Лива же осталась спокойной словно морская гладь в штиль и не проронила и слова упрека. Но в душе и она и брат прекрасно знали, что шутить у него получается плохо. Не его это занятие, но он продолжал изо дня в день осыпать окружающих своими угловато-тупыми шуточками.
Марку потребовались титанические усилия, чтобы прекратить приступ смеха и сесть на кровать, чтобы задать сестре еще пару вопросов о том, как она все это время поживала без него.
—Хорошо, я немного успокоился, солнце, теперь точно серьезный вопрос. Как ты тут без меня, расскажи последние новости.
Лива хоть и попыталась состроить недовольное лицо, но по тому, как она оживленно пересказывала новости за год его отсутсвия, было видно, что она очень сильно соскучилась по простой и безмятежной болтовне с ним. Да у низ обоих имелись телефоны, но была и странная традиция не писать друг другу, без надобности не надоедать. Они могли спокойно себе позволить молчание длиною в год, а при непосредственной встрече лобызались так, что все вокруг удивлялись кардинальным переменам в их поведении, потому как они вели себя так только в присутствии друг друга не обращая внимания на то, что происходило снаружи их маленького теплого мирка. Но от окружающих привыкли дистанцироваться и не открывать даже титульного листа своей души.
— И в общем, так получилось, что он поставил мне подножку на физкультуре и не извинился. Плакала я тогда много и долго, Даня тоже плакал, не знаю почему, возможно он испугался. Мама очень сильно злилась на него и его родителей. Они настаивали на том, что Даня не видел меня и вообще это чистая случайность. Никто ничего не видел, а даже если бы и видели, детям вроде нас не поверил бы ни один взрослый. Позже, когда мама обратилась в больницу за справкой, ей сказали, что у меня легкое сотрясение. Марк, мне вот только одно непонятно, мы дружили с того момента, как начали ходить, а он ничего не сделал, даже просто не извинился. Голова с коленом может и болели тогда, но то, что он не попросил прощения сильно меня расстроило — облегченно выдохнув, закончила объяснять Марку Лива и на ее лице отразилась такая сильная тоска, какой он до этого не видел ни на одном лице и попытался приободрить сестренку и объяснить, что к чему.