***
Дома я решаю оттянуть момент финальной битвы. Вчера мой благоверный был не доволен простеньким ужином. Поэтому сегодня я решаю приготовить нормальную еду. И пусть в новом доме у нас до сих пор нет газовой плиты. Долго ли, умеючи, приготовить жаркое на хилой электрической плитке? Оказывается, что долго. Я щедро поливаю мясо белым вином, не забывая отпивать из горла. Затем, наполнив новый бокал (исключительно для храбрости), отправляюсь в ненавистную комнату. Самодельный спрей из пластиковой бутылки, заполненной прозрачной, желтоватой жидкостью, приятно греет руку. Я надеваю марлевую маску и резиновые перчатки (Шелбин взял с меня слово, что я это сделаю) и захожу.
Место боя кажется зловещим: в свете заката за пыльным окном стены комнаты окрашиваются в алый цвет.
Увидев новую паутину и ее обладателя, устроившего свой дом прямо под потолком, я отправляю в него нехилую струю. Он, словно каменеет, и медленно спускается на пол на тоненькой серебристой нити. Он уже мертв. Это придает мне сил.
Быстрей бы Лео пришел домой и увидел, чем я занимаюсь. Он несомненно будет восхищен. Как знать, возможно, мне не придется больше делать аборт.
Второй паук погибает мгновенно. Я допиваю вино. Затем третий. Нужно было взять с собой бутылку Шабли.
ААААААААА!
Я вижу его. Короля пауков. Того самого: с волосками на лапках. Он спокойно сидит в углу.
Поборов желание бежать, сломя голову, я нажимаю на пульверизатор. Он, однако, не работает. Паук медленно и уверенно ползет в мою сторону. Вскрикнув, я неумело откручиваю крышку и пытаюсь вылить на него смертельную струю. Но руки трясутся и я, естественно промахиваюсь. Вдалеке я вижу второго паука. А там, в углу, их целых три.
НЕТ!
Вылив яд в пустой бокал, я начинаю неистово разбрызгивать смерть трясущимися пальцами. Словно святой отец, окропляющий невинного младенца. Снова и снова. В перчатке обнаруживается дырка: ладонь вдруг неимоверно жжёт. Мне плевать. Пусть прожжет до кости, главное убить этих мерзких тварей. Король пауков затерялся где-то под сломанным стулом. Трое других уже мертвы. Отступая к дверям, я запинаюсь об прогнившую балку и падаю прямо на попу, чудом удержав в руке бесценный бокал. Их больше не видно. Мелких тварей. Я счастливо (скорее даже истерично) смеюсь.
— Виолетта?
В дверях стоит Лео с очень недовольным выражением лица. Я испуганно поднимаю глаза и замолкаю.
— Что ты делаешь?
— Я…
— Вместо того, чтобы вытащить, наконец, весь хлам, ты сидишь и смеешься? — если бы не физиологические особенности Homo Sapiens, то у моего мужа уже давно бы пошел пар из ушей.
— Просто…
— Я вкалываю, зарабатываю деньги, а ты только и делаешь, что пьешь и веселишься.
— Но…
— Идиотка!
Лео гневно хватает из моих рука бокал и залпом выпивает его содержимое. В благоговейном ужасе я смотрю на супруга, который, прижав руки к груди, вдруг резко оседает на пол. Я запоздало осознаю, что яд от пауков был почти того же цвета, что и мой верный Шабли.
— Вио… — хрип из его рта сменяется кашлем. — Скорую… скорую…
Я, наконец, вскакиваю с пола. Лео, продолжая корчится, тянется к своей барсетке. Я опережаю его, вытаскиваю, наконец, мобильный. Руки трясутся. Муж корчась хрипит мое имя. Пауки, словно почувствовав добычу, ползут к моим ногам. Боже, что я наделала?
***
Спустя час я несмело поднимаюсь по лестнице. Мертвый Лео лежит на полу. Рядом с ним я замечаю пару пока еще живых пауков. И, естественно, того самого «короля». Он все еще ползает по комнате.
И как я могла его боятся?
Я подхожу к нему вплотную и со всей силы наступаю на мягкое тельце резиновым сапогом. На полу остается огромное пятно и вытянутая лапка.
«Вам необходимо раскрыть причину своего подсознательного страха», — сказала мне мадам Альдер. И, Бог – свидетель, она была права.
— Оказывается, что ты, Лео, — самый мерзкий из пауков, — я подмигиваю скорченному телу и иду ужинать, давя по дороге пару подвернувшихся насекомых.
Вот и все. А Вы говорите, ФОБИЯ.