Пятнадцать из Странного города Девочка со связкою шаров - Страница 4 из 17

Сергей Какашин был самым что ни есть омерзительным персонажем. Неотесанный, самодовольный, надменный. Откалывал шуточки и сам над ними ржал, даже не понимая, что в его шутках нет ни капли юмора. Зато когда однажды Олег воспроизвел при Какашине шутку, услышанную от директора завода (шутку со смыслом и юмором), Какашин ее даже не понял. Олег сказал: «Гедонист и геодезист – это, в принципе, одно и то же. Конечно, при условии, что геодезист ловит жесткий кайф от своей работы». Директор ржал как припадочный, заразив своим смехом Олега. Олег тоже смеялся. А вот Какашин в анекдот даже с пинка по жопе не въехал… Конечно, не все нормальные, адекватные люди обязаны понимать шутку про гедониста и геодезиста. Но не Какашин. Такие, как Какашин, суки, «я»-колки с распальцовкой, строящие из себя господ-всезнаек и еще хрен знает кого, подобные шутки понимать должны. Длинный, тощий, с прищуром, наглый и дерзкий как диарея, старикан по фамилии Какашин ничего, кроме отвратности от его действий и из-за его дебильного характера, вызвать не мог. Когда он звонил в АЙТИ – отдел и просил устранить проблемы с компьютером, локальной сетью или, к примеру, с отправкой почты, к Какашину почти всегда приходил Олег Петров. И почти всегда Какашин орал: «Все вы, компьютершики, уроды! Понаустанавливали мне какой-то хрени на компьютер, засрали все кругом! У меня всё глючит, а меня люди ждут! Ублюдки, уничтожу вас всех!.. Щас вот только чуть-чуть освобожусь…».

Хотя этот придурок не умел правильно текст в «Word» набирать, обозначал дефисами переносы в тексте, а само приложение «Word» называл «ну, этот… как его… ВАШ редактор…». То есть, весь такой «всезнающий и крутой» директор, не знал простейших, элементарных вещей, о которых ведает любой человек, сидящий за компьютером – даже очень далекий от информационных технологий и компьютерных программ в целом. В общем, Какашину не надо было ни водки, ни мяса, ни хлеба, ни женщин – только был бы хоть один посетитель, которого можно было бы обрызгать пеной бешенства и слюной умопомрачения. Едва Олег заходил в кабинет Какашина, как Какашин, похожий на сидящего в кресле сморщенного Дуремара (правда без сачка для ловли бабочек), начинал свои наезды, понты и распальцовку. А если у него (Какашина) было более – менее нормальное настроение, то он начинал либо насмешливо отзываться о политике, погоде, работе, женщинах и т.д. Либо же читал Олегу навязчивые нотации по поводу того, что нужно жениться, находить своё, и точка (Олег не был женат, и Какашин знал об этом)! Однажды Какашин добазарился настолько, что довел Олега. Олег прикрыл дверь в кабинет, подошел к этому Дуремару и спокойно, но настолько сурово, что Какашин едва не опорожнился по-маленькому прямо в брюки, молвил:

— Я не буду тебе грубить, Витальич. Не буду с тобой спорить. Просто попрошу тебя об одной вещи, коли уж ты и подобные тебе настолько просвещены, что можете затрахать своей философией саму матушку – природу до полусмерти. Объясни, как вести себя, что чувствовать и как относиться к нелюбимому человеку, проживая с ним (с нею) жизнь и осознавая, что твоя истинная любовь в любом случае не с тобою. А с тобою та, которую тебе однажды навязали, хотели «как лучше», поступили «по-умному». И подскажи, прошу тебя, как научиться любить насильно?

Какашин так и застыл с распахнутыми глазами и приоткрытым ртом, не в силах вымолвить и слова. Он просто не ожидал от какого-то там сопляка такой дерзости и, главное, подкованности и ловкости.

— Заткнулся?! – продолжал тем временем Олег. – Есть еще что сказать?

Дуремар Какашин сидел и размеренно грыз ногти на руках (это, кстати, было еще одной его отвратительной привычкой).

— Ты кому «тыкаешь», козел? – послал возглас директор по кадрам вслед уходящему из кабинета Олегу Петрову.

— Козел сидит и ногти грызет на копытах. – Спокойно и лояльно отозвался Олег.

Уходит грусть, приходит свет

В стремленье ласковых иллюзий,

Драматургия – не синоним

Обиды, грусти и конфуза.

Но если так, то почему ж

Не дарит свет тебе надежду?

Мысли поэта – ветра след,

Словно герои без одежды.