Летний сад кончался и он выходил к Неве, откуда складывался чудесный вид на Петропавловскую крепость, так и маня своим видом. Свернул в сторону Исаакиевского собора. Пришел на дворцовую площадь.

Рассвет Петербурга озарял реку, расплескавшуюся на разумы людей, как великая мысль Франции, озаряя людей на великую борьбу. Он все это чувствовал в ветре, идущему с финского залива, охлаждая разум, давая волю всему сердцу на чувства, громадней любого патриотизма.

Александрийский столп возвышался над площадью, раскидывая свои тени, а совсем недалеко от него, около жилого дома, сидели бедняки. Бедные, обделенные жизнью бедняки, подвергнутые великой боли и страданию, обреченные на муку и страдание. Глаза их были черные, но безумно яркие, что в них хотелось смотреть без остановки, подчиняясь их страданию, чтобы остаться, сесть с ними, снять с себя все одежды и медали, а после, оставить краску жизни и познать великое горе.

Он остановился в ста метрах от них, оставив с ними часть своей души, ноющей, бодрящей и сочувственной, и тихо промолвил под нос: «о как бедна Россия! Куда не посмотришь, везде у людей несчастье: умер сын, обокрали, выбросили из дома, не приняли любви. Упаси нас всех, господь, дай им путь к спасению»

Оторвав свой взгляд, он пошел дальше, вспомнив о матери. Вышел на невский, выйдя во дворы, следуя к Коломне.

Зашел в дом безумного течения и постучал в дверь. Из квартиры доносились радостные крики, но узнать точных слов не получалось. Дверь все же открыли.