Я подчас совершенно не умею обращаться с деньгами. Я понял это сегодня на собственном опыте. Нести свои амбиции в этом мире становится все труднее, особенно на фоне такого себялюбия. Историческое время тлеет, разлагается прямо на виду. Я не был в родном Кронштадте два года. О, как же он изменился в худшую сторону. Поверьте, мне есть с чем сравнивать. Я проживал в этом бывшем интеллигентом городе с самого детства. Не скажу, что это как-то сводит меня с ума, но подчас и по этому грустному поводу хочется заесть холодный квас феварином. Как же безопасно, уютно, тепло и в целом любимо я чувствовал себя здесь в детстве. И вдруг такое — сплошная строительная помойка. Да, это обязательно должно было произойти на каком-то сроке правления Путина, но это вне моего эстетического восприятия и понимания. Сегодня, за темными январскими облаками, опять зимняя вьюга, я увидел её окна на десятом этаже: они не изменились. Она — Шкуро Юлия Валерьевна / теперь Севрова Юлия Валерьевна. Здесь и сейчас, в этом холодильнике — холодном времени и пространстве, я переживаю «ощущение момента». Принятие своего («генеалогического») прошлого, принятие своей сущности в настоящем. Я был воодушевлен, так как в родном для себя девятнадцатом квартале города Кронштадта обнаружил свою историческую фирменную надпись — «Глиста кусила ананас». Я не могу оценивать в худшую сторону свою молодость, говорить о себе как о странном человеке, который мог подобную надпись оставить «для потомков и себя будущего». Иной, другой молодости не случилось, да и она ценна сама по себе. Без всяких ненужных и неуместных «но» и «если». Ностальгия — использованная вещь, на которую совершенно не нужно тратить своё время или о которой совершенно не стоит беспокоиться. Да, получилось, что помимо всякого физического труда, сегодня я пострадал и от вьюги. / Мои («врезанные») мечты сегодня? Это — КРАХ ЦЕМЕНТАРНИЦЫ КРАСНОГО АНУСА — признаться, но Я могу быть ещё более забавным и без подобных странных предложений. Но без них сейчас никак! И не подумайте, что когда я думаю, то преимущественно делаю это исключительно в образах, причём довольно-таки странных и малопонятных. Чичерина Градислава Николаевна из Санкт-Петербурга? Я не мог не вспомнить о ней, когда смотрел на окна Шкуро (Севровой) Юлии Валерьевны. Ведь она была моей спутницей (моя первая женщина после расставания с бывшей соседкой по кварталу) на протяжении всего две тысячи девятнадцатого года, рубежного года, предвестника многих судьбоносных событий моей уникальной жизни. Процесс моего технологического мышления часто фокусируется на воспоминаниях о ней, подчас для восполнения необходимого баланса всей композиции тех славных времён. Удивительно, но столько ещё нерассказанных тайн в, казалось бы, моей по большому счёту абсолютно нескрытой жизни. Но почему? Но почему? Но почему? Но почему?…