— А-а-а! Мама! — закричал Андрей.
Он закрыл глаза, заткнул уши, но стены предательски содрогались. Наконец, грохот затих и стало отчётливо слышно: — Ольха! Ольха! Я Кедр! Как слышите меня? Приём! Ольха! Я Кедр! Почему молчите? Приём!
Страх сковал его тело. Внутри он кричал, молил о помощи, но горло не желало выдавать звуки. Андрей ощутил духоту и почувствовал запах. Пахло керосином, сосновой смолой и древесной гарью. Он вглядывался во мрак, чтобы увидеть источник голоса. Наконец, пыль рассеялась и он не поверил глазам. В трёх метрах от него сидел красноармеец. Серые ленты ткани, похожие на бинты, покрывали его голову, а копоть и кровь делали лицо суровым. Правой рукой он держал карболитовую трубку рации и кричал. В его глазах читались ужас и безысходность.
Рядом на деревянной скамье лежал боец. Травма лица заставляла его страдать. В районе глазниц на ткани виднелись кровяные пятна. На столике стояли: несколько алюминиевых кружек, радиостанция РБМ-1 и керосиновая лампа. Жёлтый свет с трудом освещал небольшое пространство вокруг. Боец часто вскрикивал, стонал, звал на помощь, но рядом не было человека, который смог бы избавить его от страданий. Андрей закричал и замахал руками, но всё тщетно радист по-прежнему произносил слова, будто заклинание и даже не повернулся.