Триста тридцать три. Непонятно, откуда в голове всплыло это число. Смысл имело только три. Просто тестовый полёт, официально, состоял из трёх оборотов и мягкого причаливания.
После первых «смен времён» он зачем то стал отмечать количество оборотов вокруг земель. При этом, скорее хохмы ради, он отмечал их в стиле узника замка Иф, чёрточками на стене каюты. После первых «созерцательных» полётов, где его полностью занимали картинка в точке «висения», поиск каких-либо признаков цивилизации в эфире и изучение информации о цивилизации Квазиземли он начал задумываться о возвращении. Яхта изначально была подготовлена к приземлению и, следовательно, могла совершать минимальные манёвры в космосе. Просто изначальная идея перепрыгнуть сотню-другую лет и триумфально въехать в будущее несколько усложнилась. Теперь, если исходить из того, что предположение Астронома о «жгуте времени» верно, необходимо решить ряд проблем, от которых зависит его персональное время.
Во-первых, необходимо определиться в какое время он хочет вернуться. В то, где он стартовал? Или в то, которое максимально близко к тому времени, в котором он стартовал. Или он хочет оказаться, образно говоря, при дворце Короля Арктура. (Замечательный роман Марка Твена «Янки из Коннектикута при дворе короля Артура»).
Во-вторых, если первый вариант, как определить, что это именно то самое время. Что может послужить маркером? Учитывая, что в том самом времени он имеет полный доступ к информации Земли с момента поворота после серой области у него на размышление только пол пути к Земле, дальше необходимо начинать корректировку орбиты. А вот сделать это можно только один раз. И дело не в запасах топлива для корректировки орбиты для вхождения в атмосферу. Топлива достаточна. Проблема в возврате в зеркало, если решение будет ошибочным, и он будет вынужден отменить посадку.
И, в-третьих. Наверное, самое важное, пытаться найти свой «временной жгут» или надеяться на случай.
Он был человеком действия, ибо просто сидеть и ждать, что его занесёт туда, куда надо, было просто невыносимо. И с этого момента чёрточки на стене стали обрастать подробностями. Квазиземли стали классифицироваться по уровню развития, схожести с «его временем», уровнем информационного поля и так далее. Учитывая, что клякса времени по форме не менялась он стал фиксировать точки входа, которые, оказывается, порой значительно отличались.
И чем больше он наблюдал и анализировал, тем больше захватывала его эта работа. Чем больше он наблюдал, тем больше он убеждался в том, что астроном был прав. Зеркало – это срез в «канате времени». Если исходить из версии «Канат времени», то тут же напрашивается аналогия – канат времени состоит из жгутов времени, а те, в свою очередь, из волокон времени. Времена-волокна в жгуте очень похожи друг на друга, и чем ближе они расположены друг к другу, по точке входа в зеркало, тем больше они похожи. А вот между жгутами – пропасть невероятная. От миров с развитой цивилизацией до миров, где Земле ещё только предстоит обзавестись мантией, от мира и благополучия, до мира бесконечных и повсеместных войн и хаоса.
Не смотря на широчайшую эрудицию он почувствовал, что знаний катастрофически не хватает. Для создания алгоритма качественного анализа состояния цивилизации оказалось недостаточно уметь вкладывать деньги. Биржа, и всё что с ней связано, это всего на всего ситуативная экономика. Оказывается, он мог отслеживать только процесс, толком не разбираясь в глубинных катаклизмах, происходящих в экономике и влиянии этих процессов на социум. Он оказался в качестве человека, стоящего на перроне, мимо которого проносится поезд. Этот человек может сколько угодно фантазировать о том, что думают и к чему стремятся пассажиры. Он даже знает откуда и куда поезд движется. Он только ответить не может – почему он движется и именно так движется.
Таблица умножения за последнее тысячелетие не менялась и вред ли изменится. Как не странно, но причина и расписание движения экономики оказалось расписано в Капитале (а не в его трактовках и «переосмысления»). Он честно пытался его осилить, честно, в борьбе с самим собой, пытался его критиковать. Увы: дважды два – четыре. Но самое неприятное, это выводы, которые лезут в голову.
Он настолько погрузился в теорию, что только по необходимости отвлекался на исследование очередной Квазиземли. Он любил такой ритм, на износ. Бытие утратило ненужные комфорт и лоск, он знал цель и он стремился к ней не жалея сил.
… проснулся от того, что кто-то вылизывает ему лицо. Это было настолько неожиданно, что он даже не успел испугаться. Он принял вертикальное, по отношению к предметам каюты, положение, и напротив своего лица увидел забавную собачью мордочку. Висящие кончики ушей и белая полоска от носа к макушке придавали малышке невероятно забавный вид. И только большие грустные глаза делали её взгляд взглядом человека, который прячет в душе одному ему известную боль.
— Тяв! – и этого было достаточно.
Они оба поняли то, что раньше они не встретились это какая то трагическая ошибка и, что теперь они никогда-никогда не расстанутся.
Пёсик грациозно дрыгнул лапками, подплыл к лицу и лизнул в нос со всей собачей любовью и преданностью.
Забегая вперёд. Пёс с удовольствием откликался на «Собака». Когда к нему обращались радостно отзывался красивым звонким «тяв». Он никуда не пропадал, что само по себе было странным, не взирая на количество проходов через срез времени. Его холка всегда выдавала его отношение к гостю, если вдруг таковой появлялся в каюте, и в своей оценке он не никогда не ошибался. А ещё – н любил смотреть на звёзды в обзорном окне прижавшись к сиденью гостевого кресла. Всегда был рад поболтать, подурачится и помолчать рядом с очередной умной книгой. И только взгляд, пойманный ненароком, мог выдать мимолётную вселенскую грусть.
И почему то в памяти всплывала дата – третье, одиннадцатое одна тысяча девятьсот пятьдесят седьмого. И почему-то очень не хотелось знать, о чём эта дата.