-Разба-алуешь, — тянул Мурзик на очередную курицу из морозилки, вынутую мною, — получит один раз нагоняй, внимательнее будет к обязанностям относиться.

-Да ну тебя, чучело ты лохматое! Я забочусь о них! Мне не сложно.

-Ну, как знаешь, — фыркнул Мурзик и горделиво тронул лапой миску, — может хоть ты меня покормишь?

-Мама вернется и покормит тебя, обжора!

-Я не-ервничаю, — тянул жалобно Мурзик и я лезла покорно в холодильник.

                Или вот как с едой бывало:

-Убери суп, а то закиснет.

-Угу! – это уже Сережа.

                И, конечно, забудет. Ну не могу же я заставить семью голодать? Хожу, убираю тихо, стараясь не открывать громко дверцу холодильника.

***

                Всякое у нас бывало. Плакали мои люди, смеялись. Мурзик говорил мне не вмешиваться. А я так не могу! Мои же люди! Как не вмешаться?

                Пододвинешь бутылочку с успокоительным поближе, ненароком закроешь сильно расшумевшегося кого-нибудь на балконе, пока не успокоится…так и жили. Хорошо жили. Гости приходили и тогда мне приходилось быть еще больше настороже – мало ли!

                Так однажды один усатый человек полез к Маме на кухне. Обнимать ее начал. Она вырывалась, правда, молча, а я на него полку обрушила. Заступилась. Мама расхохоталась, сказала:

-Не любит тебя квартира, Андрей!

                А это не квартира не любит, а мне за обидно стало. За Маму, за Сережу, за Свету.